мордочка.
— Ну что? — шепотом спросила женщина.
— Это не моя жена, — ответил я.
Потом я сидел в машине у подъезда и думал. Кохан обещал поторопить лабораторию, и сравнительный анализ отпечатков пальцев я мог получить к десяти вечера. Я стал думать, какие неожиданности меня подстерегают, и выделил две, особенно неприятные. Первая: она человек нефтевиков, перехватила бумаги у Байрона, и мне теперь они платить, естественно, не будут. По прежнему опыту общения с подобными людьми, я уяснил навсегда: назовешь этим людям небольшую цену за свою работу — смешают с грязью. Назовешь чересчур завышенную — зауважают, но пойдут на любой обман или даже на устранение, чтобы не платить. Самое плохое — в этих взаимоотношениях почти невозможно установить норму всех устраивающей договоренности. Впрочем, она могла быть человеком со стороны, попалась Байрону случайно, теперь перейдет к шантажу или попробует сама продать бумаги. В пользу этой догадки было отсутствие жесткого диска в ноутбуке, который я сам же и предоставил Байрону “для разработки плана”, как он просил. Вторая неприятность — я попал под внутреннее расследование, женщину мне подставила Служба, а не задерживают, потому что ждут определения каналов связи. Если она — человек Службы, то будет спать у меня в квартире, носить пижаму мамы и постарается не отойти от меня ни на шаг. Если она — человек нефтевиков или работает на себя, она сбежит, как только очнется и обыщет мою квартиру. Не должна очнуться до утра, но… Я вспомнил, как ее рвало в туалете, и позвонил домой. Клава сказала, что женщина ушла, но обещала вернуться. Клава сказала, что она не нашла свою одежду (еще бы! — как только она разделась, я тут же выкинул ее тряпье в мусоропровод) и потому надела мамину. Клава сказала, что она надела пояс моей мамы, ее чулки, блузку и туфли. Клава сказала, что туфли оказались ей велики, но этого не может быть, потому что у моей мамы была изящная маленькая ножка, этого не может быть!
Чтобы отвлечься от мыслей о маме, я пошел в квартиру Байрона и забрал ноутбук.
Позвонил Вафле. Он ничего не обнаружил на крыше. И ничего не нашел в фургоне “Скорой помощи”, на которой Байрона отвозили. Третий час сидит в больнице. Байрон пришел в себя, но не понимает, о чем его спрашивают.
— Может быть, этот псих не взял с собой бумаги, когда полез на крышу? — спросил Вафля. — Одно твердит: “Голуби умнее людей!”
— На крыше была голубятня?! — закричал я в озарении.
— Нет там никакой голубятни. Был изрядно засранный угол у воздуховода, у которого птицы, наверное, ночуют; я осмотрел все, все выбоины — ничего, кроме парочки дохлых голубей, не обнаружил.
— Он их взял! Он все взял с собой, потому что оставил предсмертную записку на кухне на столе. Он уходил совсем, понимаешь, но, вероятно, в подъезде обнаружил полное отсутствие денег и полез на крышу попросить у людей.
Вафля осторожно поинтересовался, знал ли Байрон, зачем нам нужны эти формулы и результаты анализов?
Я тоже думал на эту тему.
— Надеюсь, — ответил я, — что он не знал. Надеюсь, он поверил, что мы из Службы по охране окружающей среды. Сиди в больнице до полуночи. Потом уходи. Мне не звони, я сам тебя найду.
Я отключился, и сразу же телефон запиликал опять. Звонил человек Кохана, который просил передать, что таких отпечатков пальцев, которые предоставил Ланский, в картотеке нет; и, по описанию особых примет, родинка в виде треугольника красного цвета под левой грудью тоже нигде не значится.
Фло
Я позвонила, и дверь открыл… Кохан!
— Вы так с утра все еще проводите обыск? — пожалела я его.
— Нет! — крикнула мама из кухни Богдана. — Он недавно пришел. С тобой поговорить.
— Хорошо, что вы пришли, — обрадовался Урса. — А то ваша мама уже начала мне читать вслух.
— Что? — застыла я. — Только не говорите, что она вам читала…
— Я читала ему рассказ Богдана Халея под названием “Анна-бель”, — подтвердила мама худшие мои предположения, выходя из кухни и вытирая руки полотенцем. — Мне как раз его сегодня после полудня распечатали, а Урса Венедиктович спросил, что я знаю об Анне. Тебя все не было, и я сказала, что ее муж, Богдан, знал о ней много интересного, и предложила почитать. Скажи ты ему — он не верит, что это совершенно криминальный рассказ!
— Мама, — подталкиваю я ее к двери, — нам с Коханом нужно поговорить наедине.
— Тогда ты его уговори — у меня не получается…
— Мама, иди домой!
— Уговори его вернуть ножи в квартиру. Представь: он их опять забрал!
— Обязательно, только иди домой!
— Постой! — остановилась моя мама и медленным движением надела болтающиеся у нее на груди очки. — Что это за одежда? Ты только посмотри на себя!..
— Клянусь, что через полчаса я приду к тебе переодеться и выкину эти тряпки в мусоропровод! Ну дай же нам поговорить!
— Она у меня такая импульсивная! — успела мама сделать Урсе “ручкой”, прежде чем я захлопнула дверь.
И тут же, у двери, я начала быстро сбрасывать с себя одежду мамочки Ланского. Я так спешила все это скинуть, что исколола пальцы булавками. Урса вышел посмотреть, почему я чертыхаюсь, когда на мне остался только ее пояс с чулками.
— Евфросиния Павловна, — тут же повернулся Урса спиной, — я пришел не для этого — у меня к вам совершенно деловой разговор!..
— Да, извините, у меня к вам тоже есть деловой разговор. Дайте пять минут!
Бегу в ванную и застываю под струями душа.
В комнату я вошла в своем летнем платье, оно очень нравилось Богдану одиннадцать лет назад.
— Однако! — засмущался Урса. — А вам не холодно — в таком коротком и открытом платьице?
— Не мешайте восторгаться собственным телом! Это платье я носила в пятнадцать лет.
— Оно вам жмет в груди! — авторитетно заявил Кохан.
— Ладно, я наброшу плед. Кто первый?
— В смысле? — совершенно очумел от моих раздеваний-одеваний Урса.
— В смысле, кто первый начнет объяснять, зачем сюда пришел?!
— Ах, это… Я начну. Я пришел сказать, что Кира Ланский сегодня по дружбе просил меня провести срочный анализ в лаборатории. Знаете, чего? Никогда не угадаете — ваших отпечатков! Я, конечно, тогда не знал, что они ваши, только обратил внимание на особенности их закрепления на бумаге — десять пальцев оттиснуты с вялой прижимистостью — так бывает, когда берут отпечатки у трупа!
— А с чем это вы сравнивали? Откуда у вас мои отпечатки?! — повысила я голос.
— Вот и я подумал: откуда у нас могут быть ваши отпечатки. Разве что со стаканов из поезда?.. Но Ланскому необязательно знать о некоторых особенностях моей личной жизни. Теперь — ваша очередь.
— Ладно. Сегодня около десяти утра некто Байрон — пациент Ланского — залез на крышу своего дома и прыгнул оттуда вниз. Я приехала к его дому как раз после обыска в квартире Аквинии, — киваю на окно. — Я застала “Скорую”, на которой его увозили. Он был без сознания. Потом я полезла на крышу, осмотрелась там…
