- Вроде.
- Может, кто умер, превращается в звезду?
- Все может быть.
- Я бы хотела после смерти превратиться в звезду. Ты каждую ночь смотришь туда, в эту даль,- она провела по звездам рукой,- ты бы каждую ночь видел меня, а я - тебя. И мы всегда были бы как будто вместе, а? Она заплакала.
- Что ты, что ты? - Он нежно погладил ее по спине.- Что за блажь? Я скорее могу... стать звездой. Гораздо старше. '
- Ну! Ты человек железный. Ты долго будешь жить. А я... чего-то боюсь.
- Ничего не бойся! Ты и без того уже звезда. Самая яркая, какую я знаю.
***
На следующий день, устав от хлопот по Звездному храму (не мудрено, с утра по сотням ступеней - снизу вверх, сверху вниз), визирь и Омар, как у них повелось, зашли к старику Хушангу похлебать горячего жидкого варева с бараниной, рисом и морковью. Осенью это хорошо.
После еды прилегли было немного вздремнуть, но вдруг Омар, нащупав что-то за пазухой, спохватился:
- Э! Приказал Кириаку-греку начать угломер для созвездия Рыб, а расчеты отдать забыл. Что это со мною? Плохо спал нынче ночью.- Он поискал Экдес сердитыми глазами, но она куда-то девалась.- Пригрозил наказанием, если тотчас не начнет, а расчеты - унес.- Омар вынул тетрадь.- Он же, бедный, постеснялся напомнить...
- Отдай, пусть отнесет,- сонно кивнул визирь на Хушанга.
- Нет, нужно все самому объяснить.
- Пусть позовет его сюда.
- Все на месте нужно показать! - Раздражен Омар: визирь мешает ему работать.
- Иди,- зевнул визирь.- Я тем временем посплю.
Где же Экдес? И визиревых слуг-телохранителей почему-то нет. Должно быть, сам их отослал - чтобы побыть одному в кругу друзей.
Омар - старику Хушангу:
- Не вздумай его беспокоить!
- Ни боже мой.
- Приглядывай.
- Пригляжу.
- Помни: головой за него отвечаешь.
Хушанг - с собачьей преданностью в глазах:
- Еще бы! Чем же еще, если не головой...
Приятен Омару этот старик. Добр, приветлив. Главное - честен, неподкупен, как отшельник-аскет. Экдес, конечно, в него.
Неподалеку от дома, у дороги, сидел на корточках, бесмысленно бормоча и раскачиваясь, дряхлый дервиш. Мгновенный острый взгляд рассек звездочета наискось. Но Омар прошел, не взглянув на монаха. Много их бродит по Востоку. Взойдя на бугор, математик забыл о визире. Дворцовые дрязги, султаны, визири, телохранители - все это его не касалось. Пусть они делают свое дело, он делает свое.
- Подожди здесь, внизу,- сказал он греку Кириаку.- Я поднимусь наверх, нужно кое-что проверить.
На башне он застал бухарца Амида Камали. Новый 'эмир поэтов'. Умеет славословить, чтит коран и не задает вопросов богу. В юности думал Омар: главное для поэта - ум, одаренность. Теперь он видит, они совсем ни к чему. Оказалось, можно, даже ничего не понимая в секретах стихосложения, считаться поэтом и, более того, носить звание 'эмира поэтов'. И сколько таких кормится возле словесности! Прихлебатели.
Низами Арузи Самарканди, перечисляя в своих 'Четырех беседах' поэтов, 'увековечивших' имена царей из рода сельджукидов, назовет, средь прочих, после Бурхани и нашего Амида Камали.
И это все, что останется от него на земле...
- Тебе чего тут надо?
'Эмир поэтов' - подобострастно:
- Любопытствую!
- Что ж. Это не грех. Но смотри, не помри, обжегшись о звезды! А то один здесь тоже все любопытствовал... твой предшественник, мир его праху.
- Господь, сохрани и помилуй! Я без злого умысла.
- И хорошо! Не мешай.
Омар определил высоту солнца, сделал нужную запись. Так, подумаем. Надо проверить. В сотый раз! Опустив голову и заложив руки за спину, он, как узник в тюремной башне, стал не спеша расхаживать по круглой площадке, где провел эту ночь с Экдес.
Рыба, Рыба. Южная Рыба. Южная Рыба, яркая глыба...
Хе! Получается что-то вроде стихов.
