супругами за время круиза.
Не найдя ничего ценного, она вывернула карманы висящих в шкафу и на спинке стула курток и пиджака. С мстительным чувством раздавила каблуком мобильный телефон, выгребла наличность, прихватив заодно идентификационную карту Уилларда — если даже с нее не удастся снять ни цента, пусть парень чуток покувыркается. Огляделась по сторонам и, решив, что больше здесь делать нечего, вернувшись к столу, сунула ноутбук в сумочку. Помедлила минуту- другую, борясь с искушением сменить свою сумку на Эвридикину, и одержала-таки над собой маленькую победу. На таких-то вот мелочах новички обычно и сыпятся, а кроме того, «хамелеона» придется вернуть Эвридике, и останется она в результате с носом…
— С носом, как с подносом… — повторила вслух Оторва и, отведя взгляд от «хамелеона», уставилась на своё отражение в огромном вертикальном зеркале. И тут только заметила, какой мягкий и пушистый ковер у нее под ногами. Как весело посверкивают кувшин с соком и высокие фужеры на журнальном столике. Какие чудесные, дивно изогнутые кресла стоят перед огромным плоским стереовизором.
Она не понимала, что изображено на картинах, украшавших светло-серые, словно обитые плюшем стены, на которых не было ни единого пятнышка. Форма напоминавшей причудливый цветок люстры казалась ей слишком вычурной и беспокойной, но белый, искрящийся словно первый снег потолок был так непохож на потрескавшиеся, протекающие потолки ее детства, на бугристую побелку потолка казармы, что Оторва зажмурилась. На мгновение ей показалось, что она стала героиней душещипательного сериала, в котором, бродя по роскошным апартаментам, красивые, сытые люди нудно и многословно обсуждают проблемы, не стоящие выеденного яйца, и на глазах ее закипели слезы…
А потом сердце забухало гулко и часто. Слезы испарились, и Оторва принялась крутить головой в поисках палки, лома, швабры — чего-нибудь увесистого, чем можно разбить к чертям собачьим зеркало и журнальный столик, стереовизор и стеклянную этажерку, трюмо в спальне и нежно-розовые бутоны прикроватных светильников. Она до боли стиснула кулаки, до хруста сжала зубы, борясь с обуявшим ее бешенством, чувствуя, что вот-вот задохнется от ненависти к этому подлому, злому, несправедливому миру, топтавшему, ломавшему, калечившему и насиловавшему ее изо дня в день, из года в год, позволяя другим в то же время работать, учиться и отдыхать в свое удовольствие.
Зачем она появилась на этом гнусном свете? За что обречена видеть только грязь, боль и ненависть — ту самую изнанку жизни, о которой такие, как Эвридика, могут не узнать до конца своих дней? Почему даже в корпусе паскуда-судьба не оставила ее в покое и натравила на нее мцимовцев? В чем состоит промысел Бога, по воле которого одни могут жрать в три горла, а другие вынуждены с малолетства охотиться на крыс, чтобы не сдохнуть с голоду? Чего ради она до сих пор не перерезала себе глотку и все ждет, ждет, ждет чего-то хорошего от этого подлейшего из миров?..
Она очнулась от звона бьющихся фужеров. Поглядела на сорванную с потолка люстру, опрокинутые кресла, перевернутый журнальный столик и тихо выругалась. Этого еще не хватало! Неужели прививка, сделанная ей в приемном покое МЦИМа, начинает действовать? До сих пор ей не удавалось натворить столько бед, не сходя с места…
Оторва тряхнула головой, поправила перед чудом не пострадавшим зеркалом прическу и решительным шагом направилась к двери номера, мысленно понося себя за то, что распсиховалась в самый неподходящий момент. Ребята, ожидавшие ее перед отелем, небось с ума сходят, черт знает что понапридумывали, а она тут мебель портит, посуду бьет.
Остановившись перед дверью, она бросила последний взгляд на распростертое тело Пархеста, подумав, что следовало бы его, вопреки наставлениям Радова, прирезать. Криво улыбнулась, представив, какой хай подымет блондинка, узнав, что у клиента нету ни цента, и вышла из номера.
Акватакси — обшарпанная лодка с корпусом, штампованным из стеклопластика и чихающим доходягой-мотором — доставило Снегина до Стрелки Васильевского острова, где он пересел на старенький трехместный катер, который должен был доставить его в район площади Тургенева. От безымянной бензозаправки, устроенной около здания бывшего Морского вокзала, до места, где Игорь Дмитриевич вынужден был оставить своего «Витязя», можно было добраться без пересадок, но опыт подсказывал ему, что лучше потерять полчаса-час, чем навести мцимовцев на место свидания с Радовым. Ибо первое, что сделал бы он сам на месте пасших оставленный им джип сыскарей, — это переговорил с таксистом и выспросил у него, откуда тот привез своего клиента. Радов, безусловно, позаботился о том, чтобы замести свои следы, но подстраховаться было не лишним. Ведь при желании даже факт встречи Снегина с объявленным в розыск инструктором Морского корпуса мог быть вменен ему в вину и, если бы нашлись свидетели, готовые подтвердить, что видели их вместе, его ждал бы арест и отдых в КПЗ «до выяснения обстоятельств дела». В камерах предварительного заключения с арестованными нередко случались странные и страшные вещи, не говоря о том, что «выяснять обстоятельства» любого дела при известном старании можно годами. Действующее «Уложение», направленное на пресечение любого рода террористической деятельности, позволяло содержать подозреваемых под стражей сроком до трех лет.
— Кроме того нельзя забывать, что существует «jus ас fas»,[16] — пробормотал Игорь Дмитриевич, размышляя о том, стоит ли ему вообще пользоваться сегодня «Витязем»…
С утра его «пасли» от самого дома, и, дабы оторваться от «хвоста», ему пришлось воспользоваться проходной парадной. Оставив джип у подъезда старинного семиэтажного дома, он вынужден был совершить рейд по трем дворам, чтобы добраться до стоянки акватакси. Дело было привычное, и за «Витязя» он не беспокоился — страховка действовала еще три месяца. Вопрос в том, стоило ли сегодня возвращаться к машине? С одной стороны, он привык иметь ее под рукой, а с другой… Любое предсказуемое действие подставляло его под удар, и разговор с Радовым только подтвердил серьезность ситуации. Если Эвридике и впрямь удалось списать на масс-диск что-то важное, а Оторве посчастливится его заполучить, мцимовцы начнут делать резкие движения. А поскольку в их досягаемости находятся лишь он и мисс Вайдегрен, нетрудно догадаться, на ком они выместят свой гнев.
— Слушай, друг, — обратился Онегин к таксисту. — Давай-ка изменим маршрут. Высади меня у «Плавучего острова». Знаешь, где это?
— Знаю. Сделаем. — лаконично отозвался хмурый дядька с трехдневной щетиной на щеках.
— Алло, Колобок? — Игорь Дмитриевич поднес трубку к уху и, услышав недовольное: «Он самый!» — понизив голос, сказал: — Снегин говорит. Думаю, в моей тачке сюрприз. Пошли кого-нибудь из ребят проверить. Она стоит по адресу…
— Когда подогнать к дому? — поинтересовался Вениамин Ипатьевич Колобоков, оказывавший Снегину время от времени услуги, не значащиеся в списке работ, выполняемых его авторемонтной мастерской.
— Сегодня вечером. Можно завтра утром. Если возникнут проблемы.
— Если возникнут проблемы, тебе придется заводить новую тачку. А мне — нанимать нового работники. — мрачно пошутил Колобоков и дал отбой…
Бензозаправка с понтонным причалом и павильоном, где подавали пиво, горячие сосиски и жареных моллюсков на бумажных тарелочках, показалась Снегину не лучшим местом для переговоров, но сам Радов ему понравился. А рассказанная им история настолько соответствовала предположениям Игоря Дмитриевича, что тот ощутил себя достойным восприемником Шерлока Холмса. Что, впрочем, ничуть не помогло им принять решение относительно судьбы Эвридики.
Снегин не мог укрыть ее у себя или в каком-либо надежном убежище, не доступном для мцимовцев или полиции. Радов не мог отпустить Эвридику, не поставив в ее памяти временный блок. Да он и не рвался избавиться от нее, сознавая, что, объединив усилия, они скорее смогут выпутаться из скверной ситуации. Снегин полагал, что сумеет найти способ переправить за кордон полдюжины бывших курсантов и миссис Пархест, если они раздобудут достаточное количество денег. Радов считал, что проще договориться с МЦИМом, если сведения, скопированные Эвридикой на масс-диск, действительно представляют для Пархеста и его сообщников серьезный интерес. Инструктор МК, подобно Эвелине Вайдегрен, все еще питал иллюзии относительно своих противников, и Снегину не удалось разубедить его в том, что свинье не о чем договариваться с колбасником. Таким образом, единственным результатом их встречи были заверения друг друга в готовности сотрудничать и обмениваться информацией. Не так много, как рассчитывал Игорь Дмитриевич, но не так уж и мало.
Особенно если учесть, что они прекрасно поняли друг друга.
«Если переправите ребят за кордон, можете использовать сведения, которые мы добудем, как вам угодно. Но не раньше. Мне нет дела до ваших отношений с МЦИМом, но не пытайтесь урыть его прежде, чем мы унесем отсюда ноги», — предупредил Игоря Дмитриевича Радов.
«Не вздумайте вступать в переговоры с метазоологами, не заручившись самыми верными гарантиями безопасности. Имейте в виду, даже получив в заложники директора МЦИМа, вы рискуете быть обманутыми. Спонсирующие МЦИМ корпорации пойдут на все, чтобы уничтожить информацию и людей, способных помешать проводимым в нем работам. Мистер Пархест не злодей. Возможно, он неплохо относился к своей жене и пытался убить ее только потому, что знает правила игры и размер ставок».
Мысль эта, похоже, не приходила Радову в голову и заставила его призадуматься. И то слава богу…
— Здесь, что ли, высаживать? — обратился к Игорю Дмитриевичу таксист и, получив удовлетворительный ответ, подогнал катер к причалу «Плавучего острова».
На самом деле отель «Плавучий остров» не был, конечно же, плавучим. Но, будучи поставлен на пересечении Екатерингофки и Обводного, да еще и окружен каналом, казался действительно вырастающим из воды, хотя возведен был лет через десять после затопления города. Этакий псевдоготический псевдособор с бронзовыми химерами, изящными аркбутанами и шишкастыми шпилями а-ля «Нотр-Дам де Пари».
Выбравшись на причал, Игорь Дмитриевич несколько минут простоял, задрав голову, любуясь «Плавучим островом» — что бы кто ни говорил и как бы он сам ни ругал всевозможные подделки, отель был спроектирован мастером, — и двинулся к стоянке такси.
— Угол Лиговского проспекта и Обводного канала.
Сев рядом с водителем мышиного цвета «Форда», облупившиеся шашечки такси на бортах которого были почти не видны из-за рекламных наклеек, он ощутил смутное беспокойство. Оторва, наверное, уже побывала у Пархеста, а через пару часов в Питер должен прилететь приятель Евы — журналист Патрик Грэм. И мисс Эвелина, если он хоть что-то понимает в людях, непременно отправится его встречать, больше-то ей пока тут делать нечего…
— У меня в машине не курят, — предупредил его похожий на индейца шофер — длиннолицый горбоносый парень с конским хвостом на затылке.
— Да-да… — рассеянно отозвался Снегин, пряча сигарету и бездумно глядя на проносящиеся мимо автомобили.
Он предупредил мисс Вайдегрен, что ей не следует гулять по городу одной, но вряд ли она отнеслась к его совету достаточно серьезно. И вряд ли Патрик Грэм проявит необходимую осторожность. В аэропорту им скорее всего ничего не грозит, но когда они надумают пройтись по ночному или даже вечернему Питеру…
«О черт! — мысленно воскликнул Игорь Дмитриевич. — Да мне-то до этого что за дело! Если она плевать хотела на мои слова, то глупо звонить ей и надоедать своими советами! Моя опека либо взбесит ее, либо будет воспринята неправильно. Женщинам свойственно ставить все с ног на голову…»
— У меня не курят! — повторил шофер.
