который записывал его высказывания на магнитофон. Скакке краснел.
Мартин Бек был спокоен. Он сидел, подперев подбородок рукой, и не отрываясь рассматривал человека с пластырем.
Бруберг был человек совершенно иного типа, чем, например, Линдер и Хофф-Енсен. Коренастый, рыжий, с грубыми чертами лица. Прищуренные голубые глазки, брюшко и такая форма головы, владелец которой должен обязательно попасть в камеру смертников, если криминалистические теории блаженной памяти Ломброзо верны. Одним словом, внешность Бруберга была отталкивающей, к тому же одет он был вычурно и безвкусно. Мартин Бек почти пожалел его.
У адвоката было более профессиональное отношение к Брубергу. Он все говорил и говорил, никто не прерывал его, хотя он повторял все то же. Но должен же парень оправдать тот гонорар, который его ожидает, если ему удастся добиться освобождения Бруберга, а также наказания Гюнвальда Ларссона и Цакриссона за злоупотребление служебным положением.
Они, собственно, это заслужили. Бек давно уже был недоволен методами Гюнвальда Ларссона, но во имя святого товарищества не вмешивался.
Когда адвокат наконец закончил перечень страданий Бруберга, Бек, по-прежнему не отрывая взгляда от арестованного, спросил:
— Следовательно, директор Бруберг не может говорить?
Кивок головой.
— Что вы думаете о Матсе Линдере?
Пожатие плечами.
— Считаете ли вы его способным взять на себя основную ответственность за концерн?
Новое пожатие плечами.
Он еще целую минуту смотрел на Бруберга, пытаясь уловить выражение бегающих бесцветных глаз. Бруберг, несомненно, боялся и одновременно производил впечатление готового к бою. Наконец Мартин Бек сказал адвокату:
— Я понимаю, что ваш клиент потрясен событиями последней недели. Пока мы можем поставить на этом точку.
Это удивило всех — Бруберга, адвоката, Скакке и даже конвойного.
Мартин Бек встал и вышел, чтобы узнать, как идут дела у Монссона и Баклунда с Хеленой Ханссон. В коридоре он встретил Осу Турелль.
— Что она говорит?
— Много чего говорит. Но вряд ли что-нибудь может тебя порадовать.
— В какой гостинице ты остановилась?
— В той же, что и ты, в «Савое».
— Тогда, может, пообедаем вместе? Несмотря ни на что, будет приятное завершение скверного дня.
— Не обещаю, — уклончиво ответила Оса Турелль. — Мне нужно еще многое сегодня сделать.
Она избегала его взгляда, что удавалось ей очень легко, ибо она была ростом только ему по плечо.
Хелена Ханссон говорила без умолку, Монссон молчал. Жужжал магнитофон. Баклунд ходил взад и вперед по комнате с возмущенным видом. По-видимому, его вере в чистоту жизненных идеалов был нанесен жесточайший удар.
Мартин Бек стоял у двери, облокотившись о железный шкаф, и наблюдал. От полуреспектабельной внешности и с трудом приобретенного лоска ничего не осталось. Жалкая проститутка, впутавшаяся во что- то, чего она не понимала, и теперь смертельно напуганная. Слезы текли по ее щекам. Она быстро выдавала всех соратниц в явной надежде подешевле отделаться самой. Это производило неприятное впечатление, и Бек вернулся в свой опустевший кабинет. Зазвонил телефон. Мальм, конечно.
— Чем, чер… чем, Боже ж ты мой, вы занимаетесь?
— Расследованием.
— Разве не было ясно сказано, что расследование должно вестись по возможности тактично?
— Было.
— А ты считаешь тактичным устраивать стрельбу и драку в центре Стокгольма?
— Нет.
— Ты видел газеты?
— Да, я видел газеты.
— Как по-твоему, что в них будет завтра?
— Не знаю.
— Полиция берет под арест двух человек, которые, по всей вероятности, совершенно невиновны; не слишком ли это?
Один ноль в его пользу, ничего не поделаешь.
— Да понимаете ли вы там, что козлом отпущения буду я?!
— Очень жаль.
— Могу тебе сказать, что шеф возмущен так же, как и я. Мы несколько часов сидели у него и обсуждали это дело…
«Один осел почесывает другого, — подумал Мартин Бек. — Кажется, есть такое изречение».
— Как ты к нему попал? — невинным тоном спросил Бек.
— Как я попал? Что ты хочешь этим сказать? Что это — неудачная попытка сострить?
Всем было известно, что шеф полиции не любит беседовать с людьми. По слухам, одно высокопоставленное лицо даже грозило пригнать в полицейское управление автопогрузчик и снять двери в святая святых, чтобы иметь возможность поговорить с ним с глазу на глаз. Зато глава полиции страдал слабостью держать речи, обращаясь к народу вообще.
— Ну, — произнес Мальм. — Можно ли вообще надеяться, что вы его скоро возьмете? Что я должен говорить заинтересованным лицам?
— Правду.
— Какую правду?
— Пока никакого прогресса.
— Никакого прогресса? Это после недели расследования? С участием наших самых лучших сил?
Мартин Бек глубоко вздохнул.
— Я не знаю, сколько преступлений я раскрыл, но достаточно много. Могу заверить тебя, что мы делаем все возможное.
— Я в этом уверен, — сказал Малъм уже спокойнее.
— Я хотел подчеркнуть в первую очередь не это, — продолжал Мартин Бек, — а скорее тот факт, что одна неделя часто слишком короткий срок. Вообще-то дело идет не о неделе, как ты знаешь. Я приехал сюда в пятницу, а сегодня среда. Два года тому назад, значит, еще до тебя, мы взяли человека, который совершил убийство шестнадцатью годами ранее.
— Да, да, я все это знаю. Но ведь это не простое убийство. Могут произойти международные осложнения, — сказал Мальм, и в голосе его прозвучало отчаяние. — Они уже есть.
— Какие же?
— На нас оказывают упорное давление некоторые иностранные дипломатические представительства. И я знаю, что агенты органов безопасности уже прибыли из-за границы. Они скоро появятся или в Мальмё, или в Копенгагене. — Он сделал паузу. И продолжал подавленным голосом: — Или здесь у меня.
— Ну, — возразил Бек в утешение, — они, во всяком случае, не могут наделать большей суматохи, чем Сепо.
— Полиция безопасности? У них есть человек в Мальмё. Вы сотрудничаете с ним?
— Не могу утверждать этого.
— Вы встречались?
— Я его видел.
— И это все?
