— Да, действительно, — оживился Владилен. — Прямо ума не приложим, что нам с этим барахлишком делать…
— Это точно, — согласился я. — Твой тесть по части наследства совсем не постарался.
— Не в этом дело! — прижал руку к сердцу Владилен. — Выкидывать как-то совестно, а везти в квартиру просто нелепо.
— Ты не хочешь взять папины книги? — тихо спросила меня Лара. — Их немного, но ему было бы приятно, что книги остались у тебя…
— Спасибо, Лариска. Если хочешь, я поговорю с Надей Воронцовой, может быть, лучше отдать книги в школу? Это Кольянычу было бы еще приятней…
— Да — да, конечно! — обрадовалась Лариса. — Будет на душе спокойнее, что ребята пользуются… И сразу же снова озаботилась:
— Хочу пойти к Дусе спросить: не возьмут ли они Барса? Куда он нам в городе?
— Не надо, Лара, не беспокойся. Я заберу Барса. У меня к тебе просьба.
Лара подалась вся ко мне:
— Что угодно!
— Я бы хотел, чтобы ты мне отдала завещание Колумба.
Она всплеснула руками:
— Конечно, о чем ты говоришь! Нам это все равно девать некуда.
— Спасибо, Лара, я беру его на время. Когда-нибудь я его верну.
— Да зачем? Возьми его совсем! Для чего возвращать? Нам оно не нужно..
— Да, наверное, — сказал я, помолчал и добавил! — Через несколько лет подрастут твои ребята, и я верну им завещание Колумба. Я мечтаю, надеюсь, я верю, что оно им еще очень понадобится…
— Вы и пришли снова, будто вернулись из моих детских снов и мечтаний, — сказала Надя, и смотрела она в сторону, на сбегающую под гору дорогу, будто ждала, что кто-то очень нужный появится в конце бетонной полосы.
— Я мало похож на сказочного принца, — усмехнулся я.
— У всех людей свои сказки, — покачала она головой. — И принцы свои… Я знала, что вы когда- нибудь вернетесь…
— Я вернулся по очень печальному поводу, — напомнил я.
— Нет, Николай Иванович был болен и стар, и все равно — через год или через три — вы приехали бы прощаться с ним, а сейчас он умер в бою с этой нежитью, нелюдьми, приславшими телеграмму с того света. И вы вернулись из моей детской любви к вам, чтобы добить за него эту нечисть. Спасибо.
Я положил ей руку на плечо, повернул к себе:
— Это звучит, как окончание сказки. Мы прощаемся навсегда?
Она посмотрела мне прямо в глаза, твердо сказала.
— Нет. Надеюсь, верю, мечтаю…
Мчалась с рокотом и шелестом по шоссе машина. Барс, еще не поверивший до конца, что едет со мной, дышал сзади еле слышно. Лес, обступивший дорогу, в сумерках был совершенно черный, и белые столбы света от фар будто высверливали в этой густой темноте туннель, по которому со свистом летела наша блестящая жестяная коробочка.
С ревом гнал я рыжую машину по серому асфальтовому пространству, неслышно летел во времени и про себя повторял непрерывно, чтобы не уснуть:
«…Наша жизнь ничего не стоит
Дорого стоят только наши дела для жизни остальных людей.»
