Здесь было царство миртов, вересков и можжевельников. И без того невысокие, по мере подъема они становились еще более приземистыми. Диего разминал в пальцах тонкие побеги, жадно вдыхая пряный и смолистый аромат.
Затем внезапно, посмотрев вниз, он увидел прямо под собой облака! Гора плыла, рассекая сверкающие рыхлые груды, освещенные ярким солнцем. Вдали, как остров в жемчужно-белом море, плыл пик Агуа-дель-Поа. Диего поспешно сел. На миг ему показалось, что он падает в пропасть. Внизу не было ничего
— ни зеленых апельсиновых садов, ни синего океана. Диего почувствовал восторг. Ему казалось, что он летит, стоя на крохотном клочке суши, как на сказочном ковре-самолете.
Время, однако, шло. Пора было возвращаться. Солнце, столь яркое здесь, заметно клонилось к западу. Диего со вздохом посмотрел на вершину. До конца подъема оставалась по меньшей мере треть пути; а ведь еще следовало учесть время, необходимое на спуск и пересечение низины. Но повернуть, не дойдя до цели! Поколебавшись, Диего почти бегом бросился вверх. Вскоре усталость заставила его перейти на быстрый шаг.
Ближе к вершине было суше и холоднее, и отчетливее стали видны далекие вершины вулканов Агуа-дель-Поа и Пику. Но здесь не было того потрясающего ощущения близости к облакам, как ниже. Диего поднялся еще на тридцать футов — и застыл, потрясенный. Да, за этим стоило идти. Теперь стал полностью виден гигантский, не менее трех миль в поперечнике, кратер. Заглянув вниз, Диего увидел внутри старого кратера несколько более мелких; некоторые из них, почти идеальные по форме, были заполнены ярко блестевшей водой, другие заросли густыми деревцами. На краю одного из озер прилепилась хижина. По внутренней, почти отвесной, стороне кратера к ней сбегала извилистая тропинка. Дно кратера было укрыто туманом. Некоторое время Диего просто стоял и смотрел. В голове его крутились какие-то несвязные мысли про рай в бывшем аду. Вдруг ему захотелось оставить здесь знак, что-то, что оставалось бы на краю старого спящего вулкана, и помнило о нем. Порывшись в кармане, он вытащил последовательно круглый камешек, латунный гвоздик с красивой шляпкой и странную темную с прозеленью медную монету с волнистым краем и отверстием посередине. Взвесив на руке все эти драгоценности, он осторожно положил на камень гвоздик. Взамен он подобрал маленький осколок лавы. Теперь можно было начинать спуск.
Оказавшись ниже облаков, Диего бросил поспешный взгляд на море. Две-три шлюпки еще курсировали между галеонами и берегом, а одна из них оставалась у пирса. Диего хорошо видел палубы галеонов, шлюпки, он видел даже мерно взлетающие весла. Все это казалось удивительно близким. Определенно, время у него еще есть. Однако впереди был самый неприятный кусок пути. Здесь же, на этом сухом склоне, можно было чуть-чуть передохнуть перед тяжелым участком. Диего выбрал местечко поудобнее, лег и закрыл лицо шляпой.
— Через двадцать минут отваливаем, — сказал дон Эстебан и направился к домику коменданта. Погрузка закончилась, все пассажиры тоже были уже на борту. Все, кроме щенка Сааведра и этой девчонки, дочери губернатора Ямайки. Сейчас девчонка стояла прямо перед ним, загораживая дорогу, и вид у нее был беспомощный и застенчивый.
— Но, сеньор, мы не можем отплыть без дона Диего! Он остался на берегу, сеньор, и я ужасно волнуюсь за него!
— Если ему так понравилось гулять по острову, он может заниматься этим и далее — до следующего каравана, — с некоторым злорадством ответствовал дон Эстебан.
— Но, сеньор, быть может, с ним что-нибудь случилось! Неужели вы покинете соотечественника?!
— Да, если он — растяпа. Погода меняется, сеньорита, и задерживаться мы не можем. Как только я нанесу визит коменданту, мы отплывем, и я не поверну назад, даже если он появится на пирсе через пять минут после этого. Впрочем, никто не мешает вам остаться здесь вместе с ним, — и дон Эстебан, обойдя Бесс, удалился крупными шагами.
Проклятый дон! Бесс задумалась. В то, что Диего сломал ногу или шею (как этот идиот, несомненно, заслуживал), она не верила; скорее, застрял где-нибудь на лоне природы. Чтоб его укусило! Ведь проклятый дон выполнит свое обещание хотя бы для того, чтобы сдержать слово!
Гребцы, радуясь минутке отдыха, смешались с пестрой толпой местных жителей, на смеси португальского с испанским предлагавших матросам фрукты, рыбу и початки индейской кукурузы. Последняя шлюпка одиноко качалась на волнах.
ЧТОБ ЕГО УКУСИЛО!!!
Диего проснулся от того, что почувствовал странное жжение в плече. Он потер плечо — жжение усилилось. Затем оно возникло в запястье. Вскинув руку к глазам, Диего обнаружил крохотного ярко-рыжего муравья, отчаянно вцепившегося в его кожу. Диего судорожно стряхнул тварь — жжение возникло где-то в сапоге. Диего дернулся к сапогу и попутно бросил взгляд на море. То, что он увидел, заставило его забыть и о муравьях, и о вулканах. Только одна шлюпка оставалась у пирса. На палубах кипела суета, а большой галеон «Валенсия» поднимал паруса. Диего вскочил и сломя голову кинулся вниз.
Он бежал, не разбирая дороги и поминутно рискуя растянуть связки. Теперь он видел, что «Валенсия» медленно перемещается. На других галеонах тоже ставили паруса. Отсюда он не мог угадать, который из них — «Дон Хуан». Потом показались лавовые стенки, окружавшие сады и поля. Диего понял, что он, каким-то образом, оставил левее проклятую низину. Так, конечно, было чуть длиннее, но зато много удобнее для бега. Он с проклятием стряхнул очередного муравья. Теперь стены загораживали обзор, и юноша припустил еще быстрее, стараясь не сбиться с ритма. Он чувствовал, что долго не выдержит. Вдруг стены кончились.
Топоча как испуганный конь, Диего вылетел на пирс — и остановился. Прямо перед ним, подобный аллегорической статуе Безмолвной Ярости, стоял дон Эстебан; шестеро матросов бестолково слонялись по пирсу, озираясь и полностью игнорируя появление Диего.
— А… что, мы еще не отплываем?… Я так спешил!
Из-за спины дона Эстебана послышалось шипение Бесс. Дон Эстебан обернулся.
— Может, хоть теперь-то вы скажете мне, куда делись весла? — спросил он Бесс, явно сдерживаясь из последних сил.
— Ну, я не знаю… Я, правда, видела что-то вроде весел под пирсом, но я так плохо разбираюсь в шлюпках! — потупившись, отвечала Бесс. Рот Диего раскрылся. Один из гребцов заглянул под пирс и с радостным воплем спрыгнул туда. Стоя по грудь в воде, он начал вытягивать из-за свай весла.
— Ваше счастье, что Господь не сотворил вас мужчиной! — сквозь зубы процедил дон Эстебан. — Не то вы пожалели бы о часе вашего рождения!
— Но я — женщина, и не жалею, — с достоинством произнесла Бесс, сопроводив свои слова легким реверансом. Дон Эстебан отвернулся. Против воли к его ярости примешивалась некоторая толика восхищения. Чертова девка была вполне достойна этого висельника, ее треклятого папеньки. Ну, коли так…
Караван неспешно тащился вперед, и покинутые острова постепенно утрачивали реальность, становясь воспоминанием, мороком, сном. Впрочем, до берега было уже не очень далеко. Вода перестала быть пронзительно-голубой и отчетливо отливала зеленым, в небе появились птицы. Ночью какой-то незадачливый пассажир, которого не вовремя подступившая нужда погнала на нос корабля, скатился вниз, крестясь и причитая: «Братья, беда! Дьявол поджег море, и всем нам погибнуть в огне!» Бесс встрепенулась. В рассказах дяди Нэда она дольше всего не верила в то, что море может светиться ночами. И больше всего хотела в это поверить, не говоря уже о том, чтобы увидать. Она быстро собралась, показала язык спящему в узком гамаке Диего и поднялась на палубу.
На черной бархатной поверхности моря проступали огромные — больше корабля
— бледные пятна. Когда они оказывались недалеко, было видно, что создает их слабый свет, поднимающийся из глубины. Но куда ярче море светилось там, где что-нибудь беспокоило воду. Струи холодного жидкого огня вскипали вокруг форштевня галеона и зеленым светящимся золотом текли вдоль
