— Госпожа! Атэнаань! Гонец прискакал! Фукукан с Буршасом возвращаются живые и невредимые! — выпалила, врываясь в шатер, Дэрикэ. — Через день-два они уже будут в становище!
— Хорошо. А ты… Ты узнала, правда ли Кузутаг схватил Тайтэки? Он не ошибся, не обознался, не принял за нее кого-то другого?
— Ой нет! Они все, все узнали бывшую супругу нанга! И ее дочь. И Алиар — так они зовут служанку первой жены. Ошибки быть не может.
— Дочь? Кузутаг ничего не говорил про то, что привез ее вместе с дочерью! — ахнула Атэнаань. — Но что они делали так далеко от Соколиного гнезда? Или кокуров выбили из него соседи-кунсы?
— Никто не знает. Шаман запретил разговаривать с пленницами до возвращения нанга. Он велел разбить для них специальный шатер, а сам беседует у себя с Великим Духом. А женщины, они разное говорят… Одни, что Тамган выгнал Тайтэки и взял себе в жены сегванку, которая поотравляла воинов кунса. Другие говорят, что Тайтэки сбежала, боясь быть отравленной этой самой сегванкой, которая будто бы положила глаз на ее мужа…
— А третьи? — требовательно спросила Атэнаань, видя, что служанка чего-то недоговаривает.
— Они… Они болтают, что Тайтэки решила вернуться к Фукукану. Раз уж сына с собой не взяла, а только одну дочь. Но ты их не слушай! Он ведь любит тебя! Он не простит Тайтэки, что бы она там ни врала? Он не поверит ей после того, как она родила Тамгану сына!.. — Дэрикэ продолжала что-то говорить, но Атэнаань уже не слышала ее.
— Почему же не поверит? — пробормотала она чуть слышно. — Я бы поверила. Его нельзя не любить. А то, что она родила в неволе, так и я могла понести от Бакаевых сыновей. Разве они спрашивали меня, хочу я этого или нет?.. Что же мне теперь делать? О Промыслитель, подскажи, надоумь!..
После того как Йонди — помощник умерщвленного кокурами Дзакки — увел Нитэки из шатра, предназначенного для пленниц, Тайтэки совсем пала духом, и все старания Алиар расшевелить ее оказались тщетными. Молодая женщина знала, что надеяться ей не на что, но угнетал ее, как это ни странно, не страх перед жестокой расправой, а предстоящий разговор с Фукуканом, который, безусловно, захочет побеседовать со своей бывшей женой, прежде чем привести в исполнение вынесенный старейшинами племени приговор. И даже, пожалуй, не сам разговор — Тайтэки готова была изворачиваться и лгать, как ради спасения своей с Алиар жизней, так и ради Нитэки, — а то, какой оборот мог бы он принять, вздумай она сказать своему бывшему мужу правду. Обманывать себя было незачем, и, оглядываясь на свою жизнь, молодая женщина вынуждена была признать, что, по совести, заслуживает участи, которая ожидает ее по воле Великого Духа…
Тайтэки казалось, что она любила Фукукана, и все же это не помешало ей отдаться нангу кокуров, как только тот пожелал ее. Если бы кто-нибудь посмел обвинить ее в этом, она, разумеется, поклялась бы, что отдала свое тело Тамгану, дабы тот не бросил Нитэки на съедение муравьям, однако на самом-то деле прекрасно помнила, что уступила домогательствам нанга кокуров, разомлев от слов любви и умелых ласк его. Сознание того, что два доблестных нанга изнывают от желания обладать ею и Тамган совершил набег на хамбасов, чтобы заполучить ее, застило ей глаза и было столь приятно, что она без колебаний поверила лживым речам. Человеку свойственно придумывать самые хитроумные объяснения для совершенных им глупых или неблаговидных поступков, и, в конце концов, в том, что у юной дочери нанга закружилась голова и она поверила в то, во что ей хотелось верить, не было ничего удивительного. Не слишком умна, не слишком проницательна, падка на лесть — что ж, с этим еще можно как-то жить, не всем же быть похожими на воспеваемых улигэрчи дев: образцами верности, добродетели и благонравия. Но вот то, что она, уже прозрев, не пыталась бежать из селения кокуров…
Объяснить это даже себе самой Тайтэки было трудно — не так уж сильно ее стерегли. Если говорить честно, ее вообще не стерегли и возможностей для побега было хоть отбавляй. Более того, в глубине души она знала: Фукукан обрадовался бы ее возвращению и не укорял за то, что пленница Тамгана носит в своем чреве его ребенка. Тайтэки была уверена: он еще и гордился бы ее отвагой и верностью, сочувствовал несчастью жены, укоряя себя за доверчивость и беспечность, жертвой которых она стала. Улигэрчи слагали бы о ней хвалебные улигэры, хамбасы и кокуры произносили бы ее имя с уважением, а Тантай мог бы претендовать на звание нанга обоих племен. Собственно, даже когда он уже родился, было еще не поздно вернуться к Фукукану, хотя это уже и попахивало бы вероломством по отношению к нангу кокуров, безмерно радовавшемуся рождению сына…
Но мысль о побеге не приходила ей в голову до той поры, пока над кокурами не сгустились тучи и опасность не стала угрожать ее жизни. Не испытывая любви к Тамгану, зная, что и он не любит ее, она тем не менее жила с ним бок о бок, и объяснить это можно было лишь привычкой и тем, что чувство к первому мужу оказалось на поверку столь же непрочным, как хрупкий весенний ледок. Покорное прозябание в поселке кокуров не делало чести дочери Нибунэ — гордого нанга майганов, однако многие супружеские пары жили без любви и не видели в том особой беды, по мере сил помогая и поддерживая друг друга. Завидовать этим людям не стоило, но они заслуживали уважения, в то время как она, по существу, предала Тамгана, бросила его, спасая собственную шкуру.
Тайтэки покосилась на Алиар, радуясь тому, что бывшей служанке почти ничего не известно о ее жизни у кокуров. Какое счастье, что отец не дожил до этого дня и не узнает о судьбе своей младшей дочери, не будет стыдиться своего с ней родства! И… Наверно, даже хорошо, что племени майганов больше не существует, ибо от Атанэ она не смогла бы скрыть правду, а сестра вряд ли нашла бы оправдание тому, что, по ее собственному мнению, заслуживало только презрения и порицания. Ой-е! Эврих был слишком добр, предлагая ей начать новую жизнь в Верхнем мире. Таким, как она, нет ходу через Врата, и Боги Покровители поступили справедливо, отдав ее в руки Фукукана! Она заслуживает наказания, но не примет его безропотно, как овца, которую ведут на заклание! Приговор еще не вынесен, и может быть, Великий Дух даст ей последний шанс хоть как-то исправить содеянное? Фукукан любил ее, и она постарается пробудить это чувство! И если это удастся, сделает все возможное, чтобы стать достойной его!..
Алиар издала негромкое восклицание, и Тайтэки, подняв голову, увидела входящего в шатер нанга хамбасов.
— Да хранит тебя Вечное Небо! — Молодая женщина поднялась, пристально вглядываясь в лицо своего первого мужа и не узнавая его. Черты лица Фукукана затвердели, резкие морщины пролегли от крыльев носа сурово сжатым губам. В черных некогда усах заискрилась седина, хотя ему едва перевалило за тридцать. — Жизнь у кокуров пошла тебе на пользу. Ты стала еще прекраснее, чем прежде. — Фукукан мельком взглянул на Алиар. — Да и со служанкой твоей сегваны, я вижу, обращались не дурно.
— Зачем ты отнял у меня Нитэки?
— Отнял у тебя мою дочь? — удивился Фукукан. — Она моя дочь! Йонди взял ее в свой шатер, чтобы провести обряд очищения. Он сделал это без моего ведома. Я только что вернулся в становище.
— Какой обряд? Зачем? Значит, ты вернешь ее мне? — спросила Тайтэки с надеждой в голосе.
— Она должна очиститься от зла, которое могло затронуть ее душу вдали от родного очага, — пояснил Фукукан, продолжая разглядывать бывшую жену. — Больше тебе Нитэки не видать, неужели ты этого еще не поняла?
— Почему? Я бежала от Тамгана, чтобы привезти ее к тебе, и теперь ты…
— Полно врать! Йонди успел расспросить Нитэки о причинах вашего бегства. Я тоже говорил с ней, и лучше бы тебе не угощать меня байками, в которые не поверит даже самый распоследний подпасок!
— Мы скрывали от нее правду, — поддержала Тайтэки Алиар. — Посуди сам, если бы кокуры схватили нас и Тамган узнал, что мы направляемся к тебе, он бы нам без лишних слов глотки перерезал!
— А вам, стало быть, больше по душе принять смерть от моей руки? — Фукукан криво улыбнулся и, вытащив из-за кушака плеть, предупредил Алиар: — Встрянешь еще раз в разговор — запорю на месте.
— Я помню тебя совсем другим. — Тайтэки сделала шаг вперед, бесстрашно глядя в лицо грозного нанга. — Раньше ты бы не ударил невинного и выслушал обвиняемого, прежде чем вынести приговор!
— Это было до того, как моя жена стала спать с моим заклятым врагом. С убийцей моих соплеменников, беспомощных стариков, пытавшихся защитить тебя. Тебя! Ибо не стали бы они драться с молодыми, полными сил кокурами из-за медных котлов или лошадиных шкур!
«О Великий Дух! — беззвучно воззвала Тайтэки. — Об этом-то я и забыла! Он, может быть, и простил бы мне жизнь с Тамганом, но кровь его родичей должна быть отомщена. Наверно, его людям невыносимо думать, что их родичи отдали свою жизнь, защищая женщину, которая впоследствии стала спать с тем, кто стоял во главе убийц…»
— Разве виновата я в смерти Дзакки и других стариков? Ты должен был отомстить Тамгану, но не мне! Не в силах исполнить свой долг, ты готов принести в жертву всякого, кто окажется под рукой!
— Ты права, кто-то должен заплатить за это злодеяние. И, клянусь Вечным Небом, я охотно отдал бы собственную жизнь, чтобы рассчитаться с нангом коку-ров, однако Богам Покровителям было угодно уберечь его от моей мести. Теперь, когда он засел в Соколином гнезде, мне уже не удастся свести с ним счеты… — глухо проговорил Фукукан, глядя на застеленный циновками пол и до побеления стискивая кулаки. — Я готов допустить, что он удачливее меня. Быть может, он более искушенный любовник. Но как ты делила с ним ложе, отвечала на ласки убийцы, зная, что по его приказу ворвавшиеся в мирное становище нукеры рубили стариков, топтали лошадями детей?..
Тайтэки могла бы ответить, что не знала о пролитой кокурами крови, ибо нукеры Тамгана хвастались награбленным, а не убитыми и сама она, кроме трупа старого шамана, не видела ни одного мертвеца. Она могла бы сказать, что Тамган не приказывал никого убивать, и если кто-то оказался на пути разгоряченного коня, то нелепо усматривать в этом злобный умысел нанга кокуров — набеги на табуны нередко сопровождались смертоубийствами, так уж повелось издавна. Однако возражать Фукукану было бессмысленно и небезопасно. Пусть лучше выплеснет свой гнев, ненависть и презрение, тогда, быть может, говорить с ним станет легче. К тому же в ее планы не входило защищать или оправдывать Тамгана. Если уж она решила изображать из себя жертву, то должна подтвердить, что да, гнусный убийца Тамган всегда был ей ненавистен и внушал отвращение, но язык почему-то не поворачивался произнести столь явную ложь.
— Ты молчишь? Ну еще бы! Тебе нечего сказат, свое оправдание! Разве только то, что убитые кокура были не твоими, а моими соплеменниками! Да и стоило! ли вспоминать каких-то стариков, лежа в объятиях удачливого нанга? — Фукукан саркастически улыбнулся, и Тайтэки показалось, что еще мгновение и он ударит ee
— В чем ты меня обвиняешь? Тебе ведь известно что я была пленницей Тамгана и он мог делать со мной все что пожелает! Или ты думаешь, я сама бросилась в объятия убийцы, как только меня доставили в его шатер? — гневно вопросила она, с ужасом сознавая, чт почти так оно и было.
— Бросилась или нет, мне не ведомо, — хмуро прс изнес Фукукан, отступая от Тайтэки и окидывая брезгливым взглядом, — но три года ты жила с ним помышляя о побеге, а это что-нибудь да значит.
— А почему сам ты не вызволил ее из рук Тамгана? — поинтересовалась Алиар, оказывая тем самым своей бывшей госпоже весьма скверную услугу, о чем знать, разумеется, никоим образом не могла.
Нанг покосился на служанку и издал короткий, по хожий на клекот орла смешок.
— Я пробовал сделать это. И не раз. Это стоило нескольких шрамов мне и жизни четырем моим нукерам хотя тебе об этом, быть может, кокуры и не сообщали. — Он вновь устремил горящий взор на Тайтэки. — А может сообщали и ты с их нангом весело смеялась надо мной Почему бы и нет? До меня доходили
