Днепра, Буга и Днестра. До этого, как можно предположить, мадьярский воевода являлся также сюзереном Киева, где Аскольд и Дир действовали как его наместники или вассалы24. Захват Олегом Киева означал конец мадьярского владычества над ним, и после убийства им Аскольда и Дира отношения между Олегом и мадьярским воеводой должны были обостриться. Каждая из сторон имела претензии к другой. Предположительно мадьяры хотели восстановить власть над регионом Киева; новый властитель Киева, с другой стороны, нуждаясь в доступе к Черному морю, должен был или договариваться с мадьярами, или вытолкнуть их со своего пути.
Конфликт между Олегом и мадьярами, уличами и тиверцами, очевидно, имел место около 890 г., в любом случае не позднее 893 г., поскольку в следующем году мадьяры были уже вовлечены в войну с дунайскими булгарами25. Судя по тональности фрагмента, упоминающего о ней в «Повести временных лет», война между Олегом и мадьярами была решающей.
Инициатива по подготовке мадьярского вторжения в Булгарию около 894 г. может быть приписана византийской дипломатии. По «Повести временных лет», император Лев Мудрый «нанял» мадьяр против булгар, которые в это время угрожали безопасности византийских владений на Балканах26. Булгары были разбиты, а их страна разграблена. В отчаянии они обратились за помощью к патзинакам (печенегам) – тюркскому народу, обитавшему в Казахстане, одна из орд которого скиталась тогда в Черноморских степях. Сумели ли печенеги проникнуть сквозь оборону хазар вдоль нижнего течения Волги и нижнего Дона, или же хазары по известным им причинам разрешили им пересечь Дон в западном направлении, неизвестно.
Атакованные одновременно булгарами с юга и печенегами с востока, мадьяры были полностью разбиты (около 897 г.), у них оставался единственный выход – освободить юг России. Одна их группа двинулась на запад вверх по Дунаю и в итоге достигла Паннонии. Другая пошла на север по направлению к Киеву и разбила свои палатки на его окраинах27. Оказавшись неспособными захватить город, они повернули на запад к Трансильвании. Эта группа называлась «черные угры» в «Повести временных лет». В конце концов обе группы объединились, установив свой контроль над регионом среднего Дуная и Тисы, т. е. на территории сегодняшней Венгрии (около 899 г.)28.
Оккупация Венгрии мадьярами стала судьбоносным событием в истории славян, из которых три группы – западная, восточная и южная – теперь оказались частично отделенными друг от друга мадьярским клином. Непосредственным результатом мадьярского вторжения было падение королевства Великой Моравии. Его большая часть была оккупирована мадьярами. Белая Хорватия, т. е. Галиция, присягнула в верности Олегу. В повествовании летописца о походе Олега в 907 г. против Константинополя как хорваты, так и их соседи дулебы ( в регионе Волыни) упоминаются среди русских племен, участвовавших в кампании. Для Олега наиболее важным результатом мадьярской миграции было то, что весь днепровский речной путь от Киева до Черного моря оказался теперь в его распоряжении. В поздних источниках остров Св. Григория (Хортица) на Днепре, ниже порогов, и остров Св. Этерия (Березань) в днепровском устье упоминаются как главные стоянки русских купцов на пути к Константинополю. Предположительно плавбазы на обоих островах были основаны Олегом сразу после ухода мадьяр.
В перечне русских племен, принявших участие в кампании Олега в 907 г., мы также находим имя тиверцев, чьи поселения были в устье Днестра. Возможно они были завоеваны Олегом в водной экспедиции, начавшейся из Березани. Однако войска Олега могли также достичь тиверцев с севера, высадившись вдоль Днестра из Галиции.
Обратимся теперь к походу Олега 907 г. Согласно «Повести временных лет», это была комбинация кавалерийского рейда через Булгарию и морской операции29. В последней, как говорят, участвовало две тысячи лодок. Русские достигли Константинополя одновременно с суши и с моря, и окраины имперской столицы были безжалостно разграблены. Греки преградили доступ к внутренней части Константинополя – Золотому Рогу – цепями, но по истории летописца, Олег приказал поставить лодки на колеса и таким образом по крайней мере часть русской эскадры добралась посуху к расположенным выше богатствам Золотого Рога. Греки запросили мира, согласившись платить дань и заключить торговый союз, выгодный для русских. Перед отходом от Константинополя Олег, согласно преданию, водрузил свой щит на ворота города.
Прямого упоминания об этой кампании в Византийских источниках нет, и многие историки выражают сомнение относительно подлинности русского повествования. Среди тех, кто отказывается принять его, немецкий ученый Герхард Лэр и бельгийский специалист в области византинистики Анри Грегуар30. Однако большинство исследователей как русской, так и византийской истории все же рассматривают жизнеописание «Повесть временных лет» в целом как достоверное. Византинист Георгий Острогорский подверг воззрения Грегуара детальной критике31, убедительность которой наверняка Грегуар не склонен признать. Я же с нею согласен.
По моему мнению, лучшим доказательством истинности повествования «Повести временных лет» является содержание русско-византийских договоров 907 г. и 911 г. О первом в «Повести» есть лишь краткое упоминание, относительно второго – полный текст. Достоверность последнего очевидна, поскольку словесное оформление русского текста делает абсолютно ясным, что это – перевод с греческого, демонстрирующий все черты формального стиля византийских документов подобного типа. Итак, содержание обоих договоров столь выгодно русским, что ни один византийский император того времени не согласился бы подписать такой документ без принуждения, связанного с военным поражением.
Далее, как указывает Острогорский, хотя в византийских источниках не существует прямого упоминания о походе Олега, можно найти некоторые непрямые свидетельства. В своей книге «De Cerimoniis Aulae Byzantinae» Константин Багрянородный упоминает об участии вспомогательных русских судов в критской экспедиции 910 г. Они, вероятно, были посланы Олегом в знак его дружбы с императором32. Можно также подчеркнуть, что в арабском труде «Табаи аль-Хайа- ван», принадлежащем Марвази (написан около 1120 г.) русские, по преданию, достигли Константинополя «несмотря на цепи в заливе». Как предполагает В. Ф. Минорский, это, возможно, является ссылкой на кампанию Олега 907 г.33.
Согласно условиям договора 907 г., греки должны были заплатить огромную контрибуцию – по двенадцать гривен за каждую уключину двух тысяч русских лодок – и в дополнение выделить специальные фонды для важнейших русских городов (Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Любека и других). Из этих фондов византийское правительство должно было обеспечить обильную пищу для купцов этих городов в течение их пребывания в Константинополе, а также снабдить их лодки едой и всем необходимым для обратного пути из Константинополя на Русь. Во время визита русских в Константинополь их размещали в пригороде, близ церкви Св. Богородицы. Им разрешалось входить в город, не имея при себе оружия, группами не более пятидесяти человек, в сопровождении византийского комиссара. Характерно, что русские купцы при торговых сделках не должны были платить какую-либо пошлину34.
Договор 907 г. стал основанием дальнейшему коммерческому взаимодействию между русскими и греками. В соглашение 911 г. было добавлено несколько юридических деталей технического порядка35. Разрешение проблем взаимных оскорблений, убийств, воровства и других преступлений, совершенных гражданами одной страны против граждан другой, подверглось урегулированию, особое внимание уделялось случаям бегства рабов. Все условия основывались на духе полного равноправия двух наций. Возможно, наиболее замечательной чертой договора является взаимное обещание оказывать помощь потерпевшим кораблекрушение торговцам чужеземного происхождения. Это противоречит так называемому «береговому праву», практиковавшемуся в большинстве европейских стран в это время, согласно которому в случае кораблекрушения местные властители должны были конфисковать все выброшенные на берег вещи потерпевшего бедствие торговца и обратить в рабство его вместе с командой. Закон был отменен в Италии в двенадцатом столетии, а в Англии и Фландрии в тринадцатом веке первоначально только по отношению к ганзейским купцам. Общий же отказ от практики «берегового права» в Европе произошел еще позже.
