Кровавый след начинался сразу же за порогом, Крови было много — как будто истекал кровью целый бык. Затем пятна стали меньше и реже, но все равно след был явный и вел он прямиком в лес.
Шли долго. Похоже, упырь пытался кружить, сбивать со следу, но слишком велика была рана — почерневшие пятна вели дальше, дальше, и вот, наконец, глазам открылась небольшая полянка.
— Тут — кивнул Ужик, став очень серьезным. — Смотри.
Войча кивнул — посреди поляны возвышалась куча свежей земли. Ужик, заранее захвативший с собой найденную в доме лопату, немного постоял, словно к чему-то прислушиваясь, а затем вонзил лопату в землю.
— Я сам — Войча, хотя и чувствовал себя слабым после случившегося, решил не сдаваться. Все-таки он — Кеев альбир! Хватит с Ужика и вчерашнего…
Впрочем, копать почти не пришлось. Вскоре лопата глухо ударила о дерево. Гроб… Точнее, целая домовина, вырубленная из огромного ствола. Войча нахмурился, достал меч и кивнул Ужику.
Крышка поддалась легко. Войчемир подошел ближе…
…Кровь. Она была всюду — на деревянных стенках, на потемневшем кафтане с медными бляшками, на страшном мертвом лице. Теперь, при свете дня, оно уже не казалось бледным. Кожа набухла красным, ярко горели пунцовые губы, а из-под полуприкрытых век медленно проступали маленькие красные капельки. И тут веки дрогнули. Мертвые глаза взглянули прямо на Войчемира, и он невольно отшатнулся.
— Как его? Куда?
Вопрос был не слишком понятен, но Ужик сообразил.
— Сначала — в сердце. Затем — голову… Внезапно послышалось рычание — негромкое, полное бессильной ненависти. Мертвое тело дернулось, руки с желтыми когтями стали подниматься…
— Назад! — крикнул Войча, соображая, что они рано успокоились. Ужик попытался отойти, но не успел. Упырь с неожиданным проворством рванулся вперед. Миг — и огромные ручищи с кривыми желтыми когтями сомкнулись на горле. Ужик захрипел и пошатнулся.
— Ах ты! — растерянность длилась недолго самую малость. Войча подскочил и, тщательно примерившись, дабы не зацепить недомерка, всадил меч в спину «опыра». Послышался глухой рев, чудище дрогнуло, но не отпустило свою жертву. Войчемир стиснул зубы и ударил вновь. После третьего удара упырь затих. Смертельная хватка разжалась, чудовище пошатнулось и грузно рухнуло на землю. Войча перевел дух и, точно прицелившись, отсек голову. Страшные глаза медленно закрылись.
— Говорил мне Патар… — голос недомерка звучал хрипло. Ужик сидел на траве, морщась и массируя шею.
— Чтоб к опырам не лазил? — поинтересовался Войча, убедившись, что с заморышем ничего страшного не случилось.
— Вроде… А ведь ты мне, Зайча, жизнь спас! Слова недомерка прозвучали странно. Войчемиру почудилось, что его спутник испытывает не вполне понятную благодарность, а нечто совсем иное. Ужик был удивлен, даже поражен. А вот чем — понять было сложно. Не тем же, что он, Кей Войчемир, выручил этого недомерка!
Но думать об этом было не ко времени. Огромная туша упыря лежала у разрытой могилы, и с ней следовало что-то делать.
— Хворост, — негромко подсказал Ужик. — Сожжем…
Хворост пришлось носить самому Ужику. Войча был еще слишком слаб и предпочел просто посидеть на травке. В голове слегка шумело, в висках стучала кровь, но на душе было легко. Все-таки прищучили нелюдя! Расскажешь кому — не поверят! А Ужик, Ужик-то каков! Да и сам он, Войчемир, по всем статьям — герой!
Тяжелое тело пришлось укладывать на кучу хвороста вдвоем. Войча собрался с силами и притащил целую сухую березу. Ужик собрал немного высохшего мха и достал огниво.
Горячий воздух заструился над поляной. Черный труп корчился в огне, и Бойче все казалось, что «опыр» вот-вот встанет. Несколько раз пришлось подкидывать дрова, но, наконец, все было кончено.
— Все? — с надеждой спросил Войча, но Ужик покачал головой и поманил его куда-то в лес.
…На маленькой поляне лежали трупы. Почти все уже успели обратиться в прах. Желтые черепа равнодушно скалились, а по костям деловито бегали рыжие муравьи. Объяснений не требовалось, и Войча лишь вздохнул. Скольких загубил, проклятый! И тут он заметил, что Ужик стоит возле одного из скелетов — самого маленького, почти детского…
— Гляди…
Вначале Войчемир ничего не понял. Белокурые волосы, лоскутья того, что было когда-то скромным платьем, нитка синих стеклянных бус… И тут Войча почувствовал, как его собственные волосы встают дыбом. Страшилка! Если бы он не видел ее еще вчера живой и здоровой… Но… Как же это?
Он опустился на корточки и покачал головой, Даже бусы такие — точь-в-точь! Разве что зубы на месте… Его передернуло, и Войча поспешил отойти в сторону.
— Ей не рассказывай, — негромко проговорил Ужик.
— А… Может, сестра… — начал Войча и только рукой махнул. Слишком много непонятного свалилось на бедного парня за последние дни.
Первое, что они услыхали, вернувшись в село, был топот копыт, а затем знакомый голос:
— Дяденька! Дяденька! Вы живы!
Та, над чьим скелетом они стояли полчаса назад, как ни в чем не бывало шла по улице, ведя в поводу Басаврюка. Ложок неторопливо трусил сзади.
Оставалось принять строгий вид, что Войча и сделал:
— А кто тебе разрешил сюда приходить? Трепки захотела?
У Войчемира слова редко расходились с делом. Левое ухо Страшилки оказались крепко зажатым, после чего Войчемир выломал длинный гибкий прут.
— Ай, дяденька, не надо! Не надо, больно! Больно еще не было, но стало бы, если б Войча не заметил, что все платье Страшилки почему-то мокрое — как и конские бока.
— Ты чего? — поразился он. — Вброд шла?
— Да… — Ула шмыгнула носом. — Мостик… Ненадежный очень… Не бейте, дяденька! Я за вас так боялась! И за себя боялась! В лесу так страшно!
В конце концов прут был выброшен за ненадобностью, и Войча заявил, что они тут же выступают. Он даже был рад, что непослушная Страшилка поспешила в село — не надо возвращаться. Значит. можно уходить — и поскорее.
Солнце светило ярко, лес весело шумел птичьими голосами, и дорога, а точнее широкая лесная тропа, вела прямо на полдень. Войча ехал, не оглядываясь. Его то и дело тянуло пришпорить Басаврюка, и он еле сдерживался, вовремя вспоминая об Ужике и Страшилке, которые, словно сговорившись, не желали ехать верхом. Атак хотелось поскорее оставить за спиной проклятое место, где еще тлели угли страшного костра! Слава Соколу, обошлось… Впрочем, обошлось ли? Войча то и дело косился на Страшилку, не зная, что и думать. В конце концов он решил на время забыть о желтых костях, по которым ползали проворные муравьи. Может, и вправду почудилось…
Итак, забот хватало, и Войча весь день был необыкновенно молчалив. Об Ужике и говорить нечего, из него и в обычный день слово вытянуть мудрено. Зато Ула болтала за всех троих— Вначале она попыталась подробно расспросить об «опыре», но суровый Войча расспросы пресек, сообщив лишь, что упомянутого «опыра'> больше нет и поминать его незачем. Но это Страшилку не смутило. Пристроившись рядом с теплым боком Басаврюка, она как и раньше не шла, а бежала вприпрыжку, На ходу задавая бесконечные вопросы то о том, то об этом. Причем обращалась она исключительно к Войче, словно Ужика рядом и не было.
Войчемир отвечал односложно — не до вопросов было, но к вечеру незаметно для себя разговорился. Вышло как-то так, что он рассказал странной девчушке буквально обо всем, что знал — о далеком Ольмине, о Хальге Лодыжке, о славном Кей-городе и, конечно, о своих родичах — суровом Рацимире, горячем, вспыльчивом Валадаре, о мальчишке-Уладе и милой сетренке Кледе. И, конечно, о братане Сварге, с которым сошелся особо и даже ездил к нему в далекий Коростень, что находится где-то у Косматого на куличках. Тут Бойче вспомнилось, что братан Рацимир говорил, будто у волотичей
