Федоровичу о своем путешествии в нетопленном товарняке, о мерзавцах-чехах и даже своих мучениях из-за отсутствия табака. Федорович выслушал Степин рассказ с неожиданным сочувствием, с табаком обещал помочь, а с чехами посоветовал быть осторожнее — на Иркутск шел Каппель, и от позиции легиона зависело очень многое…
Тюрьма охранялась очень хорошо. Караульные долго не хотели пропускать Степу, несмотря на мандат и даже приказ Чудова; и лишь поручительство Федоровича открыло перед ним ворота. Степа, еще ни разу в жизни в тюрьме не бывавший, почувствовал определенную робость, но одернул себя. Тем более здесь, наконец, он сможет повидаться с верным большевиком товарищем Чудовым.
Пров Самсонович Чудов занимал маленькую комнатушку на втором этаже административного корпуса. Он сидел за столом и листал пухлое «дело» в серой обложке. При виде вошедших он грозно поднял брови, но затем радостно хмыкнул и, чуть переваливаясь, направился к гостям.
— А! Здорово, здорово, товарищ Косухин! — прогудел он низким басом, сжимая огромной ручищей тонкую ладонь Степы. — Вовремя ты, вовремя! Здорово, товарищ Федорович, проходи, проходи!
Бог не обделил Прова Самсоновича ни голосом, ни силой. Правда, ростом вождь иркутских большевиков явно не вышел — невысокий Степа был выше Чудова не на голову, а чуть ли не на две. Впрочем, в остальном товарищ Чудов выглядел настоящим богатырем — особенно если он не стоял, а сидел за столом, подложив на сиденье с полдюжины папок с делами. Пров Самсонович, очевидно, догадывался об этом, поскольку тут же уселся на место, предложив гостям рассаживаться на скрипящих и шатающихся стульях. Впрочем, Степа не стал садиться, а остался стоять, желая доложить Прову Самсоновичу по всей форме.
Но его опередил Федорович.
— Отряд Косухина мы разместили, — заявил он, доставая из кармана кожаной куртки портсигар и неторопливо закуривая. — Но в следующий раз, товарищ Чудов, прошу предупреждать в подобных случаях. В городе напряженная обстановка, этак недалеко до паники…
— Ниче, ниче! — взмахнул ручищей Пров Самсонович. — Пущай буржуи мясами поерзают! Пущай страху наберутся! От того делу пролетарьята одна польза будет.
Федорович не стал возражать, но поморщился: было очевидно, что он не разделяет этой истинно большевистской точки зрения. Степа же, напротив, был полностью согласен с мнением Прова Самсоновича. Правда, немного смущало, что его славный отряд был принят не за авангард мировой революции, а за деклассированный разбойничий элемент. В следующий раз, наверное, следует заранее запастись транспарантом красного революционного колеру с соответствующей разъяснительной надписью.
— Мы распределим отряд товарища Косухина для несения караульной службы, — сообщил Федорович уже известное Степе и так не понравившееся ему решение. — Плохо, что город не знают… Ну ничего, разбавим нашими…
Степа чуть не задохнулся от возмущения. Его славных орлов не только отправляли куда-то ловить мешочников, но еще и «разбавляли» каким-то классово чуждым элементом! Он ожидал, что товарищ Чудов тоже возмутится, но Пров Самсонович смолчал, чем поверг Степу в явное недоумение. Между тем Федорович перекинулся с хозяином кабинета несколькими словами по поводу какого-то генерала Ярышева, после чего обещал заехать вечером и распрощался.
— Вот, видал! — буркнул Чудов после минутного молчания. — Думает, он тут хозяин! Ниче, ниче, ненадолго!
— А крепкий мужик, — заметил Степа, на которого зашитый в черную кожу председатель Политцентра все же произвел определенное впечатление.
— А это мы посмотрим, какой-такой он крепкий, — пообещал товарищ Чудов, вставая и постукивая кулачищем по своей могучей груди. — И не таким вязы сворачивали! Мы с тобой, товарищ Косухин, первым делом что должны сделать, а?
— Как что, чердынь-калуга! — удивился Степа, любивший порой подобные кудрявые выражения. — Перво-наперво надо власть Советов определять! А этого Федоровича, ясное дело, в чеку!
— Точно, точно! — удовлетворенно заметил Пров Самсонович. — Но для этого, товарищ Косухин, надо сил поднакопить. Пущай твои ребята покуда по улицам походят да присмотрятся… Деньков через пять соберем тысячи полторы-две, и тогда тряханем этих эсеришек! Ну а покуда делами займемся. Дел у нас, товарищ Косухин, скажу тебе, много. Чистить город надо. Буржуев тут, я тебе скажу, хуже некуда — тьма. К тому же купчишки всякие, особенно офицерье! Ох, офицерья тут, доложу тебе — сила… И лютые — страх!
— Да, сволочи они знатные, — кивнул Косухин. — Всех бы их да к стеночке, чердынь-калуга, да штыками, чтоб патроны не тратить!
— Это правильно, — удовлетворенно заметил Пров Самсонович. — Это по-нашему, по-партийному… Постой, — вдруг осекся он. — Постой-ка, товарищ Косухин, ведь у тебя-то самого брат родной офицером был, белая кость!
— Ты это, товарищ Чудов, брось! — Степа вскочил и от возмущения даже взмахнул рукой. — Ты про белую кость-то не очень!
— Чего, врут? — сбавил тон хозяина кабинета. — Ну так и скажи, что врут, а то чего шуметь-то!
— Да не в том дело, — окончательно озлился Косухин. — Мой брат и вправду офицером был. Только какая он белая кость?! Сам выучился… И не каким-то там офицером, а летчиком! На «Фармане» летал!
— А какая к шуту разница? — удивился Чудов. — Офицер — он все равно офицер!
— А такая… — буркнул Степа и замолчал.
Степан Косухин очень любил своего старшего брата Николая. Оба рано осиротели, и Николай, который был старше Степы на десяток лет, сделал все, чтобы младший брат выучился и вышел в люди. Николай был высок, красив, смел, а главное, любил Степу, защищал и рассказывал ему то, что знал сам — о дальних странах, полярных путешествиях, о первых аэропланах, которых в ту пору нелегко было увидеть даже на карточке. Степан гордился братом, втайне мечтая закончить летную школу и тоже выучиться на авиатора.
В октябре 1914 года поручик Николай Косухин не вернулся из разведывательного полета. Случилось это неподалеку от города Рава-Русская в далекой Галиции.
— Ну, товарищ Косухин, — примирительно заметил Чудов, — я ж тебя знаю, как сознательного партийца, а чуждый элемент, он всегда затесаться может…
— Николай — не чуждый элемент, — негромко, но зло ответил Степа. — Он лучше всех вас был! Он в тринадцатом году рекорд высоты поставил! Он на фронт добровольно пошел, хотя мог в авиашколе остаться!
— Ну это ты брось! — рассудил Чудов. — Ишь, добровольно! Куда он добровольно пошел? На империалистическую войну! Защищать царя да помещиков! Вижу, молодой ты еще, Степан, да недостаточно сознательный!
— Мне, между прочим, орден Красного Боевого Знамени сам товарищ Троцкий вручал, — спокойно заметил Степа. — Так что не дави, товарищ Чудов. И вообще, меня сюда Сиббюро прислало, — видать, за несознательность…
Тут уж Прову Самсоновичу пришлось смолчать. Он бросил на Степу угрюмый взгляд — Чудов уважал товарища Троцкого и тем более Сиббюро, хотя и считал, что те, кто находится за линией фронта, ни черта в здешних делах не понимают. Но этот вопрос явно не подлежал обсуждению, тем более в такой напряженный момент.
— Ладно, — заявил он. — Ты, товарищ Косухин, иди покуда, отдыхай. А вечером делами займемся. Будешь моим заместителем…
Отдыхать Степе пришлось здесь же, в помещении тюрьмы, в соседней комнате. Правда, на такие мелочи он уже не обращал внимания. Вечером Пров Самсонович дал ему команду взять пятерых бойцов большевистской боевой дружины и пройтись по разным адресам, где, по сведениям сознательных граждан, могли укрываться недобитые офицеры. Проводником для Степы и для дружинников, также плохо знавших Иркутск, был назначен молоденький очкастый гимназист из сочувствующих.
Первые несколько адресов оказались липой. Некоторые квартиры были пусты, а в других
