совокупность факторов. Он не собирался из-за одного-единственного сбоя – как бы ни возмущалось им общество – упускать уникальную возможность воспрепятствовать Короне уничтожить фундаментальный баланс сил, установленный Конституцией.
К сожалению, либералу этого не объяснишь. По крайней мере, либералу, который состоит в палате общин и боится, что эти объяснения могут подслушать избиратели или пресса. Запрос Александера о независимом расследовании встретил опасно растущую поддержку либералов, и барону Высокого Хребта удалось разрядить обстановку только проделав принципиальную рокировку. Графиня Нового Киева получила второй по значимости пост в кабинете министров, а сэр Харрисон МакИнтош стал министром внутренних дел. Благодаря новому посту МакИнтош от имени правительства взял на себя ответственность за контроль над проведением расследования, а у него была прочная репутация как у юриста. Кроме того, он был членом Палаты Общин, а не пэром, что позволило либеральным членам парламента объявить, что он ни в коем случае не станет пособничать аристократам, желающим «спустить дело на тормозах». И, что не менее важно, некоторые неосторожные поступки в прошлом в сочетании с куда более развитой, чем можно было решить по публичным выступлениям МакИнтоша, прагматичностью обеспечили премьер-министру дополнительные рычаги, о которых не подозревала даже графиня Нового Киева.
Кстати, именно обнаружив эти рычаги, он и поспешил воспользоваться прекрасной возможностью переместить графиню из министерства внутренних дел в казначейство. Было абсолютно непредсказуемо, что бы она натворила, если бы расследование под ее руководством завело графиню в такие подробности дела, о существовании которых она знать не желала. Не исключено, что из принципиальности она бы публично отказалась от ведения правительственного расследования – и это обернулось бы катастрофой. А так, когда расследование возглавил её добрый друг МакИнтош, совать туда нос она не станет, будучи уверенной, что Харрисон докопается до сути вещей… и ей уж никак не грозит лично столкнуться с неприглядностью реальной жизни (и с необходимостью принятия жестких политических решений).
В целом барон Высокого Хребта был, скорее, доволен тем, как ловко ему удалось превратить потенциальную помеху в преимущество – и в то же время прикрыть себя и свою партию от возможных обвинений в сговоре с подозреваемыми. При необходимости он легко отговорится, и вина ляжет не на него, а на товарищей по коалиции, на либералов. А поскольку либеральная партия обладает высокой репутацией и незыблемыми моральными устоями – по крайней мере, в представлении собственных избирателей и определенного круга средств массовой информации, – это лишь укрепляет прикрытие. Например, если выяснится, что в ходе следствия какие-то факты ускользнули от внимания, это будет истолковано лишь как досадная ошибка со стороны столь беспристрастных следователей.
И, кстати, не вредно иметь возможность укрыться за спиной графини Нового Киева и её клики либеральных советников вроде Хаусманов, если возникнут неприятные вопросы насчет налоговой и финансовой политики кабинета.
В ближайшие несколько месяцев последнее соображение грозило стать особенно важным, ибо время действия прогрессивного подоходного налога стремительно истекало. Некоторые другие возросшие за время войны налоги можно было законно поддерживать вплоть до следующих всеобщих выборов, но только не подоходный налог, и исчезновение этого источника денежного изобилия (а на поддержку контролируемой центристами Палаты Общин нечего было и надеяться) было истинной причиной, почему Яначеку и Хаусману поручили максимально сократить расходы на военный флот. В противном случае пришлось бы сократить невоенные расходы, что было тактически неприемлемо для любой из партий власти. Барон Высокого Хребта от всей души надеялся, что они смогут аккуратно провести все сокращения, так и не озвучив подлинные мотивы, которыми они продиктованы, но если не удастся, он твердо намеревался переложить вину на графиню Нового Киева. В конце концов, все знали, что принцип либералов «обложи налогами и распредели». В существующем раскладе перед Высоким Хребтом маячила неясная перспектива не испортить отношения с достаточным количеством независимых членов Палаты Лордов, чтобы сохранить в ней большинство, даже если с графиней Нового Киева придется расстаться. Перспектива существовала, но очень уж смутная, и поэтому необходимо было как можно тише и как можно быстрее добиться сокращения расходов и одобрения нового бюджета.
Если предположить, что все пойдет хорошо и у них все получится, все равно небесполезно оставить графиню Нового Киева во главе казначейства. Помимо всего прочего, важнейший пост в кабинете, отданный либералам, был мощным аргументом в пользу утверждения, что нынешнее правительство по сути своей является широкой коалицией, вобравшей в себя все политические точки зрения и суждения.
Ну а еще важнее было то, что барон твердо знал, что они с графиней полностью сходятся в отношении к идее, преданной центристами анафеме: они оба считали правильным использовать государственную власть для достижения собственных идеологических целей. Они радикально расходились в понимании этих целей, но оба с готовностью допускали вмешательство в политическую и частную жизнь (во всяком случае, в частную жизнь всех остальных), против чего всегда возмущались Центристы Александера… и на своем пути легко достигали между собой тактических компромиссов. Премьер-министр также признавал, что изобилие инвестиционных предложений и правительственных программ графини Марицы принесло заметный результат. Некоторые из них обеспечивали финансирование проектов и служб – таких как КМААФИ, – важность которых не посмели бы оспаривать даже центристы (правда, он сам отнюдь не считал, что финансировать их должно правительство). Другие программы далеко не всеми считались полезными, зато поддерживали чувство глубокой преданности в тех, кто с них кормился. И все инициативы графини играли на таком естественном и таком понятном человеческом желании поскорее забыть о жертвах, смерти и разрушениях войны – и обратиться к позитивным и жизнеутверждающим ценностям.
Поэтому опросы общественного мнения показывали медленный, но неуклонный спад поддержки избирателями центристов. Благоприятные условия для тщательно спланированных выборов, которые намеревался созвать Высокий Хребет, еще далеко не сложились, и вряд ли сейчас что-то могло разобщить центристов настолько, чтобы лишить их статуса единственной крупной партии в палате общин (еще и потому, что первые же всеобщие выборы превратят сан-мартинских «наблюдателей» в полноправных членов парламента). Но если наметившаяся тенденция не исчезнет, центристы почти наверняка потеряют статус партии
Тем не менее, напомнил себе (в который раз!) барон Высокого Хребта, нельзя недооценивать отвращение, которое проявляет графиня к тактике, навязываемой ей по соображениям прагматической целесообразности. И нельзя забывать, что для каждого истинного либерала любые действия, хотя бы отдельно напоминающие империализм и территориальную экспансию, являют собой ересь – несомненную ересь, что бы ни думали прогрессисты. Вода должна немного отстояться, решил он, и, взглядом попросив Декруа помолчать, обратился непосредственно к графине Нового Киева.
– Ни у кого из нас нет имперских амбиций, Марица, – убедительно произнес он. – Однако, несмотря на это, и в особенности в свете того, что правительство Кромарти возложило на нас проблемы безопасности, связанные с аннексией звезды Тревора, мы будем настаивать на
Графиня Нового Киева несколько секунд пристально смотрела на премьер-министра, затем задумчиво кивнула. Декруа же, уверенная, что графиня не смотрит в её сторону, цинично закатила глаза. «Репатриация военнопленных» – это звучало так великодушно! Но графиня не хуже остальных должна была понимать, что Звездное Королевство пошло на это не от душевных щедрот Высокого Хребта и не ради демонстрации доброй воли. Кормить и содержать полчища пленных хевенитов, захваченных Мантикорским Альянсом, стоило немалых денег, а избавившись от этих трат, они получили в качестве бонуса небывалый общественный резонанс и популистский лозунг «Правительство, которое вернуло домой наших мужчин и женщин»…
– Разумеется, они не хуже нашего знают, что следующая крупная уступка должна произойти с их стороны, – настойчиво продолжал барон. – И они должны сознавать, что решение проблемы нашей
