и непоправимости происшедшего. Но Сесил повернул к себе ее лицо и низко наклонился к ней. В его глазах горело какое-то мрачное удовлетворение.
— Эдит, это должно было случиться, мы по сути уже муж и жена… Прости, что все вышло так внезапно, но я не мог больше ждать. Пойми.., мне хотелось назвать тебя своей. — Он поднялся и прошелся по ковру. — Последнее время я стал бояться.
— Чего бояться? — беззвучно спросила она.
На нее нашло какое-то странное оцепенение.
— Этот идиот Найджел будет видеть тебя каждый день, а я уеду. С тех пор, как я увидел сегодня днем, как он наклоняется к тебе и что-то шепчет на ухо, я просто не нахожу себе места. Он постоянно на тебя пялится. Может, скажешь, что ты ничего не замечаешь? Что такое он нашептывал тебе, интересно знать?
Эдит медленно 'подняла голову, запахивая на груди халат, и изумленно взглянула на него снизу вверх. Найджел Кроул был ее непосредственным начальником, относился к Эдит доброжелательно и всегда был готов помочь, но ей и в голову не приходило, что он на нее «пялится» и испытывает хоть какой-то интерес И он никогда и ничего не шептал ей на ухо — в том смысле, в котором предполагает Сесил.
— Найджел ко мне абсолютно равнодушен, ты говоришь глупости, — сказал она и встала. В висках слегка ломило, и очень хотелось остаться одной. — Знаешь, Сесил, тебе лучше сейчас уйти. Мне надо привести себя в порядок…
Сесил исподлобья взглянул на нее, бросился к ней, сжал ее запястья.
— Эдит, милая, ну прости меня. Я сам не знаю, что говорю. Я ждал так долго, а ты всегда такая спокойная, сдержанная. Я не был уверен в твоих чувствах, мне начало казаться, что ты вот-вот скажешь, что раздумала выходить за меня замуж. В следующий раз все будет по-другому, клянусь. Только когда ты захочешь и как ты захочешь. Скажи, ты меня прощаешь?
Он смотрел на нее умоляюще. Вздохнув, она мягко отняла у него свои руки. Конечно, во всем виновато его страстное желание, его пылкое чувство, его темперамент, затянувшееся ожидание. Все-таки он мужчина…
— Ну что ты, Сесил, я все понимаю. Какие же мы после этого близкие люди, если не можем понять друг друга. Только.., мне казалось, что ты сам хочешь.., чтобы все случилось уже потом.
Он пылко целовал ей руки.
— Ты просто изумительная, ты все понимаешь. В нашу первую брачную ночь это будет как первый раз, вот увидишь. Прости, тысячу раз прости. Я сейчас уйду, если ты хочешь. Завтра утром я позвоню тебе с аэродрома, о кей? Ну все, милая моя девочка, до свидания, и помни, что я тебя люблю.
Она почувствовала на ладони горячее прикосновение его губ, затем все стихло. И Эдит сообразила, что осталась одна. За окном шел дождь, на ковре валялось атласное платье, все смятое. Она подобрала его и пошла в ванную, там встала под душ, подставила тело прозрачным струям и долго стояла, хмуря брови и кусая губы.
Грудь ей сдавило словно камнями. Что случилось? С ней был ее возлюбленный, ее жених, который через месяц станет ее мужем. Но почему все происшедшее кажется таким отвратительным? Может быть, с ней что-то не так?
Уж не ориентирована ли она в другом направлении? Ведь мужчины действительно оставляли ее равнодушной…
Сегодня утром, когда Найджел наклонился к ней, чтобы взглянуть на перевод письма, над которым она трудилась, и Эдит почувствовала запах его кожи, дорогого мыла, чистого белья, она нисколько не взволновалась, хотя другие девушки, работавшие в ее отделе, находили шефа весьма привлекательным. Даже когда он тихо заметил, что у нее необыкновенно приятные духи… Как раз в этот момент к ней и заглянул Сесил.
Сесил приревновал ее к Найджелу, как она сразу не догадалась. Что же, это объясняет его внезапное желание быстрее назвать ее «своей».
Она способна понять его чувства… Но почему-то ей от этого нисколько не легче.
Эдит вылезла из ванны, вытерлась махровым полотенцем, надела ночную рубашку и, погасив везде свет, юркнула в прохладную постель.
Она чувствовала себя разбитой, несмотря на душ, хотелось побыстрее забыться, но сон не шел.
Перед ней возникло лицо Сесила, знакомое с самого детства, и она ощутила в груди холодок.
Не покидало чувство, что Сесил и человек, овладевший ею на ковре, совсем разные люди. Он сказал, что в следующий раз все будет по-другому… Эдит с отчетливой ясностью поняла, что не хочет никакого следующего раза.
Утром она проснулась в девятом часу и мгновенно вспомнила, что Сесил хотел позвонить из аэропорта. Ей внезапно стало так страшно, что похолодела спина. Бежать быстрее, прочь отсюда, только бы не разговаривать с ним, не слышать его голос. Эта паника не имела разумного объяснения. Эдит стремительно оделась, причесалась и, махнув рукой на макияж, без которого обычно не показывалась на людях, схватила сумочку и выбежала из подъезда. Одну остановку доехала на метро до вокзала Виктории, и ей посчастливилось — через десять минут она уже сидела в электричке, которая везла ее к бабушке в Пилбем.
До бабушкиного поселка было минут тридцать езды. Эдит прислонилась виском к стеклу, обхватила обеими руками сумочку, закрыла глаза. Надо успокоиться, глубоко подышать.
Она взрослый человек и знает, что «первый раз» бывает далеко не всегда самым удачным.
Да, она воображала цветы, свечи, шампанское, шелковые простыни, волнующие объятия и необъятный океан нежности. Ну что же, все вышло не так. Это не любовный роман, а реальная жизнь.
Надо же быть такой наивной дурочкой! Сесил сказал, что любит ее. Возможно, он сейчас тоже досадует на нее за то, что она вела себя, словно бесчувственное бревно. Все в порядке вещей: она, не имея никакого любовного опыта, растерялась, испугалась, отсюда и отрицательные эмоции. Все так, все так… Только почему ее не покидает ощущение ужасной ошибки?
На остановке в купе кто-то подсел, и Эдит с трудом подавила досаду, ей сейчас не хотелось ничьего общества. До бабушки ехать еще минут двадцать. Она притворилась, что дремлет. Сосед какое-то время сидел тихо, затем Эдит услышала шорох, царапанье по бумаге и, движимая любопытством, невольно приподняла ресницы. Напротив нее сидел мужчина и делал торопливый набросок в блокноте простым карандашом. Он поднял глаза, и их взгляды встретились.
2
На его лице отразилось легкое смущение, но он тут же широко улыбнулся.
— Простите, я не хотел вас беспокоить, — дружески произнес он, а его карандаш тем временем продолжал летать по бумаге, не сбавляя темпа. — Надеюсь, вы ничего не имеете против? Ваше лицо настолько необычно, что я не смог устоять. Всего лишь маленький набросок…
Он проговорил это, не прерывая своего занятия, быстро перебегая глазами с лица Эдит на страницу блокнота. Эдит ощутила раздражение. Возможно, в другое время она отнеслась бы к бесцеремонности этого человека более снисходительно, сочла бы ее безобидным чудачеством художника. Но сейчас она была не в том настроении.
— Я как раз против, — произнесла она, сурово хмурясь. — Будьте добры прекратить это.
Он удивленно вскинул брови, и его карандаш неохотно замедлил свой бег.
— Простите, — повторил он. — Я полагал, нам обоим это должно быть лестно. Мне — рисовать вас, вам — служить мне моделью.
— В самом деле? — кисло выговорила Эдит. — Ваша фамилия, должно быть, Гейнсборо. Или Ван Дейк? А еще лучше — Рембрандт…
— Что значит «лучше»? — изумился он. — Вы идете на поводу у общественного мнения. Хальс, между прочим, соперничает с Рембрандтом в области портрета…
