Они долго молчали, Фрилэнд тактично не подгонял Полка.
— Вы видитесь иногда? — спросил Стивен.
— Редко… Очень редко… Физически нет возможности… По телефону разговариваем… Сегодня я звонил ему…
— Зачем? — поинтересовался настороженно Полк.
— Я просил у него разрешения… Я должен был тебе все это рассказать…
Особенно если ты не передумаешь ехать в Россию…
— Почему — вы? А не он? — ровно спросил Полк, и сердце его готово было треснуть на части. От жгучей обиды, от горького непонимания, от разрушенного чувства удивительной близости с отцом. Как это все могло получиться? — Почему отец не сказал мне этого сам?
Фрилэнд потер крепко руками лицо, будто сон отгонял, тряхнул головой, засмеялся:
— Я поймал себя на мысли, что я волнуюсь… А последние годы я волнуюсь в разговоре только с женой, моей святой кошмарной Пэтти, да и, пожалуй, с президентом США…
— Все остальное — рабочее возбуждение? — участливо переспросил Полк.
— Наверное… Но сейчас я взволнован, потому что есть риск, что ты можешь не понять мотивов такого необычного поведения старого Полка и обидеться на него… Это было бы несправедливо…
— Справедливее выставить меня перед вами недоумком? — холодно сказал Полк.
Фрилэнд покачал своей сухой острой головой — как у породистой борзой.
— Старик старался всю жизнь поступать по своим законам… Понимаешь, сынок, он, может быть, единственный человек, который живет с принципами…
Сейчас это большая редкость — все живут по интересу. Все сообразили, что правильнее продать душу черту, чем отдать ее Богу…
— А в чем же принцип моего неведения?
— Он хотел, чтобы ты был свободен… Он хотел, чтобы ты выбрал себе призвание сам, а не двигался династической профессиональной стезей… Он надеялся, что ты станешь ученым, потому что курьез судьбы в том, что лучший аналитик и эксперт тайных операций в мире ненавидел свою шпионскую работу… Он не хотел, чтобы ты стал полицейским, но понимал, что это скорее всего и есть твое призвание… И не хотел тебя ни отвращать, ни соблазнять… Он хотел, чтобы ты выбрал сам…
— Занятно, — вздохнул Полк.
— Это знак его огромного уважения и доверия к тебе… Ты это понимаешь?
— Нет, не понимаю… Может быть, не пойму никогда… Фрилэнд грустно улыбнулся:
— Поймешь!… Обязательно поймешь… Позже… Он говаривал мне, что понимает тебя довольно хорошо… И не сомневался — если бы ты знал, что он может со своей кухни позвонить по прямому телефону любому руководителю спецслужб нашей страны, ты бы никогда не пошел в ФБР… Ты бы не захотел быть блатным выкормышем влиятельного и всеми уважаемого папаши…
— Нет, не захотел бы, — мотнул резко головой Полк. — И все, что я получил на службе, надеюсь, честно отработал…
— Отработал, отработал, — согласился Фрилэнд. — И уверен, что ты еще себя покажешь… Вообще, должен тебе сказать, очень бы мне хотелось лет через двадцать позвонить из дома вот на этот телефон, — он положил ладонь на белый аппарат с золотым орластым гербом, — и чтобы трубку снял ты…
Фрилэнд встал, давая понять — время истекло. Положив руку на плечо Стиву, он проводил его до дверей, говорил деловым голосом, и слова не проникали в сознание Полка:
— …Мы связаны сейчас с Россией очень тесными и порой неприятными узами… Я думаю, что они все придут сюда скоро — и их полицейские, и их бандиты, и бизнесмены… А шпионы никогда и не уходили… От тебя во многом может зависеть наше будущее взаимодействие с ними…
— Я постараюсь, сэр, — кивнул Полк.
— Постарайся, постарайся. — Директор крепко пожал ему руку, наклонился к Полку ближе и одними губами, будто про-слушки опасался, шепнул:
— Съезди к отцу… Поговори… Не дуйся… Ты давно не мальчик… Ты уже сам — Полк…
Охранник, провожавший Стивена к выходу, истомился одиночеством и развлекал его недисциплинарными несекретными разговорами:
— Я сейчас слышал по радио «Блумберг», что семьдесят два процента американцев принимают транквилизаторы…
— Очень может быть, — равнодушно согласился Полк. Его ответ охранника не устроил, он искал больших обобщений:
— Это наша плата за скачку впереди всех… Наверное, все-таки, это стоит… За все платим…
— Ага! Главное, не забывай платить в кабинках туалета, а то забудешь опустить квотер и застрянешь там навсегда…
Министр внутренних дел России Анатолий Куликов направил доклад Президенту Борису Ельцину «О состоянии и мерах по усилению борьбы с экономической преступностью и коррупцией в Российской Федерации». Выдержки из интервью министра:
— …Только в этом году было совершено 450 заказных убийств, в прошлом — 530. И практически во всех случаях почва для преступления — незаконный оборот денег.
— По вашим оценкам, какая доля национального дохода обращается сегодня в теневой сфере?
— От одной трети ДО; сорока процентов. Только за рубежом за последние пять лет наши бизнесмены укрыли от 150 до 300 миллиардов долларов.
— Порядок цифр, которые вы привели, вызывает естественный трепет. Они невольно наводят на мысль, что теневой бизнес в России не только не преследуется государством, но даже поощряется.
— Да у нас в идеологию было возведено, что легализация преступного капитала — явление положительное!
Гражданам сказали: все, что не запрещено законом, — разрешено. Вы разве забыли, что в качестве примера для подражания нам приводили Америку периода первичного накопления капитала? Вроде бы ничего плохого в этом нет, и мы тоже должны к этому прийти, только ускоренными темпами. Вот и пришли ускоренными темпами: воруют все и вся, кто, где и сколько может. И людей, поощряющих этот грабеж, к сожалению, предостаточно. Вот вам еще одна цифра: примерно треть доходов предприниматели тратят на подкуп госчиновников. Вдумайтесь в эту фантастическую цифру, и вам будет понятно, почему так мало желающих запустить механизм декларирования доходов…
45. ВЕНА — МОСКВА. МОНЬКА
От Вены до Москвы всего-то чуток на север, маленько на восток, пару часов лета, а к земле самолет уже пробивается через километровую толщу тяжелой осени.
Машина проваливалась в облака, как тонущий корабль в океан. Серая летучая плесень залепила нарядные очешки иллюминаторов.
Монька сидел тихо в огромном мягком кресле первого класса и творил молитву. Не сильно верил, что однажды самолет все-таки вынырнет из этой мутной пакости в зримый твердый мир. Он не любил летать. Все разговоры о том, что при авиакатастрофах погибает гораздо меньше людей, чем при автомобильных авариях, его никаким образом не устраивали. Он не верил, что такой огромный металлический пиздрон может держаться за воздух. И с молитвой не очень получалось — Монька не мог вспомнить ни одной подходящей молитвы о благополучном приземлении рейса № 112 «Аустриан».
И неудивительно! Праотцы и пророки на этих грохочущих железяках по небесам не летали люди были серьезные, о настоящем думали и Бога в молитвах своих тревожили по делу. Если Бог поможет, решил Монька, обойдется без молитвы, и так как-нибудь сядем, в воздухе не останемся.
Турбины успокаивающе рявкнули, под корпусом самолета что-то хрустнуло, чавкнуло, тяжело
