Мартин Бек сдался. Он выключил магнитофон и встал. Эриксон медленно, с трудом начал подниматься со стула.
Сидеть! — гаркнул на него Мартин Бек. — Будете сидеть до тех пор, пока я не разрешу вам встать.
Он позвонил Ольбергу, и через пять секунд тот появился в дверях.
— Встаньте! — сказал Мартин Бек и вышел из кабинета.
Когда Ольберг вернулся к себе, Мартин Бек сидел за столом. Он посмотрел на Ольберга и пожал плечами.
— Пойду поем, — сказал он. — Потом сделаю еще одну попытку.
XV
На следующий день в половине девятого утра Мартин Бек распорядился привести Эриксона в третий раз. Допрос длился два часа, и результат был таким же ничтожным, как после двух попыток накануне.
Когда Эриксон вышел из кабинета, подгоняемый молоденьким полицейским, Мартин Бек переключил магнитофон на воспроизведение и позвал Ольберга. Запись они прослушали молча, лишь иногда Мартин Бек нарушал молчание краткими междометиями.
Спустя несколько часов они снова сидели в кабинете Ольберга.
— Это не он, — сказал Мартин Бек. — Я в этом почти уверен. Во-первых, он не настолько ловок, чтобы притворяться. Он просто-напросто не понимает, что нам нужно. Думаю, что он нас не обманывает.
— Возможно, ты окажешься прав, — сказал Ольберг.
— И во-вторых, кое-что мне подсказывает так называемый здравый смысл и есть то, в чем я убежден. Мы ведь уже немного знаем о Розанне, так?
Ольберг кивнул.
— Так вот, я не могу себе представить, что она по собственной воле согласилась иметь что-то с Карл-Оке Эриксоном.
— Да, ты прав. Ей это нравилось, но далеко не с каждым. Но кто сказал, что она сделала это по своей воле?
— Я говорю. Так должно было произойти. Просто она там с кем-то познакомилась и ей захотелось с ним переспать, а когда потом она поняла, что сделала ошибку, было уже поздно. Но это был не Карл-Оке Эриксон.
— Так-то оно так, но ведь все могло быть иначе, — задиристо возразил Ольберг.
— Но как? В той маленькой каютке? Думаешь, кто-то туда ворвался и бросился на нее? Она бы сопротивлялась, кричала от страха, кто-нибудь должен был ее услышать.
— Он мог угрожать ей. Ножом или пистолетом.
Мартин Бек посмотрел на Ольберга и кивнул, затем быстро встал и подошел к окну. Ольберг не сводил с него взгляда.
— Что будем делать с ним? — спросил Ольберг. — Долго держать его здесь я не могу.
— Поговорю с ним еще раз. Думаю, он действительно не знает, почему находится здесь. Но теперь он об этом узнает.
Ольберг встал, надел пиджак и вышел.
Мартин Бек несколько минут сидел в задумчивости, потом позвонил, чтобы к нему привели Эриксона, взял папку и перебрался в соседний кабинет.
— О Господи, так что же все это значит? — начал Эриксон. — Я ничего не сделал. Вы не имеете права меня здесь держать, если я ничего не сделал. Черт бы…
— Молчите, покуда я не разрешу вам говорить. Будете отвечать на мои вопросы и больше ничего, — оборвал его Мартин Бек.
Он взял отретушированное фото Розанны Макгроу и показал его Эриксону.
— Вы знаете эту женщину?
— Нет, — заявил Эриксон. — А что это за кошечка?
— Хорошенько посмотрите на фотографию, прежде чем ответить. Вы когда-нибудь видели эту женщину?
— Нет.
— Вы в этом абсолютно уверены? Эриксон облокотился на спинку стула и теребил указательным пальцем верхнюю губу.
— Да. Никогда в жизни ее не видел.
— Розанна Макгроу. Вам говорит что-нибудь это имя?
— Ну и имя. Наверное, какая-то актрисочка, а?
— Вы слышали когда-нибудь имя Розанна Макгроу?
— Нет.
— Ну так я вам кое-что расскажу. Женщину на этой фотографии зовут Розанна Макгроу. Она была американкой и путешествовала на борту парохода «Диана» рейсом третьего июля текущего года из Стокгольма. В этом рейсе у «Дианы» был почти целый день опоздании, сначала из-за тумана к югу от Окселёсунда, а потом из-за поломки в машине. Когда пароход «Диана» почти с десятичасовым опозданием пришел в Гётеборг, Розанны Макгроу на борту не было. В ночь с четвертого на пятое июля она была убита, а через три дня ее тело обнаружили у причала вблизи буренсхультских шлюзов.
Эриксон внезапно выпрямился на стуле, словно его ударили. Он судорожно сжимал спинку стула, левый уголок рта у него дергался.
— Так вот почему? Вы думаете, что я… Он зажал ладони между колен и подался вперед так, что его подбородок оказался почти на столе. Мартин Бек видел, что у него побелел кончик носа.
— Я никого не убивал! Я никогда в жизни ее не видел! Клянусь!
Мартин Бек ничего не говорил. Он не сводил взгляда с лица сидящего перед ним мужчины и видел, как у того в тупых, выпученных глазах растут неуверенность и ужас.
Когда он заговорил, его голос звучал сухо и бесцветно.
— Где вы были и что делали вечером четвертого июля и в ночь с четвертого на пятое июля?
— Я был в своей каюте. Клянусь! Лежал и спал! Я ничего не сделал! Эту девушку я никогда в жизни не видел. Не видел!
Голос его сбился на фальцет, он безвольно откинулся на спинку стула, взметнул правую руку к губам и принялся грызть сустав указательного пальца, не сводя при этом глаз с фотографии перед собой. Он сдвинул брови, в его голосе было напряжение и истерика.
— Вы хотите меня подловить. Думаете, я не способен сообразить? Этой девушкой вы хотите меня запутать. Вы говорили с Роффе, и он вам сказал, что это сделал я, вот свинья. Выдал меня, свинья. Но это сделал он, а я не виноват. Правда. Я ничего не сделал. Роффе вам сказал, что это был я? Он это сказал?
Мартин Бек по-прежнему упрямо смотрел ему в лицо.
— Дьявол, это он сорвал замок и обчистил ту кассу. Он подался вперед и начал говорить торопливо и сбивчиво. Слова лились из него водопадом.
— Он заставил меня пойти с ним. Он это и раньше делал. Он все придумал сам, он и только он. Я не хотел. Я сказал ему об этом. Это подсудное дело, сказал я, не пойду. Но он заставил меня, гнида. А теперь донес, свинья…
— Ну, хорошо, — сказал Мартин Бек. — Роффе донес. Теперь я хочу услышать об этом от тебя.
