— У-у-у, пожиратель падали! — взвыл наемник, яростно тыча острием алебарды туда, где мгновение назад находился его противник.
— Говорить надо, когда тебя спрашивают, а не когда в голову взбредет, — назидательно промолвил Марий, вновь и вновь увертываясь от алебарды не на шутку озлобившегося громилы. Теперь наемник дрался уже во всю силу, решив, что прежде всего надобно спасти жизнь, а о последствиях содеянного можно будет подумать позже.
— Командир мой шумнул — мол, хорошо бы тебя на вшивость спытать. Женку велел помянуть, — гаркнул «золотой», надеясь отвлечь противника, и нанес смертоносный, по его мнению, косой удар широким лезвием. Настигни оно Мария, и лежать бы тому в луже крови, рассеченному от ключицы до пупа. Загвоздка была в том, что конис, в отличие от соломенного чучела, на котором так удобно отрабатывать подобные удары, зарубленным быть не желал и своевременно уклонился от начищенного до зеркального блеска клинка. Вспоров драгоценную шпалеру славной вельхской работы, алебарда глубоко ушла в деревянную панель, которыми Менучер приказал отделать стены этого зала.
— Лично тебе проверку эту командир поручил или охотников искал? — полюбопытствовал Марий, ожидая, когда наемник с проклятиями извлечет из стены свое грозное оружие.
— При всех сказал, в кабаке! Награду посулил, дураков нет задарма на скандал нарываться! Да если б я знал, что ты… — Громила с развороту рубанул воздух и прянул в сторону — конис перемещался по залу с удручающей быстротой.
— Даровых дураков, значит, нет, а за деньги нашлись, — пробормотал Марий, градом молниеносных ударов загоняя наемника в угол. Он не хотел убивать этого тупого, жадного и не слишком умелого парня, но если его не поймут правильно, ему придется еще не раз выслушивать истории о похождениях Дильбэр. А это не укрепит его симпатий к Менучеру, который, видать, ждет не дождется, когда шурин покинет его очаровательный дворец и не менее очаровательную страну.
Заслышав шаги приближающихся стражников и придворных, Марий, искусно отведя лезвие алебарды, просвистевшее в пяди от лица, полоснул открывшегося наемника по горлу. Подождал, когда тот, обливаясь кровью, рухнет на пол, и аккуратно вытер меч о плащ убитого.
— Марий! — Появившаяся в дверном проеме Дильбэр раскраснелась от быстрого бега, и конис с удовлетворением отметил, что тревожный блеск ее глаз никак не мог быть притворным.
— Что здесь происходит, возлюбленный брат мой? — величественно вопросил Менучер, проходя сквозь расступившуюся перед ним, словно по волшебству, толпу возбужденно гудящих стражников и придворных.
— Этот выродок позволил себе распускать сплетни, порочащие твою бесценную сестру и мою любимую супругу, о венценосный брат мой, — ответил Марий, разыскивая глазами приведшего сюда всю эту свору юнца. Из толпы придворных послышался сдавленный смешок, тут же, впрочем, и оборвавшийся. Юнец, стоявший среди других «золотых», сбежавшихся со всей западной части дворца, протиснулся вперед и начал бормотать что-то невразумительное.
— Я вижу, недомогание твое уже прошло? — участливо справился Менучер, бросив на юношу взгляд, мигом заставивший того умолкнуть, и, не ожидая ответа Мария, обратился к одному из придворных в золоченой кирасе: — От твоих наемников одни убытки. Ладно сам издох, так какой гобелен перед смертью испортил!
— Если солнцеподобный позволит, я позабочусь, чтобы его починили, и, клянусь могуществом Близнецов, он будет выглядеть как новенький! — ответил тот, низко кланяясь раздраженному шаду.
— Верно придумано! Сделай из этого «золотого» чучело, чтобы другие не забывались! — неожиданно подал голос худощавый молодой человек, весьма удачно похваливший и процитировавший стихотворение шада.
Менучер нахмурился, потом усмехнулся и, считая вероятно, что говорить больше не о чем, приказал командиру дворцовой стражи:
— Оставь шпалеру в покое и научи лучше своих головорезов драться как следует. А о чучелах надо подумать… Кое-кого, острастки ради, и правда стоит набить соломой…
Протиснувшаяся к Марию Дильбэр нежно взяла его под руку и тихо сказала:
— Благодарю тебя за заботу о моей чести. Но… очень может статься, в словах этого мерзавца была и доля правды. Тебе, верно, не говорили…
— Говорили, — отрезал Марий, и девушка почувствовала, как мышцы его руки окаменели. — Меня не интересует, с кем ты спала до свадьбы. И я не позволю, чтобы имя моей жены трепали всякие проходимцы.
— Правда? — Дильбэр заглянула в глаза мужу. — А если доброжелатели распустят новые сплетни?..
— Я не верю сплетням. Да и распускать их незачем — в Нардаре не принято душить неверных наложниц, а тем более жен. Впрочем, нет правил без исключений, — он плотоядно ухмыльнулся. — Поэтому, заклинаю, помни: я никому не поверю, но если сам увижу тебя в объятиях мужчины, мне не потребуется посредник, чтобы отправить твою душу на свидание с Матерью Сущего.
— Я буду помнить об этом, о мой муж. Думаю, у тебя не возникнет причин быть недовольным мною. — Дильбэр прижалась к Марию, и на губах ее появилась мягкая, совершенно не свойственная ей улыбка. И никто из видевших в этот момент бывшую шаддаат, а ныне супругу нардарского кониса, не усомнился, что улыбаться так может только женщина, чувствующая себя по-настоящему счастливой. Но кого из придворных Менучера интересовала теперь его распутная сестра? Скорей бы с глаз долой, а уж в сердцах ей и прежде места не было…
9
Шагая рядом с Менучером по дорожкам дворцового сада, Азерги терпеливо ждал, когда призвавший его шад нарушит молчание. Ему смертельно надоел этот спесивый, избалованный красавчик, и лишь сознание того, что дурацким выходкам его скоро придет конец, помогало магу сдерживать готовое прорваться раздражение. Глядя на посыпанные белым песком дорожки, роскошные клумбы благоухающих цветов под густыми кронами вечнозеленых деревьев и порхающих с ветки на ветку птах, он представлял момент, когда сам станет полновластным хозяином всего этого великолепия, и душу его охватывала сладостная истома. Предвкушение грядущего торжества не омрачала даже мысль о Гистунгуре — Верховном жреце, которого верующие называли Возлюбленным Учеником Богов- Близнецов.
Раньше Азерги ни на миг не забывал, что он всего лишь посланец, направленный сюда дабы способствовать обращению богатейшей страны мира в единственно истинную веру. Золото жрецов с острова Толми, нанятые ими убийцы, поклоняющиеся Моране-Смерти, доносчики и соглядатаи, обученные «братьями» в двухцветных одеяниях, — все это принадлежало не ему, а лишь использовалось им, чтобы подготовить почву для перехода Саккарема под тяжкую длань Возлюбленного Ученика — Гистунгура. Непреложность, необходимость и неизбежность этого не вызывали ни малейшего сомнения у Азерги — Ученика Внутреннего Круга Посвященных, но чем дольше он жил в Саккареме, тем больше превращался в советника шада и мага-одиночку, по скромному разумению которого было бы большой дуростью делиться плодами неустанных трудов с так называемыми «братьями» по вере. Желание Гистунгура наложить руку на Саккарем, с территории которого старый безумец надеялся распространить свое влияние на остальные страны восточного материка, было вполне понятно, однако ему-то, Азерги, что за дело до честолюбивых планов впавшего в маразм Возлюбленного Ученика?
Теперь, когда трон венценосного шада стал так близок и осталось сделать последнее усилие, чтобы занять его, маг и советник Менучера, чрезвычайный посланец Гистунгура, вовсе не хотел уступать этот лакомый кусок кому-либо другому. Кораблям с красно-зелеными вымпелами служителей Богов-Близнецов нечего делать в мельсинском порту. Пусть Возлюбленный Ученик не надеется: нанятые Азерги «золотые» никогда не заключат сошедших по трапам «братьев» в дружеские объятия. Еще недавно маг не был до конца уверен в своих силах, ибо лучше многих других представлял себе тайную мощь жрецов-островитян, обладавших, помимо запасов золота, достаточных, чтобы нанять армию отчаянных головорезов и эскадру быстроходных кораблей, еще и немалыми магическими знаниями, с помощью которых нетрудно устранить неугодного человека, сколь бы высокое положение в подлунном мире он ни занимал. Однако тому, кто вот-вот станет наследником Аситаха, нечего было опасаться самых могущественных проклятий и заклинаний, к которым могут прибегнуть его бывшие «братья»…
Азерги словно воочию увидел орущего и брызжущего слюной Гистунгура в момент, когда тот узнает, что Саккарем потерян для него навсегда, а вторжение на восточный материк обречено на провал, и губы его растянулись в злорадной усмешке. Почитая себя человеком разумным, маг ненавидел фанатиков, не сознавая при этом, что испепеляющая его жажда власти мало чем отличается от одержимости Возлюбленного Ученика.
— Сегодня ты, кажется, пребываешь в благодушном расположении духа, а ведь я крайне тобой недоволен! — прервал молчание шад, останавливаясь около источающего свежесть и прохладу фонтана.
— Я слушаю тебя, венценосный. И, Боги-Близнецы свидетели, готов, если это в моих силах, рассеять твое неудовольствие, — заверил Азерги, с неохотой отрываясь от своих мыслей.
— Ха, Боги-Близнецы! Ты часто призываешь этих заморских Богов в свидетели и обещаешь их поддержку, но пока пользы от них не больше, чем от нашей Богини! — раздраженно проворчал Менучер.
— Боги-Близнецы не хуже и не лучше других. И так же, как остальные, помогают лишь тем, кто сам не сидит сложа руки. Молитвы надо подкреплять делом, и тогда поддержка их не заставит себя ждать.
— Да-да, я знаю: Боги помогают сильнейшим. Ты не раз говорил это, а я верил тебе. Сдается мне, я вообще чересчур полагаюсь на твои советы, хотя до сих пор не удосужился спросить: откуда ты родом и чем занимался, прежде чем явился со своими пророчествами и предсказаниями в Мельсину?
— Солнцеподобный шад спрашивал меня об этом неоднократно. Я родился на севере Аррантиады, изучал магические искусства на Толми — острове истинной веры и прибыл сюда по воле Богов-Близнецов, — заученно ответил Азерги, глядя на бронзовую скульптуру «танцовщицы с кувшинами», из которых били хрустальные струи воды. — Если желаешь, я могу рассказать о своей жизни поподробнее, но у меня создалось впечатление, что ты вызвал меня ради более неотложных дел.
— Разумеется. И прежде всего меня интересует, когда ты будешь готов отправиться в Велимор, а я избавлюсь от лицезрения кониса и моей развратной сестрицы. Марий сказал, что дела требуют его безотлагательного возвращения в Нардар, чему я несказанно обрадовался, но тут же он заявил, будто не может выехать из Мельсины, потому что ты обратился к нему с просьбой отложить отъезд на несколько дней. Ты слишком медлишь со своим посольством, а между тем велиморские наемники нужны нам как воздух — урлаки в северном Саккареме окончательно распоясались!
— Это не урлаки, это мятежники, и возглавляет их Тайлар Хум, — уточнил Азерги.
— Ах вот как! — Лицо Менучера вспыхнуло от гнева. — И ты осмеливаешься говорить об этом мне?! Не ты ли уверял, что, казнив заговорщиков, мы вырвем корни недовольства и в стране воцарятся мир и покой?
«О Боги! И этот недоумок все еще сидит на шадском троне!» — мысленно всплеснул руками советник, а вслух произнес успокаивающим тоном:
