Он печально думал о собственной роли в том, что человеческие существа отказались действовать. Ему было трудно судить о таком сложном событии, потому что его терзали сомнения: не отвечал ли он полностью за их колебания в критический момент? Сможет ли он избавиться от этого ощущения?
Среди прочих вещей это в некоторой степени переносило часть ответственности с Нунули на него. И хотя это было несомненно нелепо, правда заключалась в том, что так как бедствие случилось, в будущем не должно быть места упрекам.
Вдруг он заметил, что обдумывает другие аспекты дела.
— Что побудило комитет сделать это? — спросил он.
— Первый номер сказал вам. Вы угрожали, что станете нам мешать.
— Но это я. А не они, не те, кто жил за барьером. Разве логично нападать на тех, кто даже не помышляет о выходе?
— Откуда мы можем знать, о чем они думают? Вы вышли, — продолжал Нунули. — Прежде всего комитет знал, что остатки человеческой расы могут причинить массу неприятностей. Поэтому они нашли лучшее решение.
— Я полагаю, то, что вы говорите, имеет смысл с вашей точки зрения, — с неохотой согласился Модьун. — Но вы, так же, как и их намерение, беспокоите меня. Возникает вопрос: должно ли существо, подобное вам, связанное с комитетом, иметь свободу действий, чтобы совершать разрушительные поступки, на которые вы, очевидно, способны? Вы позволили бы свободу передвижения существу в данном случае?
— Какие еще примеры вы можете привести? — спросило существо.
Модьун мог думать только об одном сравнении.
— Ваши дураки, люди-гиены, изводили меня. Это наводит на мысль, что прежний хозяин Нунули замышлял что-то против меня.
— Гм… — Казалось, создание размышляло. Блестящее серое лицо немного вытянулось.
— Я скажу вам вот что. Все издевательства должны прекратиться. Остаток вашего приговора отменяется. Вы можете делать все что угодно, идти на Земле куда хотите.
— Это меня не удовлетворяет, — заявил человек. — Но я думаю, это лучшее из того, что возможно при данных обстоятельствах.
— Очень хорошо. Вы свободны и можете путешествовать по всему миру в качестве обезьяны.
— Значит, есть ограничение? — спросил Модьун.
— Очень небольшое. Какой смысл последнему человеческому существу на Земле заявлять о том, кто он есть?
Модьун должен был согласиться, что это, действительно, не очень нужно.
— Но осталось еще одно человеческое существо, — возразил он. — Женщина Судлил. Вы сказали, что она покинула планету прошлой ночью?
— Как объяснил член комитета, который занимался всем этим делом, — сказал Нунули номер два, — смысл заключается в том, что, если только первый номер знает, где находится женщина, а он отправился в другой конец Вселенной, чтобы никогда сюда не вернуться, вы не можете проследить за ней.
Модьун стоял на металлическом полу компьютерного центра с высокими потолками и сквозь подошвы ботинок чувствовал вибрацию металлических плит. В его мозгу возник импульс другого рода со своей интенсивностью. Наконец, он сказал:
— Интересная проблема.
— Неразрешимая, — поддержал его Нунули.
Торжество Нунули оскорбило Модьуна. Но человек осознал его как реакцию тела, словно его часть стремилась разрешить проблему. Но, конечно, это была неправда. Зачем решать проблему, которую нельзя решить? Судлил покинула дом и, очевидно, вскоре после этого поднялась на борт корабля. События развивались обескураживающе, поэтому Модьун и догадался, что Судлил не планировала делать это.
— Может быть, самым простым решением было бы, если бы вы узнали для меня, где она, и сказали мне, — сказал он громко.
— Не может быть и речи, — отрезал Нунули.
— В чем причина такого отказа?
— Вы мужчина. Она женщина, — ответил Нунули. — Было бы смешно, если бы мы разрешили вам спариваться и рожать детей. Поэтому она улетела туда, где нет мужчин, а вы остались здесь.
Модьун отверг возможность того, что Судлил когда-либо разрешит осуществиться репродуктивному процессу. Его внимание переключилось на другую мысль. Он сказал:
— Первый номер действительно мог захватить ее и поместить на борт корабля?
— Нет.
На сероватом, гладком, как стекло, лице существа движением мышц отразились эмоции. Модьун оценил это как самодовольное смешное превосходство.
— Согласно моему пониманию, она оказалась очень доверчивой и, естественно, не могла проникнуть в глубины мозга моего предшественника, — сказал Нунули. — Поэтому, когда он предложил ей посетить один из скоростных кораблей комитета, она поднялась на борт, ничего не подозревая. Даже, когда она почувствовала, что корабль стартовал, она осталась беззаботной. Об этом позже сообщил командир.
Модьун успокоился.
— Ну, конечно, — продолжал Нунули. — Одно место столь же хорошо, как и любое другое. Это как раз то, чего вы, люди, не можете понять.
Теперь интерес Модьуна угас.
Он сказал:
— Я вижу, что вы хотели причинить вред ей и мне, но, к счастью, человеческая мысль превзошла ваше зло и не допустила ничего подобного. Итак, Судлил на корабле, и ее куда-то везут. В будущем, когда вы лучше будете оценивать реальность, тогда вы узнаете для меня, где она.
— Повторяю, что этого не будет никогда, — ответил инопланетянин.
— Я предполагал, что вы можете это сказать, — сказал Модьун. Он отвернулся, безразличный ко всему. — Я имею некоторые обязательства по отношению к ней, поэтому могу в будущем настаивать на том, чтобы мне сообщили о ее местонахождении.
— Это не приведет ни к чему хорошему, — сказал новый хозяин Нунули. — Я не знаю, где она, и комитет издал специальные инструкции о том, чтобы такая информация никогда не попала ко мне. Поэтому я не смогу помочь вам, даже если захочу. А я не хочу. На этом завершим наш спор. Если у вас нет других вопросов.
Модьун не мог ни о чем думать.
14
Снова на улице. Еще темно. Но теперь рассветало, и покрытого облаками неба коснулись первые лучи. Модьун шел по тротуару, где было пусто. На улице, конечно, были автомобили. Все, которые он видел, были свободны. А что еще они могут делать ночью, кроме как продолжать двигаться на случай, если кто- нибудь захочет воспользоваться их услугами. Для этого они предназначены.
Модьуна волновали три вещи. Первое — то, что он не знал точно, что он должен чувствовать. Второе — то, что его тело было не в хорошем душевном состоянии. Но третьим было то, что его ум спокоен.
Он понимал, что Судлил — самка его породы. С ее приездом ему вдруг пришлось считаться с реальностями другого существа, и через каких-нибудь пару часов ему с ней стало скучно.
Когда-нибудь, без сомнения, они будут вместе и станут обсуждать будущее людей. Но едва ли в этом есть крайняя необходимость.
«Я думаю, что прямо сейчас я должен лечь в постель и уснуть, что столь необходимо телу. А утром я смогу решить, что делать дальше».
