— Их надо выручать!
Она повернулась от окна, приказала себе:
— На старт!
— Эль-эль-элечка! — летел из распахнутого окна голос буйного Гусева.
Электроничка внезапно сорвалась с места и солнечным бликом скользнула по тенистой аллее. Девчонки остолбенели.
— Ты куда, Эля?
— Я… скоро… вернусь…
Три слова осталось от исчезнувшего капитана. Из кустов за всем происходящим внимательно наблюдали два светящихся зеленых глаза. Рэсси не вмешивался в происходящее. И его приятели из Васильков, притаившиеся рядом в траве, тоже ни разу не тявкнули. Надо сначала понять, что хотят эти странные люди.
СПАСТИ ЭЛЕКТРОНИЧКУ!
Электроничка вернулась с профессором Громовым через полтора часа: они приехали на такси из города, из научной лаборатории, до которой спортсменка добежала за двадцать минут. Хотя Элечка с дотошностью электронного репортера передала весь ход событий, профессор не мог определить, что за болезнь поразила Электроника, и он поторопился на помощь.
Девчонки, встретившие их у ворот, внесли еще большую сумятицу в предварительный диагноз:
— Ой, что они вытворяют…
На веранде Ростик и врач резались в шахматы. Они узнали знаменитого профессора, поздоровались.
— Я лечащий врач, — представился доктор.
— А я тренер, — мрачно изрек Ростик.
— Что с ними? — спросил Громов.
Оба выразительно пожали плечами. Потом доктор высказал свое предположение:
— Какой-то новый вирус. Вероятно, эговирус.
Громов направился к палате, но доктор преградил ему путь:
— Извините, профессор, это не по вашей специальности. — Он указал на объявление, где написано: «Карантин!» — К нам едет комиссия.
— Да задумайтесь, — рассердился Громов, — в этом злосчастном вирусе виноват один я! Вместо «эрго» телеграф отстучал «эго». Улавливаете разницу между этими понятиями — работой и самолюбием? Элементарная опечатка, а мальчишки вообразили незнамо что!
Стражи у двери переглянулись, но не отступили, будто их самих пригвоздило на месте слово «карантин».
— Сначала узнаем, профессор, — предложил доктор, — что скажет классическая медицина…
— Я робопсихолог. Кстати, среди больных, если я не ошибаюсь, находится и мой пациент. Позвольте пройти!
Громов широким жестом отстранил стражей и вошел в палату. За ним скользнули Электроничка и Рэсси, как представители робототехники.
Девчонки помчались к окнам.
В палате было мирно, но не тихо. Макар Гусев, развалившись в кресле, включив на полную мощность звук, смотрел по телевизору футбольный матч. Профессор уткнулся в географический атлас. Виктор Смирнов разглядывал в лупу уснувшую муху, а Чижиков-Рыжиков по его описаниям рисовал фломастерами ее части.
Электроник и Сыроежкин покоились на постелях в самых безмятежных позах, умиротворенные, удивительно похожие друг на друга.
Незадолго до появления Громова Сергей дотянулся до соседней кровати, ткнул Элека в железный бок:
«Послушай, Эл, ты не притворяешься? Ты в самом деле болен?» — «Да», — последовал лаконичный ответ. Тогда Сыроежкин решил разделить участь товарища, окунулся в глубокий сон.
Вошедших, казалось, никто не заметил, хотя они стояли посреди комнаты.
Но Вовка Корольков на мгновение поднял голову над атласом, который он изучал, и спросил Громова:
— Послушайте, любезный, вы не помните размера острова Робинзона?
— Не помню… любезный, — вежливо ответил Громов.
Вовка склонился над картой; он явно не узнал профессора.
— Го-ол! — затрубил Макар таким истошным басом, что
Громов чуть не выронил свою длинную трубку.
— Нельзя ли потише, молодой человек?
— Эй, старикан! — крикнул Гусев. — Брось ругаться, иди сюда. Фартовый гол.
— Черт знает что, — сказал сердито Громов, теряя самообладание. — Вы забываетесь, молодой человек!
Проблеск сознания мелькнул в глазах Макара и тут же исчез. Макар уставился в экран.
— Что с ними. Гель Иванович? — опросила Элечка, а
Рэсси вопросительно гавкнул.
— По-моему, снижение коэффициента самооценки, — задумчиво произнес Громов. — Редчайший случай в робототехнике. Сейчас проверим, насколько злокачествен этот «эго».
Он подошел к лежащему Электронику, окликнул его:
— Ты слышишь меня?
— Слышу, — отвечал робот, не открывая глаз.
— Ты проанализировал, что с тобой произошло?
— Проанализировал.
— Ты можешь вернуться в рабочее состояние?
— Не знаю, — сказал Электроник. — Я ищу выход.
Профессор внимательно и долго смотрел на него. Только опытный роботопсихолог по мельчайшим внешним признакам мог установить, что случилось с его любимым сыном. Казалось, уплыли куда-то вдаль назойливые телевизор и сама комната с поверженными чемпионами, остались создатель и его дети.
— Вот что, — прервал наконец молчание Громов, — я тебе задам один вопрос. В тебе идет переоценка основных понятий?
— Да, — ответил Электроник. — Я не знаю, почему так происходит.
— И я пока не знаю, — сказал профессор. — Помочь себе можешь только ты сам. Слушай внимательно…
— Я слушаю.
— Если ты не самовосстановишься, не поверишь в ценности жизни, ты перестанешь быть Электроником, погибнешь как личность. Понял меня, Элек?
— Понял, — отозвался робот, вытягиваясь неестественно прямо на кровати.
— Даю тебе, — профессор взглянул на часы, — ровно пять минут. Работай, Элек!
Громов подвинул кресло к кровати, уселся возле больного. Потянулись тягостные минуты. Какая-то внутренняя перестройка шла внутри робота, но шла значительно медленнее, чем этого хотелось бы Громову. Лицо профессора было серьезным, он застыл на месте. Элечка вся напряглась и ощутила, как постепенно меняются внутри лежащие схемы, как восстанавливаются прежние контакты, но Элек не подавал никаких признаков выздоровления. Глаза Рэсси мигали зелеными вспышками, отсчитывая быстрые секунды, и Элечка в нетерпении спросила:
— Он успеет… восстановиться?
Громов молчал.
