— Сестра сказала, что вы нашли подходящее решение. Я бы хотел знать, в чем оно состоит.
Грегори засмеялся.
— Я просил ее передать, что вам не о чем беспокоиться, опасаясь, что вы слишком нервничаете. Между прочим, как много ей известно?
— Слушайте, Порлок, мне не нравится этот тон. Тот факт, что кое-кто, склонный к излишней подозрительности, думает, будто может делать деньги, предъявляя абсолютно необоснованные обвинения, не дает вам права говорить со мной так, словно я или моя сестра замешаны в чем-то… неблаговидном.
Грегори Порлок допил свой стакан и, наклонившись, поставил его на стол.
— Конечно нет, мой дорогой Мастермен. Тысяча извинений, если я внушил вам подобные мысли. Но видите ли, приятель, дело совсем не в том, что вы говорите или я думаю. Речь идет о свидетельнице, которая еще не решила окончательно, обращаться ли ей в полицию. Если вы не возражаете, чтобы она это сделала — ну, тогда не о чем разговаривать. Но вы ведь знаете, как это бывает — если вас начинают обмазывать дегтем, он может прилипнуть намертво.
Джеффри Мастермен сделал резкое движение.
— Кто эта женщина?
Грегори Порлок зажег сигарету и затянулся.
— Я как раз собирался сообщить вам это. Во время нашей весьма краткой предыдущей беседы я информировал вас, что вследствие ряда случайных обстоятельств я стал обладателем одной любопытной улики, касающейся смерти вашей пожилой кузины, мисс Мейбл Ледбери. Говоря, что эта улика в моем распоряжении, я, разумеется, не имел в виду это буквально. Дело в том, что ко мне за консультацией обратилась женщина, утверждающая, что располагает упомянутой уликой. Когда слышишь такое о своем друге, прежде всего хочешь предупредить его. Я начал вам об этом рассказывать, но нас прервали. Получив вашу записку с просьбой о встрече — право же, с вашей стороны было крайне неосмотрительно ее писать — я решил позвонить вам и пригласить сюда. И, надеюсь, теперь мы сможем все уладить к обоюдному удовольствию.
Мастермен взял стакан и сделал еще один глоток.
— Каким именно образом?
— Я к этому и подхожу. Но прежде чем мы продолжим, я хотел бы напомнить вам, что именно утверждает эта женщина. Кажется, я говорил, что она лежала в постели — из-за сломанной ноги — в комнате на верхнем этаже. А дом ее расположен на улице, соседней с вашей. Задние стены зданий на этих улицах обращены друг к другу, разделяясь лишь узенькой полоской сада. Ваша кузина занимала комнату прямо напротив той, где пребывала эта женщина — я буду называть ее Энни. Ей было абсолютно нечем развлечься, и она от скуки стала наблюдать за соседями в бинокль. Особенно ее интересовала мисс Мейбл Ледбери, так как у нее сложилось впечатление, что вы были не очень-то к ней добры.
— Какая чушь!
— Мисс Ледбери не была прикована к постели, но проводила большую часть времени в кровати. Иногда она вставала и ходила по комнате. Несколько раз Энни видела ее, роящейся в банке с печеньем и вытаскивающей оттуда продолговатый конверт. Энни утверждает, что она четко видела на нем в бинокль надпись «Последняя воля и завещание». — Что за чепуха! — Джеффри Мастермен повысил голос. На сей раз он не поставил стакана на стол, а сидел, держа его обеими руками. Черные брови Грегори Порлока слегка приподнялись.
— Вам не кажется, дружище, что лучше все выслушать до конца? — Значит, это еще не все? — Естественно, иначе я бы не стал вас беспокоить. Энни говорит, что четырнадцатого октября прошлого года она видела, как вы вошли в комнату вашей кузины. Мисс Ледбери в халате сидела за столом у окна с документом, который, по словам Энни, являлся завещанием. Старая леди была глуховата, не так ли? Энни говорит, что она вроде бы не слышала, как вы вошли. Вы остановились сзади, глядя ей через плечо и — прошу прощения, но так утверждает Энни — выглядели, как сам дьявол. Женщины обладают природной склонностью к мелодраме — это компенсирует однообразие их жизни.
Он посмотрел на неподвижное лицо Мастермена и снисходительно усмехнулся.
— Продолжим рассказ о том, что видела Энни. Не правда ли, это был бы интригующий заголовок — «Что видела Энни?» Газету раскупили бы сразу. Так вот, по ее словам, мисс Ледбери внезапно обернувшись, увидела вас и очень испугалась. Вы схватили завещание, старая леди пыталась его отнять, но вы грубо толкнули ее на кровать. В этот момент вошла ваша сестра, вы вышли, забрав завещание с собой, а мисс Мастермен постаралась успокоить мисс Ледбери, включила свет и задернула портьеры, поэтому Энни больше ничего не могла видеть. А утром молочник сообщил ей, что мисс Ледбери нашли мертвой в ее кровати. Лечащий врач заявил, что в этом нет ничего неожиданного, поэтому не было ни дознания, ни прочей суеты. Согласно завещанию, вы и ваша сестра стали единственными ее наследниками, разделив между собой сотню тысяч фунтов. В день похорон Энни попала в больницу и вышла оттуда только месяц назад. Услышав, что вы и мисс Мастермен унаследовали все деньги, она заинтересовалась, что произошло с завещанием, которое старая леди хранила в банке с печеньем. Когда вы читали его, стоя у нее за спиной, Энни, глядя на ваше лицо, никак не думала, что оно сулит вам пятьдесят тысяч фунтов. А потом она вспомнила, что ее подруга, миссис Уэллс, которая приходила убирать к мисс Мастермен, около полугода назад говорила ей, что старая леди как-то позвала ее, когда вас с сестрой не было дома, и попросила засвидетельствовать завещание и найти кого-нибудь еще, так как нужно два свидетеля, пообещав уплатить каждому десять шиллингов за беспокойство. Миссис Уэллс сбегала через дорогу в дом номер семнадцать, где у нее была знакомая кухарка. Обе женщины видели, как мисс Ледбери подписала документ, сказав, что это ее завещание.
Послышался звук бьющегося стекла. После того как руки Джеффри Мастермена, сжимающие стакан, невольно дернулись.
— Вы не порезались, приятель? — забеспокоился Грегори.
Оказалось, что нет. Крови на руках не было. Подобрав осколки и вытерев пятно от виски на брюках Мастермена, они вернулись к тому, что сообщила Энни.
— Все это ложь от начала до конца! — заявил Мастермен.
— Разумеется.
— Шантаж — вот что это такое!
— Если вы так считаете, дружище, то могу вам посоветовать только одно — идти прямо в полицию. Полагаю, завещание, по которому вы унаследовали деньги, было написано несколько лет тому назад. Если не существовало более позднего завещания, вам нечего опасаться.
— Даже если оно существовало, она сама его уничтожила. Старухи всегда пишут завещания, а потом их рвут.
— Значит, было другое завещание?
— Возможно. Откуда мне знать?
Порлок присвистнул.
— В таком случае положение усложняется.
— Это бессовестный шантаж! — повторил Мастермен.
— Дорогой мой, Энни ведь не потребовала у вас ни пенни. Она борется со своей совестью, и если решит обратиться в полицию…
— А каким образом она обратилась к вам? — прервал Мастермен.
Порлок безмятежно улыбнулся.
— Это длинная история — слишком длинная, чтобы в нее вдаваться. Случайная цепочка обстоятельств, весьма удачная для вас.
— Разве? — мрачно осведомился Мастермен.
— Несомненно — ведь она могла сразу пойти в полицию. Ее совесть буквально кипела. Пока что я притушил газ под кастрюлей, но она может закипеть снова.
Мастермен потерял самообладание. Он разразился бранью, проклиная всех женщин вообще и Энни в частности, после чего свирепо уставился на собеседника.
— Вы говорите, что все можно уладить, а сами только насмехаетесь надо мной! Вам известно не хуже, чем мне, что я не могу идти в полицию. Как бы все ни обернулось, грязь прилипнет, и от нее никогда полностью не отмыться!
