— Так точно, господин капитан!
— Кроме вас, приглашено еще несколько фельдфебелей, так что вам не следует смущаться. Начало точно в девятнадцать. Платить вам не придется, понятно?
Скоро наступил вечер. Казино, к которому примыкал теннисный корт, находилось за пределами казарм, невдалеке от моря. В обеденном зале заняли места по рангу, в соответствии со званиями: командир полка, командиры рот, обер-лейтенанты и лейтенанты и среди обер-фенрихов и фенрихов — мы, допущенные на пир фельдфебели.
Командир полка постучал, как положено, по бокалу, чтобы начать свою речь. Она, наверное, ему нелегко далась. Я уже говорил, что он принадлежал к той группе, которая была обеспокоена, как бы внешнеполитические эскапады Гитлера не вызвали за рубежом опасной для Германии реакции. Снова обстановка была напряженной — началась не вполне ясная, но тревожная суета вокруг Польского коридора[28] и Вольного города Данцига. Впрочем, до стрельбы дело пока не дошло.
Но несмотря на все свои сомнения, подполковник Вернер-Эренфойхт произнес такую речь, которая вряд ли в чем-либо отличалась от речей, произнесенных в этот же час во всех других офицерских казино вермахта. А в заключение:
— Господа, я попрошу…
Засим шум выдвигаемых стульев, положение «смирно», бокалы на уровне третьей пуговицы сверху и тогда:
— Господа! В честь фюрера — зиг хайль! Зиг хайль! После официальной части общество разбилось на группы. Двери в клубные комнаты были раскрыты. Дамы не присутствовали. Три солдата играли марш и музыку по заказу. Заказывалось многое, не только музыка.
После того как командир полка и майор Вальдштёйн удалились, празднество превратилось в дикую попойку.
Я сидел за одним столом с обер-лейтенантом Шнейдером, тремя молодыми лейтенантами и одним обер-фенрихом. Маленький лейтенант держался особенно шумно.
— Командир все сказал как надо, но он струсил, говорю я вам. Просто-напросто струсил!
Обер-лейтенант Шнейдер его останавливал:
— Оставьте командира в покое, здесь это неуместно!
— Разумеется, господин обер-лейтенант, здесь неуместно. Извините, господин обер-лейтенант!
Немного спустя он вернулся к той же теме; ничего другое ему в голову не приходило:
— Командир боялся, что чехи, французы и англичане станут стрелять. Да это все трусливые псы, говорю я вам. Они и не думают об этом. И все же командир…
Один из лейтенантов его прервал:
— Заткнись ты наконец! Что подумают ординарцы?
— Что? Ординарцы? Им вообще не полагается Думать, им надлежит лишь подносить!
Ординарцы! Эй, ординарец! Еще одну бутылочку шампанского! Да поживей!
«Бутылочка» шампанского скоро превратилась в «бутыль», а потом еще одна и еще одна…
— Не-ет, господа, то, что чехи не пикнут, это мне было ясно. Фюрер в этом лучше разбирается, чем командир. Знаете ли вы, что теперь на очереди? Польша, господа, Польша! По порядку, один за другим. Долой коридор, отдавайте Данциг, дело ясное!
За соседним столом подхватили слово «Польша» и тотчас запели песню о «красивых девушках в одном польском городке». Один из лейтенантов за нашим столом тихо подпевал, потом вытаращил на нас глаза и сказал таинственным шепотом:
— Бабенки имеются в Польше, господа, самого высшего класса! Породистые женщины!
Тот лейтенант, который только что упорно заговаривал о командире, ударил кулаком по столу:
— Что это такое вы сказали сейчас? Породистые женщины? Грязные они, вот что. У нас в имении жили в бараках жницы, пришедшие из Польши. Мы наконец будем насаждать там цивилизацию! А он говорит — «породистые женщины», просто очумел!
Ординарец, еще бутыль!
Занявшись поляками, лейтенант, видимо, забыл о командире. Внезапно он снова вернулся к чешской теме, но тут вмешался обер-лейтенант Шнейдер:
— Прекратите наконец! У чехов не было руководства, в этом наше счастье. Их правительство полностью обанкротилось, иначе все сложилось бы по-другому, можете быть уверены. И хватит об этом!
Он сказал все это совершенно спокойно, но весьма твердо. Никто, подойдя сейчас к нашему столу, не подумал бы, что обер-лейтенант выпил ровно столько же бокалов, сколько и все остальные.
Но лейтенант не унимался. Он встал, шатаясь из стороны в сторону, и, помахивая правой рукой в сторону обер-лейтенанта Шнейдера, закричал:
— Мы бы разгромили чехов. И поляков мы тоже разобьем в пух и прах. Я был при том, как фюрер нам сказал: «Вы, мои юноши, должны быть проворными, как борзые, неподатливыми на разрыв, как кусок кожи, и твердыми, как крупповская сталь!» Да, так нам сказал фюрер. И мы такими и являемся, господин обер-лейтенант!
Тут он согнулся в три погибели и опять повалился на свой стул, вытянув ноги.
Шнейдер подозвал ординарца и заказал:
— Принесите мне, пожалуйста, чашку мокко и рюмку коньяка к тому столу вот там, да, да, пожалуйста!
Затем он встал с места, кивнул нам и отошел, не бросив даже взгляда на лейтенанта.
А тот поднял голову:
— Ординарец! Еще три бутылки шампанского, и поворачивайся быстрей прежнего!
Этот неприятный эпизод остался незамеченным в общем шуме. В другом углу у камина какой-то обер-фенрих стоял на столе и пел.
Лейтенант из гитлеровской молодежи вдруг исчез и больше не появлялся. Мы в конце концов нашли его в туалете. Он был загажен сверху донизу. Мы посадили его на стул и заперли дверь. Он заснул и больше не беспокоил нас.
В большом зале продолжали пировать. Никто больше не помнил, по какому поводу устроен пир. Стаканы бросали об стену, осколки летели на пол, содержимое пепельниц было рассыпано по коврам, а скатерти с пролитым красным вином походили на географическую карту. Когда рассвело, мы стали постепенно расходиться. В гардеробе была страшнейшая неразбериха. Кто-то надел чужую шинель, кто-то спутал фуражки. Какой-то фенрих вытащил испачканную руку из кармана, внутрь которого кто-то положил горчицу; другой налил в фуражку пиво и, ко всеобщему веселью, напялил ее на голову. Кто-то потребовал холодного пильзенского. И все закричали:
— За наш протекторат Богемия и Моравия! На здоровье, господа! На здоровьице!
В туалете шумел маленький лейтенант. Он барабанил в дверь и рычал:
— Тверды, как крупповская сталь! Неподатливы, как кусок кожи! Проворны, как борзые! Ординарец! Мою фуражку и мою саблю!
Секретный служебный документ командования
1 сентября началась война против Польши. Уже раньше легко можно было заметить, что идет подготовка к войне. Однако большинство из нас предполагало, что события примут уже знакомый нам
