— Вы интересовались, не ищем ли мы помощника?
Кэтрин рада была присесть. А вдруг он собирается сообщить, что им никто не нужен или что у нее не получится? Мисс Коул точно сказала бы именно это. Затянутая в черное фигура твердо стояла перед ней, в блестящих темных глазах за гигантскими линзами ясно читалось неодобрение. Кэтрин просто почувствовала все это без слов. И сказала:
— Да. Вы думаете, я вам подойду?
Мисс Коул была уверена, что нет, но скрыла свои эмоции. Она оглядела Кэтрин с головы до ног — от маленькой простенькой шляпки до аккуратных скромных туфелек, — отметила, что ее твидовый костюм явно не нов, и подвела итог: «Спустилась с небес на землю». В наши дни со многими так случается: родились в рубашке, получали все, что хотели, и вдруг — какая-то катастрофа, и приходится им идти и искать работу, и они жалеют себя, потому что теперь должны делать то, к чему другие девушки были готовы с детства. Самой мисс Коул пришлось работать с четырнадцати лет, чтобы приобрести свои теперешние навыки, но эти леди — она презрительно выделила это слово — ожидают, что просто выйдут и найдут работу, не имея никакого опыта. Вслух она резко спросила:
— Какой у вас опыт работы?
Кэтрин была честна.
— Боюсь, в этой области — никакого, но я могла бы научиться. Во время войны я работала в обслуживании санитарного поезда.
— А потом?
— Меня довольно долго не могли демобилизовать, и я ушла сама. Теперь мне очень нужна работа.
«Деньги кончились, — подумала мисс Коул. — У таких, как она, всегда так — помада, румяна, а в кармане — ни пенни».
Уильям не вмешивался в разговор, потому что ему хотелось только смотреть на девушку. Она была высокой и грациозной, двигалась красиво, легко и свободно, как вода, как облака, бегущие по небу. Из-под маленькой коричневой шляпки выглядывали каштановые волосы. У нее были карие глаза. Ее облик вызывай в воображении картины то сверкающей, то темной водной глади: она изменчива, но всегда прекрасна. Уильям следил, как кровь отливает от ее лица и пропадают розовые пятна на щеках. Румяна просто подчеркнули природный цвет. Ему нравился нежный цвет ее помады, которой был тонко подкрашен ее чудесный рот. Ему нравился ее поношенный твидовый костюм и зеленый шарфик на шее. Она внушала ему ощущение полноты, завершенности и уверенность, что все будет хорошо. Он услышал мисс Коул: «Я в самом деле не знаю…» — и в своей простой и бесхитростной манере спросил:
— Как вас зовут?
Ее щеки побледнели и снова окрасились румянцем.
— Кэтрин Эверзли.
Он повернулся к мисс Коул.
— Мне кажется, мисс Эверзли — именно та, кого мы ищем.
— Мистер Смит, в самом деле…
Мисс Коул не могла устоять перед его внезапной обаятельной улыбкой.
— Мистера Таттлкомба сейчас нет, вы будете перегружены работой. Что же будет, если вы переутомитесь?
— Я не намерена переутомляться.
Уильям продолжал:
— Мистер Таттлкомб не простит мне этого. Вы действительно нуждаетесь в помощи. Так что если мисс Эверзли…
Противиться бесполезно, он твердо решил нанять ее, и мисс Коул это понимала. Магазин оставлен на его попечение, и с этим ничего не поделаешь. Мужчины так слабы и глупы: стоит появиться хорошенькому личику — и они в ту же минуту забывают о тех, кто мог бы создать им домашний уют и позаботиться о них! И тут уж ничего не поделаешь — они таковы, и с этим приходится мириться. Мисс Коул подавила вздох и резко спросила:
— А как насчет рекомендаций?
Позже, каждый раз вспоминая этот день, Уильям всегда с удивлением обнаруживал, что восстановить в памяти образ Кэтрин ему легче, чем что-либо еще. Она заполняла каждую щелочку его сознания.
Кэтрин представила две рекомендации. Мисс Коул еще побеседовала с ней, пока он стоял рядом.
— Так как у вас нет опыта, вы не можете рассчитывать на высокую зарплату. Тридцать пять шиллингов в неделю…
Уильям запомнил эти слова, потому что они заставили щеки девушки порозоветь.
— О да!
И только под конец его разозлил твердый голос мисс Коул:
— Никаких румян и помады, мисс Эверзли, никакого макияжа! Мистер Таттлкомб в самом деле очень строг в этом вопросе.
На этот раз Кэтрин не покраснела, а улыбнулась.
— О, конечно, я совсем не возражаю. Это же просто мода, правда?
Потом она ушла. Им предстояло ознакомиться с ее рекомендациями, и, если они окажутся хорошими, девушка начнет работать в понедельник утром.
Уильям вышел на воздух.
Глава 2
Абель Таттлкомб сидел в кровати, подпертый тремя подушками, закутанный в серую с белым шерстяную шаль. Диванную подушку принесла из собственной гостиной его сестра, миссис Солт. Если бы не Абель, черта с два эта подушка была бы здесь. Миссис Солт, конечно, не позволила себе так выразиться, подушка просто осталась бы на своем месте. Но теперь она, если можно так сказать, служила фундаментом для двух других пуховых подушек, и это был внушительный фундамент! Сшитая из плотного холста, покрытая вышитыми крестиком огромными красными розами на пурпурном фоне, она выглядела почти угрожающе из-за кричащей расцветки и еще более кричащей формы. Упругая, яркая и компактная, она удерживала другие подушки в правильном положении и создавала удобную опору для спины мистера Таттлкомба.
Он бросил взгляд ярко-голубых глаз на своего помощника, Уильяма Смита, и произнес:
— Я составил завещание.
Уильям не знал, что ответить. Если промолчать, мистер Таттлкомб решит, будто Уильям уверен в его скорой смерти. Если сказать «О да!» или что-нибудь в том же духе, эффект будет примерно тот же. А фраза типа «О, я уверен, в этом нет необходимости!» пойдет вразрез с его принципами, потому что люди, безусловно, должны писать завещания, если им есть что и кому оставлять. Вот у Уильяма ничего не было. Он оглядел мистера Таттлкомба, отметив, что тот никогда не выглядел лучше, чем сейчас, и сказал:
— Ну что ж, я думаю, вы правы — теперь можно выбросить это из головы.
Абель важно покачал головой, не в знак отрицания, а с выражением некоего философского сомнения. Это был очень пожилой человек со свежим цветом лица, шапкой седых кудрей и глазами яркого голубого цвета. У него был приятный деревенский выговор:
— Ну, там уж будь как будет, а я это сделал.
На это вроде и ответить нечего.
Абель тяжело вздохнул.
— Если Господь захочет, он призовет меня. Его же не волнуют завещания.
Уильям, смущенный торжественностью тона, пробормотал:
