— Я сейчас приду, а вы тем временем можете поговорить с Леной.
Мальчики сказали ему, что Лене десять лет. Для своего возраста она была высокая и, несмотря на чуточку кислый вид, красивенькая. На ней были синие джинсы и хлопчатобумажная блузочка. Она застенчиво остановилась.
— Садись, — сказал Мартин Бек, — так нам будет удобнее разговаривать.
Она присела на краешек стула и сдвинула колени.
— Тебя зовут Лена, — сказал он.
— Да.
— А меня Мартин. Ты уже знаешь, что произошло?
— Да, — сказала девочка и уставилась в пол. — Я слышала… мне мама сказала.
— Я понимаю, что ты, наверное, боишься, но должен спросить тебя кое о чем.
— Да.
— Я слышал, что сегодня ты была на улице вместе с Анникой?
— Да, мы играли вместе. Улла, Анника и я.
— Где вы играли?
Она кивнула в направлении окна.
— Сначала там внизу, во дворе. Потом Улле пришлось уйти домой на обед, а мы с Анникой пошли к нам. Потом за нами зашла Улла, и мы снова пошли на улицу.
— Куда вы пошли?
— В парк Тантолунден. Мне пришлось взять с собой Буссе, там есть качели, на которых он любит качаться.
— Ты знаешь, когда приблизительно это было?
— Наверное, в половине второго, в два, мама должна это знать.
— Так значит, вы пошли в парк Тантолунден. Ты не видела, Анника там, возможно, встретила кого-нибудь? Может, она с кем-то разговаривала, с каким-нибудь мужчиной?
— Нет, я не видела, чтобы она с кем-нибудь разговаривала.
— Что вы делали в парке?
Девочка несколько секунд смотрела в окно. Наверное, размышляла.
— Ну, — сказала она, — мы играли. Сначала пошли на качели, ради Буссе. Потом прыгали через скакалку. Потом пошли к киоску с мороженым.
— В парке были еще какие-нибудь дети?
— Нет, когда мы там были. Вернее, в песочнице было два малыша. Буссе начал драться с ними, но потом их увела мама.
— А что вы делали потом, после того как купили мороженое? — спросил Мартин Бек.
Откуда-то из глубины квартиры до него донесся голос фру Оскарсон и яростный рев малыша.
— Мы просто бродили. Потом Анника разозлилась.
— Она разозлилась? Почему?
— Ну, просто разозлилась. Мы с Уллой хотели играть в классики, а она не хотела. Она хотела играть в жмурки, но в жмурки нельзя играть, когда с нами Буссе. Он всегда бегает вокруг, подглядывает и каждому говорит, кто где прячется. В общем, она разозлилась и ушла.
— А куда она пошла? Она сказала, куда идет?
— Нет, она ничего не сказала. Просто ушла, а мы с Уллой как раз чертили классики и не видели, куда она пошла.
— Так значит, вы даже не видели, в какую сторону она пошла?
— Нет, мы об этом не думали. Мы играли в классики и тут увидели, что Буссе исчез и что она тоже исчезла.
— И вы пошли искать Буссе?
Девочка смотрела на свои руки, сложенные на коленях, и прошла минута, прежде чем она ответила.
— Нет. Я подумала, что он где-то с Анникой. Он вечно за ней бегает. У нее нет… то есть, не было, ни брата, ни сестры, и она всегда была очень ласкова с Буссе.
— А что было дальше? Буссе вернулся?
— Да, он вскоре пришел. Наверное, он был где-то близко, но мы его не видели.
Мартин Бек кивнул. Ему хотелось закурить, но он не видел нигде в комнате пепельницу и отбросил эту мысль.
— А куда, по-вашему, ушла Анника? Буссе не сказал, где он был?
Девочка замотала головой, и длинные светлые волосы упали ей на лоб.
— Мы подумали, что она пошла домой. Буссе мы ни о чем не спрашивали, а сам он ничего не говорил. Потом так закапризничал, что мы решили пойти к нам домой.
— Ты знаешь, сколько было времени, когда Анника ушла с детской площадки?
— Не знаю. У меня не было часов. Но когда мы пришли сюда, домой, было три часа. А мы долго не играли. Примерно, полчаса, не больше.
— Вы видели в парке еще каких-нибудь людей?
Лена откинула назад волосы и наморщила лоб.
— Мы на это не обратили внимания. По крайней мере, я. Думаю, там некоторое время была какая-то женщина с собакой. С таксой. Буссе хотел поиграть с ней; мне пришлось подойти и увести его.
Она с серьезным видом посмотрела на Мартина Бека.
— Он не должен играть с собаками, — объяснила она. — Это опасно.
— И больше никого ты в парке не заметила? Подумай, может, кого-нибудь вспомнишь?
Она покачала головой.
— Нет, — ответила она. — Мы играли, и мне приходилось присматривать за Буссе, так что я не видела, есть ли там кто-нибудь еще. Может, кто-нибудь проходил мимо, но я этого не знаю.
В соседней комнате стало тихо, и фру Оскарсон вернулась в гостиную. Мартин Бек встал.
— Не могла бы ты мне сказать, как фамилия Уллы и где она живет? — спросил он девочку. — Мне пора идти, но, возможно, я еще зайду к тебе. Если ты о чем-нибудь вспомнишь — о том, что случилось или что ты видела еще, скажи маме, и она позвонит мне.
Он повернулся к матери девочки.
— Это может быть какая-нибудь, на первый взгляд, совершенно незначительная подробность, — сказал он. — Но я бы хотел, чтобы вы позвонили мне, если что-нибудь вспомните.
Он дал фру Оскарсон свою визитную карточку и получил листок бумаги с фамилией, адресом и телефоном третьей девочки.
Потом он вернулся в парк Тантолунден.
У специалистов из технического отдела было еще полно работы в ложбинке у летнего театра. Солнце стояло низко и отбрасывало на газон длинные тени. Мартин Бек оставался там до тех пор, пока не увезли мертвое тельце. Потом он вернулся на Кунгсхольмен.
— Трусики он снова унес, — сказал Гюнвальд Ларссон.
— Да, — сказал Мартин Бек. — Белые. Тридцать шестого размера.
— Гнусная свинья, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Он ковырялся карандашом в ухе и бормотал:
— А что на это говорят наши четвероногие друзья?
Мартин Бек бросил на него критический взгляд.
— Как поступим с Эриксоном? — спросил Рённ.
— Отпусти его, — сказал Мартин Бек.
Через несколько секунд он добавил:
— Но не спускай с него глаз.
XII
