Войти в Реку

сеткой ржавчины. Над столом нависал яркий, маслом писанный портрет, и Томас сначала даже не понял, что же заставило его не спускать взгляда с картины почти минуту.

Важный, но без намека на надутость старик строго глядел с портрета на посетителя. Длинные белые кудри, ниспадающие красивыми прядями, кудлатая, белая же с серебряной искрой борода, нахмуренный — но не в строгости, отнюдь! скорее — в раздумий — лоб с высокими благородными залысинами. И одновременно, при более пристальном рассмотрении, лик старца казался молодым, исполненным глубокого мучительного сомнения или искаженным странной, едва ль не предсмертной страстью. А еще миг спустя казалось вдруг, что и вовсе никого нет на обрамленном пространстве — только переливающийся, краткий и полный некоего смысла свет, вновь сгущающийся в старческие седины и морщины на обширном лбу.

И вот на этом-то лбу мыслителя и пророка — огромная шишка, что-то явственно напоминающая; заставляющая сосредоточиться и — вспомнить.

Он силился понять: что же именно, когда человек за столом поднял голову, и Томас поперхнулся от изумления:

— Петер?! Как ты выжил? Откуда ты здесь?

Человек недоуменно пожал плечами.

— Простите, меня зовут Петр. Что значит «выжил»? Я, собственно, и не умирал. Я здесь работаю. — И еще раз, в подчеркнутом непонимании коротко пожав плечами, преувеличенно любезно спросил:

— Итак, Фома? Или все-таки — Томас?

Секунду подождал ответа. Не дождался.

— Впрочем, и не важно. Пускай будет Томас.

Встал. Одернул белоснежное.

— От лица вышестоящих инстанций еще раз приношу вам официальные извинения за возмутительное поведение лиц, предоставивших вам ночлег. Хочу надеяться, что вы согласны считать инцидент исчерпанным.

Сел. Улыбнулся.

— Формальности, знаете ли, прежде всего. И — уж поверьте — без них куда сложнее…

Слегка подмигнул.

— Нус-с… Итак, уважаемый… м-м-м… Томас, прежде чем от души приветствовать вас на нашей богоспасаемой территории, я обязан выполнить свой пусть неприятный, но — долг. А именно: предъявить вам конкретные вопросы и, соответственно, взять с вас разъяснения по поводу некоторых, поверьте на слово — оч-чень неблагоприятных для вас обстоятельств.

Тон был грустновато-доброжелательный, да и вид беломундирного выражал неподдельное сочувствие и готовность помочь, разобраться, выяснить все до конца. И голос, и улыбка разительно диссонировали смыслу последних слов, что и добавило Томасу смелости возразить.

— Простите, я, видимо, чего-то не понимаю… Какие обстоятельства? Я застрелился…

— Минуточку! — Петр предостерегающе поднял палец. — На вашем месте я не стал бы бросаться подобными словами. Еще вовсе ничего не известно, а выстрелить в висок или в рот, пусть даже себе самому… и застрелиться! — это, уж поверьте на слово, большая разница. Попрошу конкретнее…

— ??!

— …ну, скажем, можно ведь сформулировать и так: «пришел сюда». Это ведь, в своем роде, правда, не так ли?

— Видимо… — неуверенно улыбнувшись, кивнул Томас. — Да, точно. Именно так: я пришел сюда, потому что уже не мог там. Ведь у вас здесь…

— Так-так, уже лучше. Только что вы, собственно, имеете в виду, говоря «у вас здесь»? Поверьте, дружище, — Петр несколько приглушил голос, — вы мне чем-то симпатичны, и я, даже в чем-то нарушая инструкцию, хотел бы дать вам совет: тщательно продумывайте любые, подчеркиваю — любые свои заявления. А теперь, с вашего позволения, уточним список неясностей… м-м-м… заметьте, я не говорю грехов…

Откашлялся, не торопясь, пошуршал листками.

— Так-с. М-да. Угу. Итак:

$1. Незаконный переход границы, он же — несогласованное успение, и, следовательно:

$$2-3. Покушение на верховенство воли высшей как результат мудрствования лукавого. При этом вы не избегли контакта с местными обитателями и, значит, имеет место:

$4. Введение во искушение малых сих, путем:

$5. Соблазнения их благами суетными, отягощенное:

$6. Сотворением кумира в форме одной из разновидностей тельца златого. Больше того! В вашем случае приходится констатировать еще и:

$7. Стремление к отмщению в форме отказа от подставления второй щеки, что вполне подтверждается и:

$8. Безусловно подтвержденным фактом хранения и попытки ввоза оружия. Кстати, это отягчающе влияет и на $$1-3…

— Но пистолет!..

— Нет уж, милейший, извольте подождать! При чем тут пистолет? Это все совершенно не важно. Продолжим:

$9. Особо отягчающий! — осознанное, а следовательно и злонамеренное неопределение себя к миру сотворенному, равно же и неидентификация себя с миром горним, что не может не рассматриваться как:

$10. Гордыня. Хотя, — тут Петр оторвался от бумаги и добродушно усмехнулся, — на фоне всего вышеперечисленного это, собственно, уже и не так важно. Далее — пустяки:

$11. Не явившись сразу в место конкретного предназначения, вы тем самым проявили явное противление, хотя вы вправе сослаться и на:

$12. Смягчающий, обратите внимание! — Петр заговорщицки понизил голос.

— Противление без злого умысла не может быть квалифицировано как злонамеренное. Однако же, несмотря на то:

$13. Незнание догмата, хоть и не равнозначно неприятию, а паче того — отрицанию, но, вместе с тем, и не может служить оправданием поступку, исходя из презумпции предопределенности. Не так ли, душа моя?

— …

— Что с вами?

Но Томас уже пришел в себя.

— Прекрасно. Продолжаю. Ваша доставка сюда, откровенно говоря, тоже есть дело неправедное, поскольку имело место:

$14. Нарушение благолепия мироустройства, попытка дезорганизации блаженнейшего покоя и его скромных служителей путем чрезмерной загрузки их. Но это мы даже и в протокол заносить не станем, ну было и было, не мелочиться же! А в сущности, — Петр открыто, благожелательно и немного устало улыбнулся, — существенное значение для нас с вами имеют только $$1 -5, ну, и еще, пожалуй:

$15. Неприятие чаши сей и попытка избавиться от нее путем манипуляции ссылками на все ту же пресловутую «свободу воли» (см. $$ 1-3, 10, 13)…

И — внезапно — выкрикнул, резко, наотмашь:

— Что? Вы имеете что-то сказать?

— Я… я не…

— Ах, вот как. Знакомые песни. Но вы же не станете спорить, что явились сюда без необходимых