легкомыслие могло дорого обойтись не только ему одному! Если бы не Аситах, не видать бы ему Тилорна во веки вечные! Но Кари-то, Кари! Вела себя, словно взбалмошная девчонка! И как он мог доверить ей Тилорнов «маяк»?..
— Готов? — спросил маг, поднимая над головой руки и суровея лицом.
— К чему? — спросил аррант, с раздражением подумав, что вздохнет спокойно, лишь передав наконец Тилорну из рук в руки его злополучный «маяк». Скорее бы уж это произошло!
— Пора! — Аситах начертил в воздухе замысловатый знак, и Эвриху показалось, что он летит через все семь цветов радуги, поющих и звенящих, как сотни самых сладкоголосых птиц.
21
Кари чувствовала себя пловцом, который, выныривая на поверхность, прорывает толщу воды, отделяющую его от мира, полного солнца и живительного воздуха. Чем ближе подъезжала повозка к середине моста через Гремящую расщелину, тем рас-плывчивее становились очертания предметов. Воздух уплотнился и не желал расступаться, от чего возникало ощущение, будто повозка движется навстречу урагану, хотя девушка могла бы поклясться, что никакого ветра нет и в помине. В какой-то момент ей заложило уши, напуганные ослики остановились, и Кари пришлось подбадривать их кнутом, свиста которого она не слышала точно так же, как собственных криков и натужного погромыхивания колес.
А потом невидимая пленка внезапно лопнула и все встало на свои места. Отчетливо стал слышен хруст снега и скрип повозки, ослики побежали быстрее, и смазанный силуэт исполинской гряды Самоцветных гор обрел прежнюю четкость. Вот только очертания их чудесным образом изменились. Серо-зеленые, запорошенные снегом утесы, обступившие круто поднимающуюся дорогу, сделались положе, и это можно было бы принять за обман зрения, если бы не лепившиеся к склону правой горы домики, окруженные покосившимися плетнями, которых здесь прежде совершенно точно не было. Не в силах отвести от них взгляд, девушка негромко вскрикнула. Они миновали-таки Врата, Нижний мир остался позади!
Переход произошел так просто, быстро и… Неужели это в самом деле свершилось? Кари крикнула на осликов, прижала ладони к щекам и затряслась в приступе необоримого смеха. Она всхлипывала и тряслась, как в лихорадке, размазывала по щекам слезы, славила Великого Духа и ругалась сквозь стиснутые зубы, не в состоянии поверить, что Хурманчак, «беспощадные», Зачахаровы «куколки», Канахар и вся прежняя ее жизнь остались позади. Что здесь им ничто не угрожает и не надобно бояться каждого встречного, который может попытаться отнять у них жизнь, соблазнившись повозкой, одеждой, да просто возможностью насладиться зрелищем чужих страданий…
— Эврих! Эврих, мы прошли Врата! — выдавила из себя девушка между приступами смеха. Прислушалась в ожидании ответа и услышала, как стучат ее собственные зубы. О, разумеется, всего лишь от холода! А Эврих, конечно же, спит. Спит и будет спать по крайней мере целые сутки. Сваренное им снотворное зелье не может перестать действовать так быстро, беспокоиться не о чем…
— Эврих! — снова позвала Кари, чувствуя, что смех замирает на губах, слезы высыхают, а сердце начинает греметь, как барабан шамана, собирающего совет старейшин.
Бросив кнут, она юркнула в повозку и замерла, глядя на одеяла, в которые сама же совсем недавно закутывала арранта. Они были еще теплыми, еще хранили запах, тепло и форму Эврихова тела, но сам он исчез. Пропал, хотя этого не могло, не должно было случиться!
— Как же так?.. — Кари по плечи запустила руки в ворох овчин, уже зная, что надеяться не на что, и чувствуя, как в груди зарождается отчаянный крик. Не может быть, чтобы Стражи Врат не пропустили его! Тут какая-то ошибка! Он должен был… Ведь он же специально варил свое снадобье и не мог просчитаться! Он знал, что, кроме него, некому передать «маяк» Тилорну и оставаться в Нижнем мире ему нельзя!..
Она спрыгнула с повозки и несколько мгновений смотрела на оставленный за спиной, покрытый тонким слоем выпавшего недавно снега мост, на котором отчетливо выделялись следы колес. Потом зажмурилась, покрутила головой, надеясь, что, открыв глаза, увидит лежащего на мосту Эвриха. Если он не прошел Врата, то должен был остаться на мосту, больше-то ему деться некуда! О Великий Дух, сделай так, чтобы это наваждение исчезло!
Кари широко распахнула глаза: снег на мосту был по-прежнему чист и не было на нем ни единого следа, кроме тех, которые оставили ослики и повозка.
Нет-нет, что-то тут не так! Это морок, этого просто не может быть! Чудеса чудесами, но не может же человек исчезнуть, пропасть, раствориться в воздухе без следа, как облачко пара! Девушка скрипнула зубами, подавляя рвущийся из. груди крик, и решительно двинулась к мосту, отметив про себя, что не потушенный ими костер все еще дымится на той стороне Гремящей расщелины. Значит, времени прошло совсем немного, она не падала в обморок, не теряла сознания… О Боги Покровители, да что бы с ней ни происходило, следы на мосту в любом случае должны были остаться!
Кари едва обратила внимание на то, что уши у нее опять заложило и окружающий пейзаж потерял четкость. Лопнувшая пленка беспрепятственно пропустила ее в Нижний мир, но следов на мосту от этого не прибавилось и тело Эвриха на белом снегу не появилось. Напрасно девушка до рези в глазах вглядывалась в тропу, исчезавшую в Самоцветных горах Нижнего мира, — снег на ней, как и следовало ожидать, был девственно чист. Ее возлюбленный бесследно исчез — его не было ни в одном из двух миров. Задавленный в груди крик рос и ширился, мешая думать, мешая дышать…
— Как же так?.. — просипела Кари и заковыляла на негнущихся ногах к низкому ограждению моста. Заглянула в Гремящую расщелину — черная вода яростно пенилась и вскипала на камнях, но девушка почему-то не слышала ее грохота. Вцепившись в парапет, как в последнюю в жизни опору, она окунула горящее лицо в колкий снег, едва прикрывавший обледеневший ноздреватый камень. А беззвучный крик все рос и рос, и оглушенное им, бьющееся с перебоями сердце уже готово было замереть, когда веселый перестук конских копыт взорвал сгустившуюся над мостом гибельную тишину и из небытия Верхнего мира вырвался серый в яблоках жеребец, на котором восседал тощий, похожий на вороненка мальчишка в донельзя замызганном халате.
Шевельнувшаяся было в душе Кари надежда погасла, но вместе с ней умер и убийственный, надрывающий душу крик. В груди сделалось пусто и холодно, как в покинутом доме. О Великий Дух, вовремя же надумал ты закутать землю в траурные одежды!..
— Да будут милостивы к тебе Боги Покровители, рыдающий путник! — звонко заорал мальчишка, скатываясь с жеребца, на котором сидел охлюпкой. — Ты чего ревешь? Девка, что ли? Ой-е! И правда девка! А я знаю, тебя Хаккари зовут! Верно?
Девушка кивнула, и мальчишка, испустив торжествующий вопль, заплясал вокруг нее, молотя себя ладонями по бедрам от избытка чувств.
— Заработал! Я! Ай да я! Заработал-заработал! Однорукая даст мне серебряный лаур! Я увидел, я узнал, я не зря сторожил! — запел он и вдруг смолк, выпучил глаза и свистящим шепотом спросил: — Ты ведь не одна на повозке ехала? Ты потому ее и бросила, что аррант твой Врата не прошел?
Кари вновь кивнула, но мальчишка уже бросился осматривать мост. Тот самый мост, который перекинут был через Гремящую расщелину еще в незапамятные времена и пережил, в отличие от многих других мостов, городов и поселков, даже нашествие Гурцаты Кровавого.
Если верить легендам, беспощадный завоеватель хотел разрушить его, дабы обезопасить свои обозы от налетов горцев и укрывшихся в предгорьях обитателей разгромленной им Месинагары. И наверняка разрушил бы, не обещай ему посланцы жителей гор никогда более не водить свои отряды в бой по этому мосту. Просьба не разрушать мост, являющийся в то же время Вратами в Верхний мир, была подкреплена щедрыми дарами, и Гурцат не исполнил задуманного. Ой-е! Уже за одно это мерзопакостный предшественник Хурманчака заслуживал вечного проклятия, ибо не разрушил то единственное, что несомненно должно было быть разрушено! Девушка всхлипнула и вытерла нос рукавом халата, не замечая, что тот и так уже вымок насквозь.
— Ты напрасно плачешь! Здесь никого нет, — подошедший к Кари мальчишка нетерпеливо дернул ее за полу халата. — Ты что-то напутала! Никого, кроме тебя, в повозке не было! Я осмотрел следы и… Ну хватит реветь, а? Пойдем в наше селение, там тебя Однорукая с Алиар давно поджидают.
Он потянул ее к Вратам, с опаской поглядывая в сторону все еще дымящегося костра.
— Пойдем, Кари! Хотя твои подруги и сказали, что «стражи Врат» ушли в Матибу-Тагал, это еще не значит, что они сюда больше не вернутся! У нас-то Зачахаровых «куколок» нет, припугнуть их будет нечем. Ну пойдем, прошу тебя! Меня отец и так выдерет за то, что я через Врата прошел. Он говорит, на место Хурманчака обязательно другой какой-нибудь гад сядет и все равно пришлет сюда «беспощадных»…
Подпихивая и подталкивая Кари, мальчишка говорил и говорил, но смысл его слов ускользал от девушки, «Беспощадные», Зачахар, Хурманчак — все это теперь уже не имело для нее никакого значения. О Боги Покровители, как пусто и холодно, какой невообразимой тоской веет от этих белых одежд скорбящей по Эвриху земли!..
Ветер, прилетевший из Вечной Степи, принес мелкий жалящий снег, и, глядя, как тают снежинки на крупе нетерпеливо переступающего ногами жеребца, Кари безвольно и бездумно шагала вперед. Верхний ли это мир, Нижний ли, было ей теперь совершенно все равно и она не испытала никаких чувств, когда незримая преграда расступилась перед ней. Пожалуй, она даже не заметила бы, что вновь миновала Врата, если бы снежинки не перестали вдруг падать на спину серого в яблоках жеребца и тот громко и радостно не заржал, приветствуя свой родной мир.
«Жемчужина Мельсины», по вполне понятным причинам занесенная в списки умукатских таможенников как просто «Жемчужина», вышла в море с первыми лучами солнца. У капитана и владельца этого дряхлого корабля, чье название ничуть не соответствовало ни внешнему виду его, ни судоходным качествам, были серьезные основания не задерживаться в Умукате, и, покидая сей славный город, он торжественно поклялся не возвращаться сюда в ближайшую сотню лет, даже если ему будет обещано за это все золото, отнятое Хурманчаком у местных богатеев.
Подобные клятвы почтенный капитан давал едва ли не в каждом городе, но в данном случае они прозвучали с большей чем обычно искренностью, ибо ему лишь благодаря вовремя данной начальнику порта взятке чудовищных размеров удалось спасти свое судно от конфискации. Наместник Хозяина Степи в Умукате, узнав о гибели Хурманчака и его придворного мага, решил отделиться от великой империи и объявил себя Повелителем города. И, разумеется, первым делом издал указ о создании собственного флота, в который должны были войти все без исключения стоящие в Умукатской гавани корабли. Будь «Жемчужина Мельсины» хоть чуточку помоложе и выгляди она хоть чуточку поопрятнее, владельцу ее не помогли бы никакие знакомства и взятки, но Богиня — Руку-Над- Морем-Простершая услышала его мольбы и позволила-таки судну взять курс на Саккарем, по случаю чего на палубу была выкачена бочка вина и уже были произнесены первые тосты.
— Удача сопутствует мне с тех пор, как я увидела тебя в Овальном зале, — тихо сказал один из стоящих на корме пассажиров другому, вглядываясь в становившиеся с каждым мгновением все меньше и меньше дома и портовые склады тающего в предрассветной дымке города.
Коротко постриженные волосы, мужское одеяние и манера держаться не позволили бы человеку неискушенному заподозрить, что слова эти произнесены девушкой. И не какой-нибудь, а самой прекрасной на свете, в чем был совершенно убежден Батар, не устававший говорить об этом своей спутнице до тех пор, пока та не заявила, что он либо величайший в мире лжец, либо имеет исключительно дурной вкус, коим не пристало хвастаться ученику Харэватати. Смириться с
