увлеченность славянских книжников того периода языком и литературой, можно предположить, что, по крайней мере, некоторые из них интересовались тем, что теперь мы называем славянской филологией.
Свидетельством такого интереса является сочинение «О [славянских] буквах», написанное Храбром, болгарским монахом десятого века.428 Это замечательное исследование о происхождении славянского алфавита. Самая ранняя из известных рукописных копий этого исследования, список бывшей Синодальной библиотеки в Москве, датирована 1348 г. Нет сомнений, однако, что эта работа была известна на Руси и в исследуемый нами период.
Хотя новая славянская литература уже родилась, так сказать, пуповина, соединяющая ее с матерью – византийской литературой, не была отрезана сразу. Работу по переводу с греческого на славянский, начатую Св. Кириллом и Мефодием в Моравии в девятом веке и продолженную их учениками в Болгарии в десятом веке, с успехом возобновил в одиннадцатом веке Ярослав Мудрый в Киеве. Зависимость славянской науки от византийской литературы предполагает наличие в тот период значительного количества профессиональных переводчиков, образованных людей, которые знали оба языка. Некоторые были греками, другие – болгарами; однако были среди них и русские.
Совершенно очевидно, что в работе они с необходимостью использовали какие-то ранние грамматики и словари. И действительно существуют доказательства, свидетельствующие, что русские книжники того времени были знакомы с так называемой «скедографией» – искусством правильного употребления слов. Византийские скедографические труды обычно содержали и основные грамматические правила, и комментарии о значениях слова. Такие труды составлялись в алфавитном порядке. В своем полемическом послании священнику Фоме митрополит Климент допускает, что учитель Фомы, некий Григорий, знает «альфу и бету и грамматику на все двадцать четыре буквы [греческого алфавита]», но добавляет (не говоря о себе), что среди людей под его руководством тоже есть хорошо знающие свои альфы и беты. Ссылка, несомненно, на изучение скедографических сочинений.429
Некоторые из переводчиков, приглашенных Ярославом I, возможно преподавали греческий язык в киевских школах. В смоленских школах второй половины двенадцатого века, вероятно, преподавались и латинский, и греческий. То, что в Киеве в одиннадцатом веке были учителя и других языков, следует из упомянутого выше «Поучения» Владимира Мономаха, в котором он говорит, что его отец, Всеволод I, сидя в Киеве, знал пять языков (русский, разумеется, в это число не входит).
Поскольку первая жена Всеволода была византийской принцессой, а вторая – половецкой княжной, мы можем быть уверены, что он знал греческий язык и язык половцев. Каковы же три других изученных им языка, можно только предполагать. Вероятнее всего, это были латинский, норвежский и косожский.
ЮРИСПРУДЕНЦИЯ
В Западной Европе в средние века две правовые системы соперничали между собой: Германское право и Римское право. Поскольку германские племена завоевали одну за другой бывшие провинции Римской империи, они принесли с собой собственные обычаи и традиции, имевшие для них обязательную силу. Постепенно тевтонское право восторжествовало над Римским почти на всем западе. Однако в Южной Европе Римское право не было забыто полностью, а с конца одиннадцатого века интерес к нему возрождается, благодаря работе так называемых «глоссаторов», или комментаторов, «дигестов» Юстиниана. Юридическая школа в Болонье являлась главным центром исследований глоссаторов в двенадцатом столетии. Это течение в юриспруденции в конце концов привело к так называемому «принятию Римского права» в большинстве стран континентальной Европы. Процесс принятия продолжался несколько веков; в Германии, например, «принятие» произошло только в конце пятнадцатого столетия.
На Руси юриспруденция развивалась по другому пути. Русь, за исключением Закавказья, Крыма и Бессарабии, никогда не входила в состав Римской империи. Поэтому славянское обычное право, во многих отношениях сходное с германским, составило собственную основу Русского права. Однако, поскольку Русь была связана географически и экономически с Византийской империей, она испытывала влияние византийской юриспруденции еще до принятия христианства. В этом отношении особенно важны русско- византийские договоры десятого века.
Византийское право, исключая, конечно, Церковное право, было прямым историческим продолжением Римского права. Именно в ранний византийский период, в правление Юстиниана, произошла окончательная кодификация Римского права. Таким образом, через Византию русские рано познакомились с Римским правом. Византийские собрания церковных канонов и указов императоров относительно церкви известны как «Номоканоны». Существует несколько вариантов-номоканонов. Из «Церковного Устава» Св. Владимира мы знаем, что он обращался к одному из этих собраний. По-русски Номоканон назвали «Кормчей» (соответствует греческому Phdalion).430
Что касается византийского гражданского права, то наиболее популярные монографии, такие как «Эклога», «Прокеирон» и «Номос Георгикос» (Земледельческий закон), были хорошо известны в средневековой Руси. Выдержки из «Эклоги» и «Прокеирона» – если не полные их тексты – появились в славянском переводе в киевский период. «Земледельческий закон» был переведен, вероятно, в конце двенадцатого или начале тринадцатого веков.431 В десятом веке в Болгарии был составлено славянское руководство по праву, известное как «Закон судный людем».432 Оно преимущественно основывалось на «Эклоге» и было чрезвычайно популярно на Руси.
В результате переводов упомянутых выше сводов законов и руководств русский юрист одиннадцатого и двенадцатого веков, даже если он не знал никаких других языков кроме славянского, располагал целой полкой юридических книг. Тем, кто знал греческий, разумеется, были доступны все оригинальные своды. Нужно отметить, однако, что, несмотря на знакомство русских юристов с византийским правом, первая редакция «Русской Правды», записанная в начале одиннадцатого века и известная под названием «Правда Ярослава», основана на славянском обычном праве, сходном с англосаксонским правом, «Lex Salica (Саллической правдой)» и другими так называемыми «Leges Barbarorum».
Второй русский свод, известный как «Правда Ярославичей» и датируемый примерно 1072 г., посвящен преимущественно защите княжеских служащих и имений. Его источниками являются различные княжеские указы; однако содержание свода позволяет нам предположить определенное влияние Германского княжеского права и Византийского права. Так называемая «Пространная редакция Русской Правды», кодифицированная, вероятно, в шестидесятых годах одиннадцатого века, значительно более разработанный свод, чем две предыдущие редакции, и в ней чувствуется рука юриста, сведущего в Византийском праве.433
Хотя и знакомые с Византийским правом, русские юристы двенадцатого века не перенимали безоговорочно все его нормы. Напротив, они продемонстрировали завидную независимость от византийских учителей, что само по себе свидетельствует о высоком уровне юридической мысли в Киевской Руси. Русские приняли то, что казалось им полезным для Русского права, и отказались или модифицировали все, что сочли несовместимым с русской жизнью. Так, они последовали принципам Византийского права – или скорее, в этом случае, Римского права – в легализации процента по займам. Как хорошо известно, западное право этого периода, под влиянием Церкви, не признавало законности процента по займам, который считался «ростовщическим». Но, следуя византийской линии в вопросе о займах, русские не взяли из византийской традиции ни смертного приговора, ни телесных наказаний. Во всех случаях, когда византийский закон предписывает порку или другие формы телесного наказания, «Правда» заменяет их
