Богом бароном де Риваролем, и его матушка сполна заплатила цену за возможность спасти священные церковные реликвии. Разумеется, вслух все восхищались самопожертвованием благочестивой доньи Марии. Разумеется также, что матушка так и не вышла замуж и жила на средства, из жалости выделяемые семьей. Диего же, будучи незаконным сыном безродного авантюриста, упрямо считал себя настоящим идальго — и в кровь дрался с каждым мальчишкой, позволившим себе в этом усомниться.
Сама же донья Мария каждое воскресенье, надев свое лучшее платье, отправлялась в церковь — «чтобы вознести хвалу Господу, Который, в Своем могуществе, ниспослал ей все эти испытания», как она говорила. Одним из этих испытаний был, видимо, сам Диего. Мальчику впервые пришло в голову, что брак матушки с доном Эстебаном — расстроившийся, кстати, не только по причине несчастий, постигших семью д'Эспиноса, но и по причине несчастий, постигших его матушку — мог быть и не столь уж желанен для нее, особенно учитывая то обстоятельство, что помолвлены они были, когда ей исполнилось всего четыре года.
Между тем Бесс в гостинице не оказалось. «Молодая сеньорита вышла погулять.» Диего, подождав немного, начал волноваться. Прогулки по вечернему порту в его представлении мало подходили для молодых девушек. Прокляв в душе самостоятельность англичанок, он отправился осмотреть окрестности. Легче было найти иголку в стоге сена. Когда через час, в быстро сгущавшихся сумерках, Диего вновь заглянул в гостиницу, Бесс там еще не было. Выскочив на улицу, он вновь помчался на поиски.
Вечерние улицы отнюдь не были пустынны. То и дело встречались — поодиночке и группами — подгулявшие матросы, их голоса в наступивших сумерках казались особенно громкими. Из раскрытых дверей слышались пение, брань, хохот. Пройдя улочку с расположенными на ней в ряд тавернами, Диего углубился в лабиринт сараев и длинных бараков — портовых складов. Здесь прохожих почти не попадалось. Яркая луна освещала бараки, но узкие проходы были почти темны. Внезапно Диего уловил какое-то движение в боковом переулке. Двое здоровенных громил пытались схватить Бесс! Вот один из них протянул руку… Диего с воплем, на ходу пытаясь высвободить шпагу, бросился вперед. Бесс, вместо того, чтобы отшатнуться от громилы, увернувшись, бросилась тому навстречу. Громила заорал, прижимая ладони к оцарапанному лицу — в руке Бесс сверкнуло узенькое лезвие. Второй попытался отпрыгнуть так, чтобы видеть одновременно и Бесс, и несущегося с воплем Диего. Тот, наконец, смог достать шпагу, но не остановился вовремя, налетел на громилу, и оба покатились в пыль. Шпага отлетела в сторону и застряла в камнях, тоненько звеня. Бесс, глядевшая только на дерущихся, с хрустом наступила на нее каблучком. Тем временем громила прижал Диего к земле. Бесс успела подобрать камень и с силой ударила по голове — она надеялась, что громилу. Второй, оценив ситуацию, уже удирал.
Выбравшийся из-под громилы Диего был в ярости.
— Идиотка! Дура набитая! Кой черт понес тебя шляться по ночному порту!
— Кретин! Кто тебя просит лезть не в свое дело! Разве не ясно — я бы и сама справилась!
— Ты сломала мою шпагу!
— За каким чертом ты за мной ходишь!
— Девчонка!
— Болван!
— Сеньорита, я вынужден с прискорбием отметить, что ваш отец, будучи человеком сомнительной профессии, привил Вам дурные манеры!
— С каких это пор управление островами от имени Ее Величества стало сомнительной профессией? Со своей стороны, сеньор, вынуждена конс-та-тировать, что ваш батюшка не только не привил вам хороших манер, но даже не научил держать в руках шпагу!
Ничего более ужасного Диего не слышал за всю свою жизнь. А тут еще шпага! Он обреченно поднял обломки длинного шестигранного клинка и провел пальцами по гравировке — «I Toled fesit». В темноте гравировки не было видно, но Диего знал, что буква «s» на клейме слегка перекошена. Раньше его это огорчало. Девчонкам не понять. Первое в его жизни настоящее боевое оружие. Драгоценный толедский клинок. Стало так тоскливо, что не хотелось даже ругаться.
Наконец он счел, что ему удалось взять себя в руки.
— Сеньорита, я никогда не осмелился бы нарушить ваше уединение, если бы не это письмо, которое мне было поручено вам передать. Теперь, поскольку поручение выполнено, я испрашиваю вашего разрешения удалиться! — и он чопорно поклонился.
Напрасно надеялся.
— Неужели, сеньор, ваше благородство позволит вам бросить беззащитную девушку одну в ночном городе? — с не менее чопорным реверансом отвечала Бесс.
Диего сдался. Отряхнув, как мог, шляпу и камзол, он по всем правилам этикета предложил Бесс руку и повел ее к выходу из лабиринта.
Некоторое время они молчали — оба еще не успели остыть. Наконец Бесс, как бы оправдываясь, произнесла:
— Дядюшка Нэд — это бывший лейтенант моего отца — всегда говорил мне, что девушку никто не обидит, если она сама этого не хочет.
— Так значит, именно сегодня вам хотелось чего-нибудь необычного.
— Но раньше никто не пытался меня обижать!
— Ну еще бы! Только не стоит забывать, сеньорита, что здесь вы уже не дочь всемогущего губернатора. Не будет ли дерзостью с моей стороны — просить разрешения в следующий раз сопровождать вас? Я просто о-бо-жаю приключения подобного рода. А вот и дом моего дядюшки. Ну и влетит же мне сейчас!
Дон Иларио нервно расхаживал по веранде.
— Неужели три часа тебе понадобилось, племянник, чтобы дойти до порта и обратно! — напустился он на Диего. — Что вы там, в Картахене, ходить разучились? И в каком ты виде! И… — не соблаговолишь ли ты представить меня сеньорите?
Позже они разговаривали на открытой веранде, наслаждаясь теплым вечерним воздухом.
— А потом, после того, как мой отец ремонтировал свой корабль в Пасти Дракона, вы встречались с ним? — с любопытством спросила Бесс.
— Разумеется, и неоднократно. Несколько месяцев спустя я встретился с ним недалеко от Эспаньолы. Наши маневры отняли несколько часов. В конце концов Блад сбил фок-мачту моего галеона, и я приказал спустить флаг.
— Вы сдались?! — с негодованием воскликнул Диего.
— Обстоятельствам, мой мальчик. А ты хотел бы, чтобы я дожидался абордажа с сомнительным исходом? После этого мы пообедали.
— Что?!!
— Уверяю вас, дети, многочасовые маневры разжигают зверский аппетит. Да и потом — Блад, конечно, снял с моего корабля все ценности, но меня, по старому знакомству, отпустил без выкупа. Он сказал, что удовольствие пообедать со мной — уже достаточная плата за мою свободу. Ну а я сказал ему, что удовольствие отобедать с ним я ценю еще выше — если судить по результатам боя.
— Господи! Я никогда бы не подумал, что…
— Смелей, племянник! Что два таких идиота могут оказаться в море одновременно? Я бы и сам не поверил.
Дон Иларио покосился на громко фыркнувшую Бесс. Девушку нисколько не задел нелестный эпитет, относящийся, как-никак, и к ее уважаемому батюшке.
— Вы напрасно приписываете мне столь неуважительные выражения. Я изумлен — вы все делаете наоборот, а получается, как надо.
— Не всегда и не со всеми. Но — позволь поинтересоваться, как — надо?
— А потом? — пришла Бесс на выручку смешавшемуся Диего. — Вы встречались с папой еще?
— О! Один из его бывших капитанов, некто Ибервиль, француз, оказался захвачен в плен. Блад написал мне, что, будучи губернатором английской колонии, он, разумеется, не может интересоваться судьбой какого-то французского пирата, но предлагает солидный выкуп — как частное лицо. Он сам привез этот выкуп.
