— Каждый год я обычно проходил через эту провинцию, продавая свой шелк. Дела у меня шли прекрасно, пока я не встретил женщину, которая заставила меня потратить на нее большую часть моих денег. Через год я вынужден был занять крупную сумму, а этой весной оказался по уши в долгах. Этот молодой торговец Лю был из той же деревни, что и я. Его полное имя было Лю Гуанчи. Мы договорились, что в этом году пойдем продавать шелк вместе. Увидев, что он берет с собой триста серебряных монет и тележку с тюками сырого шелка общей стоимостью примерно в семьсот серебряных монет, я задумал убить его и завладеть его деньгами и товаром. Этого мне хватило бы на то, чтобы расплатиться с долгами, и даже на то, чтобы открыть дело в каком-нибудь удаленном месте и счастливо зажить там с этой женщиной. Всякий раз, отправляясь вместе с ним, я искал подходящего случая для исполнения задуманного, но с нами постоянно увязывались другие торговцы. Мне пришлось долго ждать удобного момента, и, наконец, он подвернулся. В деревню Шести Ли мы пришли вдвоем. Узнав, что гостиница Куна расположена в отдаленном месте, я убедил Лю остановиться там на ночь. В тот вечер я намеренно занимал Лю разговорами и поил до глубокой ночи. Когда я уложил его в постель, он был мертвецки пьян. Прошло всего несколько часов, и прозвучал сигнал последнего ночного обхода. Я вытащил его из постели и, закинув на плечо, ушел с ним из гостиницы. На свежем, утреннем воздухе он немного протрезвел. Тогда я заставил его везти тележку. Когда мы подошли к воротам рынка, рассвет еще только забрезжил, и вокруг никого не было. Я зашел ему за спину и вонзил нож под правую лопатку. Лю со стоном упал и попытался повернуться ко мне. Я его опрокинул на спину, а когда он открыл рот, чтобы закричать, я перерезал ему горло. Потом склонился над ним и принялся развязывать его кушак, чтобы забрать деньги. Но только я дотронулся до серебра, как услышал скрип тележки. Подняв глаза, я увидел, что к нам приближается какой-то деревенский олух с пустой тележкой.
Подойдя поближе, он увидел распростертое тело Лю и хотел что-то сказать. Я подскочил к нему и, схватив его за руку, всадил ему нож между ребер. Он было закричал, но я заткнул ему рот, швырнул лицом вниз и прикончил, ударив ножом в спину. Тележка у него была маленькая, так что я переложил на нее часть тюков Лю и быстро ушел, толкая впереди себя тачку Лю, а тележку волоча за собой. Отойдя на безопасное расстояние, я сбросил маленькую тележку в канаву. Однако, избавившись от свидетеля убийства, я все равно не чувствовал себя в безопасности. Поэтому, встретив на дороге Чжао Ваньчуаня, я сказал ему, что этот Лю умер, и передал ему тележку с тюками. Он дал мне триста серебряных монет в качестве аванса, в счет тех денег, которые он планировал получить за шелк. Уже налегке я поспешил в Лайчоу, а оттуда к перевалам, где меня ждала женщина. Это чистая правда. Я умоляю вашу честь о снисхождении, так как я имею на своем попечении старую мать.
Судья Ди покачал головой и ответил:
— У Лю Гуанчи и возчика Вана тоже были родственники. Я постановляю — в данном случае это обстоятельство во внимание не принимать.
Когда писарь записал это признание, старший писарь громко прочитал его вслух. Шао Лихуай подтвердил, что слова его записаны точно, и приложил к документу палец. Его отвели обратно в тюрьму, где он должен был ожидать подтверждения приговора судьи центральными властями.
После этого судья Ди приказал привести старосту Пана и строго наказал ему больше никогда не выманивать деньги у честных людей путем ложных обвинений. Судья решил, что две порки бамбуковыми палками, которые Пан получил раньше, достаточное наказание за его проступок, и отпустил его.
Староста Пан несколько раз стукнулся головой об пол, чтобы показать, как он благодарен за такую снисходительность. Он прекрасно знал, что судья Ди мог назначить ему гораздо более суровое наказание.
Наконец судья Ди распорядился привести вдову Ван. Ей он сказал:
— На днях вы сообщили мне, что ваш муж, возчик Ван, был убит, и попросили меня отомстить за него. Наконец я нашел злодея. Он признался в своем преступлении. Как только вышестоящие власти подтвердят приговор, я велю его казнить, чтобы душа вашего мужа обрела покой!
Он добавил еще несколько добрых слов утешения и сообщил, что после казни ей будет выплачена значительная сумма компенсации.
Закончив дело, судья Ди покинул зал суда.
В своем личном кабинете он переоделся в халат и позвал Ма Жуна, Чао Тая, Чжао Ваньчуаня и седобородого старика. Он похвалил их за хорошую работу, а Чжао Ваньчуаню вручил сто серебряных монет в награду за добровольную помощь.
В знак благодарности Чжао Ваньчуань распростерся и несколько раз ударился головой об пол. Он сказал, что хотел бы как можно скорее вернуться в Божественную деревню к своим делам. Судья Ди дал ему еще денег на дорогу, и Чжао Ваньчуань ушел.
Когда Ма Жун вернулся, проводив Чжао до передних ворот, он спросил судью, нет ли чего-нибудь нового в деле Би Цуня. Судья Ди ответил, что пока госпожа Чжоу не сделала ни одного подозрительного шага, но старшина Хун и Tao Гань по-прежнему ведут неусыпное наблюдение за ее домом. Он собирался еще что-то добавить, но вдруг услышал звуки гонга на главных воротах. Судья Ди снова со вздохом облачился в официальное одеяние и взошел на возвышение в сопровождении своих заместителей.
А перед зданием суда уже собралась большая толпа. Новость о том, что убийца из деревни Шести Ли пойман и признался в своем преступлении, распространилась по городу, как пожар. Все громко восхваляли судью Ди за то, что тот успешно раскрыл это преступление и тем самым дал мир душам двух жертв.
Меж тем сквозь толпу пробиралась небольшая группа мужчин и женщин. Они остановились перед дверью зала суда. Некоторые плакали, другие кричали, что совершено ужасное преступление, а кто-то громко жаловался, что его несправедливо обвинили.
Судья Ди приказал Ма Жуну немедленно навести порядок и подвести к столу только причастных к делу.
Оказалось, что таких двое: женщина средних лет и представительный старый седовласый господин. Когда эти двое опустились на колени перед столом, судья Ди произнес:
— Пусть каждый из вас назовет свое имя и четко сформулирует свою жалобу.
Женщина заговорила первой:
— Эту незначительную особу зовут Ли. Я вдова покойного бакалавра искусств Ли Цзайгуна, который преподавал в классической школе конфуцианского храма этого города. После его смерти у меня осталась единственная дочь по имени Лигу. В прошлом году ей исполнилось восемнадцать. С помощью одного местного вельможи она была помолвлена с Хуа Вэньчжунем, сыном его превосходительства старшего дипломированного специалиста Хуа Гоцзяна, отставного префекта. На вчерашний день была назначена свадьба. Свадебная процессия отправилась от моего дома к особняку господина Хуа. Кто бы мог подумать, что моя бедная дочь внезапно умрет в первую ночь в доме жениха?
Услышав утром эту ужасную новость, я тотчас же помчалась в особняк Хуа, где увидела тело моей дочери, лежащее на брачном ложе. Оно было покрыто синяками, а из «семи отверстий» текла кровь. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что ее отравили, и я помчалась сюда сообщить об этом! Я умоляю вашу честь отомстить за несправедливость, совершенную по отношению к невинной девочке и ко мне, ее матери, оставшейся одной в этом мире, без последней надежды и опоры!
С этими словами она громко разрыдалась. Судья Ди как мог утешил ее и обратился к старому господину:
— А вы, полагаю, господин Хуа Гоцзян?
— Я действительно старший дипломированный специалист Хуа Гоцзян, — ответил старый господин.
— Как получилось, — спросил судья Ди, — что в вашем доме произошло такое ужасное событие? Человек с вашим опытом и знаниями должен уметь обеспечить порядок в доме. Неужели вы так небрежно управляете своим домом, что преступник мог беспрепятственно проникнуть туда?
— В моем доме, — с достоинством произнес старый господин Хуа, — чтятся старинные добродетели. Мой сын Вэньчжунь, хоть и молод, готовится к первому экзамену по литературе. Я воспитал его в почтении к священным ритуалами правилам приличия. Вчера вечером на свадебную церемонию в приемном зале моего скромного жилища собралось большое количество гостей. Когда брачная церемония совершилась, группа молодых людей проводила пару в брачные покои и принялась «дразнить новобрачных». Я
