– Что она делает? – спросил Гошка, подавленный ее появлением здесь.
– Похоже, бабки считает. И, между прочим, неплохие бабки, вон как долго считает.
Виталий Антонович в это время опасливо озирался. Но вот Наташа подняла голову, кивнула и улыбнулась, 'потом взяла пакет и сунула в небольшую спортивную сумку. Протянула руку Виталию Антоновичу, что-то, смеясь, сказала и побежала к переходу на другую сторону путей.
– Гошка, надо проследить за ней, за ним не выйдет, он на тачке.
– Попробуем, – ответил Гошка.
Виталий Антонович вернулся к машине и уехал. А Наташа осталась ждать электричку.
– Гошка, я поеду с ней в одном вагоне, она же меня не знает, а ты садись в другой.
– Хорошо, в Москве встретимся, там она меня в толпе не заметит.
В Москву в этот час народу ехало мало.
Гошка устроился на скамейке у окна. Кроме него в вагоне было человек пять. Что же делать? Наташа как-то связана с преступниками. Они за что-то заплатили ей большие деньги. И это наверняка связано с Гореничем! И его, вполне вероятно, уже нет в живых. Верить тому, что она говорила, нет ни малейших оснований. Она просто хотела успокоить Лидию Павловну, выиграть время и уехать, возможно, навсегда. Что же такое она передала этому типу? Видимо, что-то, принадлежавшее Гореничу… Но в таком случае, может, он жив? Просто уехал, а она выкрала у него то, что интересует преступников. Сам черт ногу сломит! Но что это такое? Какой-то компромат? Скорее всего, ведь Горенич фотограф! Значит, негатив? Да, очевидно, так. Хотя она подала Виталию Антоновичу конверт. Зачем негатив класть в конверт? Негатив и фотографии? Что же делать? Сообщить Лидии Павловне об этом или не стоит? Хоть бы она поскорее выяснила, пересек ее сын границу в Шереметьеве или нет, хотя о таком даже думать неохота. Что будет с несчастной матерью?
Погруженный в эти мысли, Гошка не заметил, как доехал до Москвы. Он пулей выскочил на перрон, но ни Наташи, ни Шмакова не увидел. Черт, куда же они девались?
Нет, не мог он их упустить, он сразу выскочил из вагона, ни минутки не промедлил.
Гошка во все глаза смотрел на идущих мимо людей, но ни Наташи, ни Шмакова так и не увидел. Странно, очень странно… Он отошел в сторонку. «Подожду», – решил он. И вдруг в дверях вагона возник Шмаков, похожий скорее на привидение. Белый как мел, глаза красные, губы обметаны. И видно, что едва держится на ногах.
– Леха! – кинулся к нему Гошка. – Леха, что с тобой!
– Ой, Гошка! – простонал Леха и буквально вывалился на руки друга. – Помоги, мне так фигово!
– Что такое, Леха?
Но тот только мотал головой и жадно ловил ртом воздух.
– Леха, тут где-то должен быть медпункт, отвести тебя, а?
– Не надо, я сейчас… оклемаюсь маленько… Меня эта падла газом траванула.
– Наташа? – ошалел Гошка.
– Ага!
– Но как? Почему?
– Не знаю! Подошла вдруг и ни с того ни с сего из баллончика прямо в морду! Сучара! – всхлипнул Леха.
– Наверное, она меня узнала… Увидела нас вместе и просекла… Да, ничего другого и быть не может.
– Вот кобра зрячая, как углядела?
– Действительно, непонятно, мы же на глаза не лезли… Слушай, Леха, а ведь это плохие шутки. Вдруг она Виталия известит?
– Не, Гошка, на фиг ей это? Она же вроде сегодня слинять собралась. Наверное, уже слиняла. Могла прямо сейчас в аэропорт мотануть.
– Леха, а ты вырубился, когда она тебя баллончиком?
– Нет, не вырубился, просто за глаза схватился, кашлять начал. Она и улизнула.
– А что, в вагоне никого больше не было?
– То-то и оно, ни одной живой душонки.
А то как бы она объяснила? Я сидел себе тихо, никого не трогал. Кстати, это перед самой станцией было, перед Солнцевом.
– Леха, тебе лучше?
– Ага, полегчало…
– Что делать-то теперь?
– А чего сделаешь? Упустили пташку Наташку. Какашку! – добавил Леха с глубоким чувством.
– А может…
– Что?
– Может, поехать сейчас к ней?
– Куда к ней? Она в этой мастерской уже не появится, будь спок, знает же, что тебе ее адресок известен, а вот где ее собственный дом, мы и понятия не имеем. Нет, с этим все. Теперь вся надежда только на Витасика.
– Знаешь, Леха, а ведь есть тут одна неувязочка, нестыковочка!
– Какая?
– Не уедет она сегодня!
– Почему это?
– Потому!
– Не понял!
– Посуди сам, Леха. Витасик, как ты его называешь, только вчера вечером позвонил ей и назначил встречу. И у нее не было уверенности в том, что он нормально с ней расплатится. Так?
– Ну?
– А как она могла купить билет и все такое, если точно не знала, получит деньги или нет? А без денег сваливать за кордон очень даже кисло.
– Это только предположение! Вдруг у нее бабок куры не клюют, и уже в зарубежном банке? А эти бабки для нее так, на булавки.
Получит – хорошо, не получит – переживет.
– Возможно, хотя вряд ли.
– Да почему?
– Сам не знаю, – признался Гошка. – Интуиция, что ли…
– Значит, она уедет завтра. И потом, мы же все равно не знаем, где ее искать. А и знали бы, разве можно к такой поганке соваться. Настоящая бледная поганка. А они, между прочим, самые ядовитые, если хочешь знать.
И Леха опять зашелся в кашле. Гошка топтался рядом, не зная, чем помочь другу.
День сегодня явно неудачный. Надо ехать домой и до звонка Лидии Павловны забыть об этом деле как о страшном сне.
Однако забыть не удавалось. Они уже добрались до своей станции метро, как вдруг Гошку посетила новая мысль.
– Слушай, Леха, а зачем она тебя траванула? Какой в этом смысл?
– Какой смысл? Простой смысл. Она поняла, что мы за ней следим.
– Вот!
– Чего?
– Леха, она никуда не уезжает. Это туфта!
– Да почему?
– Потому что если бы она сегодня или даже завтра уезжала, то чихала бы она на всякую слежку, а тем более что следят-то за ней не менты, не фээсбэшники, а какие-то пацаны! Чихала бы с высокого дерева!
– Ну-ка, чего ты там надумал?
