крохотными осколками, как сито, некоторые из них поранили мне голову.
Затем я услышал снизу голос главмеха:
– Лодка набирает воду через камбуз и носовые клапаны. Сильная течь в радиорубке. Постараюсь устранить, если вы сумеете отогнать самолёты.
– Ты сможешь заставить её погружаться? – спросил я.
– Ничего не обещаю. У нас нет электроэнергии. Но сделаю всё, что возможно.
Я спустился на скользкую палубу. Она раскололась в нескольких местах под действием снарядов, которые ударились в доски, прежде чем отскочить в воду и разорваться. Один из бомбовых контейнеров попал в центральную цистерну с правого борта и оставил на нём глубокую вмятину. Хуже было то, что кормовые цистерны балласта с правого борта разорвало. Горючее вытекало из них мощной струёй, быстро растекаясь по поверхности моря.
С каждой минутой опасность нового налёта нарастала. Подлодка слабо качалась на океанских волнах, парализованная и почти мёртвая. Следующие 20 или 30 минут должны были привести к финалу. С биением сердца мы ожидали либо новой атаки, либо смерти в глубинах моря.
Неожиданно прозвучал хриплый голос главмеха:
– Лодка готова к погружению на ограниченную глубину, не больше чем на 20 метров. Только один мотор способен дать 80 оборотов.
– Ты сможешь удержать её на этой глубине или лодка пойдёт на дно?
– Не знаю, но могу попробовать.
Я решил рискнуть. Находившиеся наверху подводники быстро спустились через круглый люк в свой стальной гроб. Я увидел, как палуба постепенно уходила под воду, и захлопнул крышку люка. Через несколько секунд вода поглотила «У-415».
Внутри корпус выглядел так, как будто по нему пронёсся ураган. В мерцании аварийного освещения прошёл по палубе, усеянной патрубками, трубопроводами, проводами, битым стеклом, вентилями, койками и столами. Вода хлестала через пробоины в радиорубке, клапаны в носовой части и камбузе. Оба баллера руля были погнуты, причём с правого борта настолько сильно, что руль не мог проворачиваться. Передний комплект аккумуляторных батарей треснул, и отсек заполнил электролит. Радиорубка была разгромлена, гирокомпас разбит. Глубиномер выведен из строя, электрические и дизельные компрессоры разрушены, сломаны оба перископа, дизель правого борта сорван с основания, а главная помпа на центрифуге разбита. Поскольку механическое управление вертикальными и горизонтальными рулями заклинило, я приказал управлять ими вручную.
Плавное бесшумное движение. Слышно лишь лёгкое жужжание одного электромотора и приглушённый лязг инструментов. Медленно освобождаются от страшного напряжения душа и тело. Несколько часов мы двигались вперёд, я управлял лодкой, а главмех наблюдал за ремонтными работами. Мы двигались почти вслепую, полагаясь только на неточный магнитный компас, постоянно готовые к тому, что лодка упадёт на дно.
10.27. Внезапно на глубине 27 метров лодка испытала мощный толчок. За ним последовали ещё два. Мы наскочили на рифы у побережья Бретани. Ситуация складывалась критически, поскольку я не мог сориентироваться по перископу.
– Право руля. Продуть цистерну плавучести три. Курс 2-70.
Снова толчки – один, другой, затем пронзительный звук. Резко дёрнулась железная бочка и отлетела метров на пятнадцать. Лязгающие звуки: один, два, три, затем чудовищный скрежет – лодка столкнулась с подводным препятствием ещё раз. Сила толчка почти выбросила её на поверхность, где бы мы продержались лишь несколько минут. Затем «У-415» медленно повернулась курсом на запад. И мне показалось, что нас унесёт от опасных рифов.
10.45. Главмех выбрался из рубки и сообщил, что перископ исправлен. Я подошёл к нему. Когда в окулярах перископа показалась поверхность моря, я с изумлением увидел, что нас окружают серые скалы. На вершине одной из них к северо-востоку мигал маяк Кессана. Оказывается, мы оказались в струе течения, которое несло нас прямо на скалы. Придя в себя от шокирующего зрелища, я крикнул:
– Главмех, какова скорость вращения баллера левого борта?
– 120 оборотов.
– Доведи её до 150, или мы разобьёмся о скалы.
Через перископ я увидел эскадрилью самолётов, летевших на низкой высоте, затем направил его на маяк, чтобы проверить, как мы справляемся с течением. Прогресса не было. Я снова крикнул:
– Главмех, добавь ещё 50 оборотов.
– Это опасно, электромотор может сесть, – услышал я в ответ.
– Плевать! Дай мне хоть 200 оборотов – лодка должна идти быстрее.
Вскоре я почувствовал сильную вибрацию. Поймал в фокус перископа одну из опасных скал. Лодка уже подходила к ней, но теперь стала медленно выползать из западни. Через 40 минут мы обогнули крайний риф на западе, и я с облегчением обтёр вспотевшую шею. Когда начался отлив, я повернул лодку на прежний курс к югу и приказал сбавить вращение баллера до безопасных 100 оборотов.
13.00. Старпом передал тревожную весть о том, что меньше чем через два часа у нас иссякнет электроэнергия. Если это так, то мы должны срочно покинуть лодку. Однако мне не хотелось бросать её. Я надеялся добраться до места встречи с нашим эскортом дерзким рывком в надводном положении.
13.30. Лодка движется на перископной глубине. Небо патрулируют самолёты звеньями по четыре-шесть машин. Земли не видно.
13.45. Движение продолжается. Эскадрилья двухмоторных самолётов проносится в миле от нас к северу, едва не задевая поверхность моря.
13.58. С востока появились два «либерейтора». Я убрал перископ и подождал, когда они удалятся.
14.10. Перископ снова над поверхностью. Я убедился, что мы приближались к скалам у оконечности Брестской бухты, и развернул перископ, чтобы проконтролировать обстановку. Со стороны кормы появились три двухмоторных самолёта. Я опустил перископ так быстро, как только позволяло подъёмное устройство.
14.18. Голубое небо свободно от самолётов. Настал наш час совершить рывок к месту встречи с эскортом и передать радиограмму с запросом помощи.
14.20. Лодка всплыла на поверхность. Когда я вышел на мостик, то чуть не ослеп от солнечных лучей. Закашлял единственный дизель, и измученная подлодка стала медленно набирать скорость. Я нервно следил за небом, а радист в это время настраивал передатчик, чтобы послать радиограмму с просьбой о воздушном прикрытии. Затем последовали бесконечные минуты пребывания в одиночестве на мостике. Лодка ковыляла по контролировавшейся противником зоне, оставляя за собой густой шлейф горючего. Небо необъяснимым образом оставалось свободным от самолётов. Через несколько минут мы достигли условленного места встречи с эскортами. Я повернул лодку на восток, чтобы сократить расстояние до берега. Однако щадящий режим, позволявший нам держаться на поверхности, кончился: за кормой из-за горизонта появились пять двухмоторных самолётов. Мы мгновенно ушли под воду.
Катастрофа. Лодка, лишённая электроэнергии, вышла из-под контроля, пошла вниз с дифферентом на нос и опустилась на дно на глубине 42 метра после мощного толчка. Через несколько секунд прогрохотали разрывы глубинных бомб. В лодку хлынула вода, залила палубные плиты и заполнила днище. Возникла опасность заполнения водой кормового отсека аккумуляторных батарей. Вода сильно утяжелила «У-415». Если противник заставит нас находиться под водой слишком долго, мы уже не сумеем подняться со дна моря.
19.35. От воды закоротило электропривод к нашей единственной действовавшей помпе. Шансы всплыть быстро уменьшилась. В корпусе лодки стало тихо, как в гробнице. Слышалось только, как капает сверху вода. Я задёрнул зелёную занавеску у своей койки и стал обдумывать, как выйти из положения.
23.00. Помощь с базы могла прийти в любую минуту, если только наш радиосигнал был принят. Я приказал включить акустические приборы, но акустик услышал только шум нашей собственной подлодки.
01.00. Сигналов с востока, где находился порт и откуда должна была прийти помощь, нет. Я рискнул подождать ещё два часа, а затем попытаться пройти в бухту самостоятельно.
