Она пошла в домик звонить и дозвонилась сразу, слышно было хорошо.
— Поезд прошел у меня без расписания! — кричала Муся в трубку. — С паровозом и антенной, жуткий такой!
— Ну и чего ты орешь? — поинтересовалась седьмая.
— Сейчас у тебя будет, — притихла Муся, — позвони потом, когда проедет. Красивый…
Но поезд мимо седьмой не проехал.
Муся вдруг успокоилась, расслабленно наблюдала, как далеко за дорогой солнце уходит в землю, а сменщице своей ничего не сказала.
На другой день она была выходная, но на переезд пришла. Сидела, грызла семечки с напарницей с пяти до семи. В полшестого зазвенел, опускаясь, шлагбаум, Маруся застыла, боясь пошевелиться, когда рядом с ними неспешно пропыхтел паровоз, а ее сменщица посетовала, что придется вызывать ремонтную: опять шлагбаум барахлит, опускается впустую.
В свое дежурство она выходила на каждый перезвон автомата у шлагбаума, потом случилась авария на дороге, она занервничала и совсем забыла про этот паровоз.
И вдруг уже в сумерках, около десяти часов, что-то словно толкнуло ее. Муся вышла, кутаясь в платок от вечерней сырости, посмотрела в ту сторону, откуда приезжал поезд, и сразу зазвенело и шлагбаум опустился.
С трудом разглядев в темнеющей дали черный дым, Муся опустилась на колени и приложила ухо к рельсу. Идет. Она вдруг, неожиданно для себя, перекрестилась и встала поудобней, расставив ноги.
Паровоз надвигался, горя фонариками, и гудел. Муся оцепенела: он двигался очень медленно, и казалось, что на нее плывет светящаяся громадина с чух-чухающим звуком. В последний момент Муся испугалась и отпрыгнула в сторону, вдохнув запах мазута и горящего угля. Теперь она стояла сбоку, задрав голову, насчитала шесть вагонов и бросила в шестой свой флажок, размахнувшись изо всех сил. Муся чуть отвернула голову, ожидая, что флажок отскочит в нее, но крепкая деревянная ручка, отшлифованная множеством женских рук, с прикрепленной к ней желтой тряпкой прошла сквозь вагон. Муся следила за ней пристально, вагон будто слегка растворился, и ей был виден флажок — вращаясь, он упал по ту сторону полотна.
— Ага! — закричала Маруся. — Вот ты какой!
Поезд уехал. Она, сдерживая дрожь, спустилась с железнодорожного полотна и шарила в траве, отыскивая флажок. Нашла, ощупала и даже понюхала его.
Муся решила поймать паровоз.
Изготовила ловушку — два тяжелых металлических креста, связанных веревкой. Веревку ей щедро обмочила святой водой баба Шура из деревни Рыжики, что рядом со станцией. Дождавшись в другое свое дежурство паровоз, Муся бросила перед ним на другую сторону рельсов один крест с привязанной к нему веревкой, сама схватилась за другой и закричала заговор: «…нечистая сила меня носила, носила устала, чтоб ей было мало! так мало — не видно, не видно — не слышно, нигде не найти!»
Поезд проехал как ни в чем не бывало.
Муся смотала веревку с крестами, дождалась другого дежурства, встретила поезд, проводила его, стоя у домика и жадно вглядываясь в окна. Ей показалось, что она видела женское смеющееся лицо, но наутро все потерялось как сон.
Ее тянуло к поезду странной силой, казалось, что все тело начинало свербить, маяться и скучать. Муся гладила его руками, щипала за живот и ноги над коленками. Она жила одна, родители умерли. Прижилась, правда, к ней чужая бабушка, которую выгнали дети из московской квартиры, два года они хозяйничали вместе, но бабушка как-то тихо померла, и Муся теперь ела дома одна.
Наконец Муся решилась. В тот день она не развеселилась, как всегда, от еды; выскакивала каждые полчаса на рельсы, а к вечеру вообще словно заболела: ей стало страшно и горько, что поезд не придет.
Но вот поезд крикнул издалека, Маруся сразу узнала его. Она вышла в темнеющий вечер, встала на рельсы и потрогала отполированное блестящее железо. Железо было теплым и вибрировало. Звенел опущенный шлагбаум. Быстро темнело, а поезд светился развешанными разноцветными фонариками, дышал громко и дымил вовсю.
Было ветрено, Муся смотрела в приближающуюся огромную черную морду, от напряжения ее глаза слезились, и два огня внизу черной махины расплывались бесформенно золотом. Муся расставила руки в стороны, ее платок раскрылся большими цветными крыльями бабочки, и она вошла в наехавший поезд. Она слышала, как стучат на стыках внутри нее колеса, тело стало невесомым, потом содрогнулось, словно ему подарили что-то редкое — то ли боль, то ли фантазию, — стало горячо внизу живота, и вдруг все кончилось. Тяжело дыша, она повернулась. Поезд уходил, тело болело, а на душе было стыдно, как будто
