У экватора над океаном буйствовали мощные циклоны, плотные спирали облаков казались живыми. Чуть дальше к северу простиралась широкая полоса, свободная от туч, захватывая большую часть северного континента. В южном полушарии заканчивалась осень, поэтому Ник сразу устремился к северу.
Бот быстро снижался; светился слой плазмы, в которую превращался воздух Селентины, трущийся о силовой экран. Комп рассчитал траекторию и повел бот на посадку. Всматриваясь в картинку на мониторе, Ник впервые ощутил какую-то неправильность. Потом он отвлекся — автоматы потребовали, чтобы «экипаж пристегнулся», и пришлось подгонять ремни.
Бот мягко коснулся грунта, и Ник, освободившись, побрел к выходу, даже не взглянув на экраны. Перепонка внешнего люка, слабо чмокнув, расслоилась на несколько пластов, рыхлых с краю, и лопнула, впуская в бот первые запахи Селентины.
Ник замер на пороге. Пахло цветочной пыльцой, клейкими молодыми листьями и еще чем-то растительным. Но замер Ник не от этого.
Деревья.
Они были огромны. Ник никогда в жизни не видел таких огромных деревьев. Стволы метров восьмидесяти в диаметре возносили к небесам величественные кроны, и даже задрав голову невоз было разглядеть верхушки.
— У! — Ник схватился за комп-анализатор, наведя визор на ближайшее дерево-исполин. Комп немедленно выдал параметры, из которых понятны были только высота, размах ветвей и диаметр ствола у основания, все остальное — сплошная ботаника. Выходило вот что:
высота 5324,75 м;
размах ветвей в развертке север-юг 564,2 м;
в развертке запад-восток 522 м;
диаметр ствола 87,6 м.
— Елочки! — Ник с уважением глянул на дерево. — Пять километров! Биологи с ума сбесятся, точно!
Проигнорировав выращенный трап, он прыгнул прямо на почву, приятно толкнувшуюся в подошвы ботинок. Повернулся, снял бот для бортжурнала, отошел метров на десять и снова снял; не удержался и тут же скриэйтил пробные оттиски. Все получилось очень красиво, прямо как на рекламном туристском проспекте. Маленькие цветные голограммы Ник сунул в карман комбинезона.
Супердеревья росли не слишком густо: между стволами влезло бы три-четыре небольших футбольных поля. Имелись и деревья нормальных размеров, выглядевшие на таком фоне скромными кустиками. Медленно поворачиваясь, Ник снял панораму в режиме видео и сунул комп в чехол. Пора было кончать прохлаждаться и приниматься за работу, по которой он даже успел слегка соскучиться.
Выбрав подходящее место. Ник вынес несколько зародышей, разложил их на положенное расстояние друг от друга и вскрыл пакет с активаторами. В первую очередь надо вырастить коттедж — наполовину жилье, наполовину лабораторию — энергетическую станцию и вездеход. Коттедж — семь зародышей, станция — три, вездеход — один. Они лежали прямо на траве Селентины — невзрачные округлые яйца размером со страусиные.
Ник хмыкнул. Именно за такие моменты он безумно любил эмбриомеханику.
С хрустом сломалась печать на первом активаторе; из недр продолговатого темного стержня исторгся предварительный импульс и под пальцами запульсировала упругая кнопка.
— Расти! — скомандовал Ник и нажал ее. Кнопка мягко ушла в глубину стержня и зафиксировалась.
Яйца лежали точно так же, как и до этого, но Ник знал, что внутри пробудилась сложнейшая программа. Конкретно сейчас, в данную минуту, идет перекрестное тестирование. Наличие опознанной программы роста, наличие сырья, наличие дополнительных зародышей в пределах обозначенной досягаемости, наличие сервомодулей на контроле, наличие…
— Расти!
Похожая в целом, но отличная в мелочах программа запустилась в базовом зародыше энергостанции.
— Расти!
Единственный зародыш, которому предстояло вырасти в вездеход, Ник положил ближе к боту.
— Ну-с! Поброжу, пожалуй, — довольно потирая руки и держа пакет с активаторами под мышкой, он зашагал к боту, предвкушая, как сейчас возьмет винтовку и отправится в лес Селентины, пока еще незнакомый и полный безобидных загадок.
Первый зародыш проклюнулся спустя полчаса, но Ник этого не видел — он был в лесу.
Когда Ник вернулся, вездеход уже вырос, станция затягивала двухскатную кровлю силикоидной пленкой под венскую черепицу, а коттедж гнал внешние стены. Станция, похоже, оживет под вечер, жилье же будет готово только завтра. Ник вздохнул: придется пару ночей провести в кабине посадочного бота. Не катастрофа, конечно, но кто же не тянется к комфорту?
Он бросил на траву тушу убитой косули. Косуля как косуля — только мех с зеленоватым отливом, да рожки иной формы, чем у земных косуль. Даже повадки те же. Ник замучился подбираться к пасущейся добыче, ветер все время менялся, а обоняние у зверушек будь здоров… Впрочем, интеллект все равно победил инстинкты. Собственно, именно поэтому Ник прилетел на звездолете и охотился на никогда не покидавшую свой лес косулю, а не наоборот. «Хищник всегда побеждает», — подумал Ник, но тут же вспомнил, что человек, строго говоря, не хищник, человек всеяден. «Тем более, — подумал он, — узкая специализация — враг разума. Побеждает тот, кто умеет приспосабливаться».
Сноровисто разделывая тушку, Ник насвистывал какой-то варварский мотивчик; руки его по локоть испачкались в крови, а перед этим он основательно извозился в траве, скрадывая добычу.
— Я являю собой образ кровожадного захватчика. — Ник ухмыльнулся.
— Видела б меня сейчас Светка…
Требуху Ник отнес в сторону и закопал поглубже, мясо поставил замачиваться в холодильник, а шкурку растянул в кондише сушиться. Взял допотопный топорик вместо обычного лазера и, продолжая насвистывать, отправился за дровами.
— Да, — глубокомысленно сказал он кривому деревцу, отчего-то засохшему на корню. — Никогда травоядным не стать разумными. Разум — удел охотников.
Топорик взметнулся и пал. Сухая древесина брызнула желтоватыми щепочками, а отчетливое тюканье разнеслось далеко окрест.
Срубив дерево. Ник поволок его к боту.
— Все, граждане. — Он на секунду повернулся к лесу. — На Селентину пришли люди. Покоя больше не будет, и не надейтесь.
И поволок дрова дальше.
Вездеход уже завершил рост, до вечера вполне успеть его оттестировать. Маслянисто поблескивающий металлокерам был теплым и шершавым на ощупь. В салоне пахло хвоей и свежей пластмассой. Ник пошевелил ноздрями, втягивая воздух.
— Вот он, запах, цивилизации, — патетически воздел руки и плюхнулся в кресло перед пультом. Притянул клавиатуру и запустил реактор. Вездеход ожил. Ник даже не сомневался, что машина в полнейшем порядке. Вот если бы яйцо росло до утра, сожрало бы пару кубов почвы, а вездеход пах серой, тогда бы Ник погонял его как следует и скорее всего свернул бы в сырьевой зародыш, активировав предварительно новый. Чем быстрее вырастало его детище, тем больше уверенности в полном детища здравии. Закон эмбриомеханики.
Когда начало темнеть. Ник развел костер. Иссохшие дрова сгорали, превращаясь в жарко тлеющие угли. Близилась ночь, первая ночь на Селентине, и Ник хотел, чтобы она надолго запомнилась.
Потом он деловито вертел над жаром шампуры и поливал шашлык вином; угли сердито шипели. Ветер упруго шумел в кронах супердеревьев, звук доносился откуда-то высоко сверху, из самого поднебесья, и это было очень непривычно. У земли ветра совсем не чувствовалось, наверное, ему трудно было сюда спуститься с высот. Еще доносился многоголосый стрекот. Ник вдруг подумал, что на деревьях такого размера и цикады должны обитать соответствующие. С человека величиной. Или даже больше.
— Эге-гей, насекомые! — заорал он озорно. — Это я, Никита Капранов, хомо сапиенс сапиенс,
