Леффельхольц, я шел по длинному коридору, от двери к двери, украшенной табличками с именами. Многие имена дворянских отпрысков восточнопрусской, померанской, силезской и бранденбургской знати были знакомы мне по курсам усовершенствования для офицеров запаса и по фронту, где я немало натерпелся от чванства «благородных». Я бы повернул обратно, не будь здесь Леффельхольца. Мне приятно было с ним повидаться.
Леффельхольц сидел в одном кабинете с полковником Нерингом, который, как и я, вышел из унтер-офицеров, не отказывался ни от каких курсов усовершенствования и в итоге был произведен в офицеры. По внешности обоих — Леффельхольца и Неринга — нельзя было угадать их прошлое. Они сидели в штатском платье за письменными столами, словно бухгалтеры или референты. Ничто не выдавало специфики их работы.
Леффельхольц встретил меня с распростертыми объятиями. Неринг медленно встал, вынув на миг изо рта трубку, чтобы со мной поздороваться. Здесь всячески подчеркивалось доброжелательное, благодушное отношение к людям.
— Как же вам жилось после той нашей встречи в лагере?
— Спасибо, приходилось и туго, но я справился, живу хорошо. А вы как?
Леффельхольц рассказал о себе, начиная с работы библиотекарем в Мюнхене и кончая своим новым назначением в ведомство Бланка. Разговор носил непринужденный характер; так разговаривают, встретившись после долгой разлуки, с добрым знакомым. Затем, как я и ожидал, разговор принял другое направление.
— А вы к нам не хотите? Я ищу сотрудника в свой отдел, вы бы меня вполне устроили.
— Разве? И чем бы я у вас занимался? — ответил я вопросом.
— Мы будем формировать новую армию в современном, демократическом духе. Это будет не прежняя солдатчина, не старый вермахт на новый лад. Вы с вашими взглядами, которые мне довелось узнать в Восточной Пруссии, самый подходящий для нас человек. Обдумайте все как следует и решайте, вы не вправе оставаться в стороне!
Эту формулу я слышал уже в третий раз. Я спросил:
— Чем же вы тут занимаетесь и какое задание дали бы мне?
— Я руковожу отделом моторизации новой армии, и вы могли бы мне помочь.
— Дорогой господин фон Леффельхольц, не похоже ли это на утопию?
Передо мною две-три канцелярские папки и несколько штатских, а вы толкуете о моторизации целой армии! Внизу, у вас во дворе, я что-то не видел машин. Сколько же это будет продолжаться?
— Дело пойдет быстро. Вспомните нашу последнюю встречу, когда вы приехали к нам в лагерь с датским пастором! Начало было положено не сегодня, а еще тогда, когда мы изложили письменно все, что нам пришлось испытать на собственном опыте. Две-три папки вы найдете в каждой комнате. Планы разработаны, мы ждем только людей. Промышленность — назову только то, что относится к моей сфере, — уже испытывает боевые машины.
— А если вы не наберете людей?
— Наберем, милейший Винцер. Придете и вы к нам, не сомневайтесь! Но вы должны были бы решиться на это сегодня.
— Каковы ваши условия?
— Вы будете консультантом. Званий у нас пока еще нет, но вы будете принадлежать к категории, соответствующей вашему прежнему рангу.
Словом, вы станете гражданским служащим, работающим по договору.
Это было не слишком заманчиво. Как архитектор, я был независим и хорошо зарабатывал.
— Нет, господин фон Леффельхольц, не думаю, чтобы у меня здесь чтонибудь получилось. Могу, конечно, это обмозговать, но, на мой взгляд, эта фирма еще очень новая. Все это кажется мне каким-то экспериментом, игрой в солдатики, что ли. Можно играючи восстановить армию на бумаге, но не могу же я всерьез поверить, что из этого когда-нибудь будет толк.
Леффельхольц и Неринг расхохотались. Хорошо им было смеяться, они знали больше меня. Они знали, что их оплачивают из фонда, который официально не существует, за который ни один депутат бундестага никогда не голосовал.
Поэтому-то они и были убеждены в успехе. Их убежденность меня поколебала. Постепенно я поверил их словам, хотя такая быстрая и широко планируемая ремилитаризация казалась мне просто невероятной. Я, правда, следил по прессе за дискуссией о ремилитаризации, слышал кое-что и в военной комиссии гамбургской ХДС, но все эти разглагольствования походили на спор о шкуре неубитого медведя. К тому же на меня произвели сильное впечатление многочисленные протесты общественности и отрицательная позиция социал-демократических кругов. Столько уже было лозунгов, которые потом оказались мыльными пузырями! Но сейчас, когда речь шла о ремилитаризации, большинство населения явно было против.
Небольшие особые отряды военной полиции — это я еще мог себе представить, а новый вермахт — никак. Поэтому я решил задать еще один вопрос:
— Кто будет возглавлять новую армию? Ответ был разочаровывающий:
— Генерал Хойзингер.
Эту фамилию я никогда не слышал. Я с удивлением посмотрел на Леффельхольца.
— Хойзингер? Не знаю такого. Что он за человек?
— Трудно сказать. Для этого надо знать его ближе. Он человек гибкий, чтобы не сказать увертливый, как угорь. Отнюдь не «светлая личность», как мы когда-то говорили. Особенно раздражает меня, что он принимает все, что предлагают американцы. Но тем не менее этот человек на своем месте, потому что он большой знаток дела, ему нет в этом деле равных.
— Какая же у него специальность?
— Планирование, милейший Винцер. Хойзингер служил в ставке фюрера.
Мы начинаем все сызнова и подчас вынуждены импровизировать, так что нам нужно, чтобы дело возглавлял человек со способностями Хойзингера.
Планировать надо хорошо и быстро, и притом надолго.
— Но имя Хойзингера не популярно.
— В вас говорит типичный строевик. Командир дивизии или командующий армией должен носить имя, известное каждому, до последнего солдата. А генштабисты — работники безыменные. Что касается генерала Хойзингера, то его опыт ценят руководство и специалисты, и этого достаточно, так что будьте спокойны, в планировании он знает толк.
Но от этого у меня вовсе не стало спокойнее на душе. Многие генералы требовали чтобы мы во время войны дрались до последнего солдата, особенно при отступлении. Но с некоторыми из них мы всегда чувствовали себя более или менее тесно связанными, потому что мы знали их. И еще потому, что они зачастую, точь-в-точь как и мы, ругали безыменных начальников-бюрократов.
С подписанным Леффельхольцем пропуском я шел обратно к проходной по длинному коридору, от двери к двери. Беседа с Леффельхольцем не поколебала моего решения остаться штатским. Я уехал обратно в Гамбург.
Только через много лет я узнал, какую роль играл генерал Хойзингер в подготовке войны и в самой войне. При его участии были составлены следующие планы военных операций:
«Везер-юбунг» — кодовое название плана нападения на Данию и Норвегию;
«Фалл гельб» — план наступления на Бельгию, Голландию, Люксембург и Францию;
Операция «Морской лев» — высадка в Англии;
«Изабелла Феликс» — план захвата Гибралтара;
«Марита» — план вторжения в Грецию;
«Зильберфукс» — вступление в Финляндию;
«Барбаросса» — план нападения на Советский Союз.
Мне не хочется верить, что подполковник Леффельхольц знал уже тогда, во время нашей беседы, обо всех этих «заслугах» Хойзингера. Но я не уверен и в том, что сообщение о причастности генерала к этим военным планам удержало бы меня от вступления в бундесвер. Нет, наверное даже, не удержало бы. Я тогда считал единственным виновником зла Гитлера и не подозревал о «доблестном рвении»
