где? Да видала я вашу Долину чудес в белых тапочках!
— Лиленька, но ведь один переход остался. Осилим как-нибудь, — попытался ободрить жену Рафалович.
— А обратно? — со всей возможной язвительностью спросила она. — Обратно ты нам дирижабль закажешь?
— Вообще-то на этом постоялом дворе можно нанять мулов до Пеона, — задумчиво сказала Таня.
— Мулы! — фыркнула Лиля. — Постоялый двор, пеоны какие-то! Средневековье.
Мы ехали отдыхать в цивилизованное место…
Таня пожала плечами.
— Я так или иначе пойду в Долину. Второй такой случай у меня будет не скоро. А вы как хотите.
— Я с тобой, — решительно сказал Рафалович. — Мы ведь к ночи вернемся? Таня молча кивнула.
— Вот видишь, — обратился он к Лиле. — Ты передохни пока, полежи, простокваши попей, а утречком обратно двинем.
Видимо, Лиля и впрямь изнемогла, расслабла от вина, выпитого натощак.
Привычная вздорность и настороженная ревность улетучились куда-то. Она с несказанным облегчением согласилась на это коварное предложение. Таня и Леонид помогли ей встать и, поддерживая под руки, отвели в комнатку, снятую ими вчера.
Горная тропа вилась по сказочным местам. Рощи каменного дуба и диких фисташковых деревьев чередовались с пустошами, благоухающими тимьяном. Миновав суровое озерцо в каменистых берегах, тропа нырнула в ущелье, словно высеченное рукой неведомого мастера в бордовом камне. Таня шла быстро, уверенно, поджидая запыхавшегося Рафаловича, по его просьбе делая привалы, благо комфортных и живописных мест было предостаточно. Отдышавшись, Леня не спешил двигаться дальше, лежал, насыщая зрение волшебными видами, не последней деталью которых была его прекрасная спутница… Только сейчас он сообразил, что на ней такой же внешне неброский, но жутко дорогой туристический комплект от «Виверры» — светло-серая курточка с коротким рукавом и широкие шорты, — какой напялила Лилька, собираясь в этот маршрут (еще в Питере выложила за него девять лимонов не ею заработанных денег). На Лильке костюмчик смотрелся как чепрак на корове, будто специально подчеркивал короткие, толстые ноги, выпирающий живот и бочковатые ребра. А Таня… Рафалович зажмурился, пытаясь подобрать правильное сравнение… Как современная царица амазонок, непобедимая и гордая, готовая схватиться хоть со всем миром — и победить. И легкий альпеншток, мирно лежащий сейчас на мягкой траве, в любую секунду обернется смертоносным мечом… или автоматической винтовкой, изрыгающей светлое, беспощадное пламя. «Обладая валькирией, ты не сумел удержать ее, а я…» — неожиданно для самого себя прошептал он и поспешил проглотить конец фразы, вовремя поняв, кому она адресована.
Таня, будто услышав его слова, хотя такого не могло быть, обожгла его взглядом, легко поднялась, накинула на плечи рюкзачок.
— Пойдем, Фаллос, надо засветло обернуться. Он вскочил, словно ошпаренный.
Черт, откуда… да это ж его школьная кликуха! В ее устах она прозвучала не обидно, а как-то многозначительно, с легким, хотелось бы надеяться, оттенком обещания.
Вскоре спустились в ложбинку, с трех сторон окруженную отвесными скалами.
— Пришли, — сказала Таня.
Рафалович огляделся с некоторым недоумением.
— Где ж тут чудеса?
— Иди сюда, — позвала она и исчезла за скальным выступом.
Леня с трудом протиснулся в узкий лаз.
— Осторожно, — донесся из темноты Танин голос. — Садись и съезжай на пятой точке.
— Далеко?
— Не промахнешься.
Не промахнулся — метров через пятнадцать вдруг ощутил под собой пустоту, но тут же шлепнулся на что-то мягкое. От неожиданности затряс головой, придя же в себя, подал голос:
— Эй!
Впереди мигнул фонарик, и Рафалович пошел на свет. Но через десяток шагов он внезапно оказался в полной темноте.
— Ты где? — крикнул он, чувствуя, как от стыда заполыхали уши: столько страха было в его крике.
— Нащупай правую стенку и иди на голос. Здесь поворот будет.
Так он и поступил — и через две минуты замер в полном обалдении на краю сталактитовой пещеры, нескончаемо уходящей вперед и вверх. Свет Таниного фонарика искрил и переливался в прозрачных гранях колонн.
— Ух ты! — Других слов он подобрать не мог, да и не пытался.
— Смотри сюда.
Фонарик заскользил по ноздреватым, неровным стенам, выхватывая стилизованные наскальные изображения — людей, не всегда узнаваемых животных, геометрические фигуры, узоры.
— Что это? — прошептал Рафалович. Таня молча шла дальше, светя вдоль стен.
— Вот, — сказала она, остановившись. — Моя приватная часовня.
Он не заметил, откуда в ее руках взялась темная тонкая свеча. Таня выключила фонарик и чиркнула зажигалкой. Неровное пламя свечи оживило участок мертвой стены и выведенную на ней фигуру — человечка с непомерно большой головой, украшенной рогами. Таня застыла, зашептала что-то. Рафаловичу стало холодно, горло сдавил безотчетный ужас.
— Ты… ты поклоняешься дьяволу? — прохрипел он.
— А? — переспросила Таня, и ледяной ужас моментально отпустил его. — Какому дьяволу? Этот рисунок появился в бронзовом веке, когда никакого дьявола не существовало, не было даже развеселого греческого бога Пана, по образу и подобию которого мрачные христиане, ненавидящие жизнь, создали дьявола, чтобы пугать им друг друга. А это… таким древние представляли себе Отца всего сущего — людей и зверей, камней, травы и моря…
Голос Тани под сводами гудел низко, чуть насмешливо, обволакивал. Ленечка не отрываясь смотрел на ее обтянутую грудь, не в силах отвести взгляд. Усилием воли он все же перевел его, но уткнулся в проглядывающий под короткой маечкой гладкий, чуть выпуклый в мягкой окружности живота пупок.
— Ом-м, — тяжело выдохнул Рафалович.
— Он самый, Фаллос, — рассмеялась Таня. Не поняв, о чем это она, он поднял голову и совсем потерялся. Таня улыбалась, а глаза светились, как эти сосульки грота, изнутри, холодно и жестко. Лицо как серебряная маска. Жутко и томно стало Рафаловичу. Дотронуться бы только… «А че только дотронуться?!» — взыграло ретивое.
— Я хочу тебя, — неожиданно для самого себя выпалил Рафалович.
Он приблизился к ней, обнял сзади за плечи. Таня вывернулась, ушла из-под руки.
— Погоди, — сказала она.
Пещеру залил молочный, ровный свет, падающий сверху. Рафалович заморгал.
— Плюс электрификация всей страны. Минус, естественно, советская власть, — пояснила Таня. — Мы с тобой, Фаллос, забрались в знаменитый Сталактитовый грот.
Ну что, двинули в центр экспозиции?
Он не шелохнулся.
— Ах да, ты, кажется, что-то говорил.
— Я… — он запнулся.
Отточенные за два десятилетия навыки бабсклея улетучились напрочь. Но горящие глаза были красноречивее любых слов и жестов.
— Ты действительно этого хочешь? — негромко и серьезно спросила она.
— Да. Да!
