правило, в примитивных общежитиях вблизи от предприятий и были лишены необходимых удобств. Если они возражали против этих условий или, вольно или невольно, не соблюдали рабочую дисциплину, то администрация предприятий передавала их гестапо, которое направляло их в концентрационные лагеря или так называемые «лагеря трудового воспитания». Хотя «гастарбайтеров», главным образом по экономическим соображениям, чаще направляли в деревню, где их эксплуатировали, обращение с ними зависело также от определенных элементов расовой идеологии. Оно определялось не работоспособностью и трудолюбием, а «расовым составом» стран, откуда эти рабочие произошли. Ниже всего стояли в этом ранговом порядке «иностранные рабочие» из Польши и России, которые, подобно находившимся в еще худшем положении еврейским лагерным рабам, должны были носить на одежде определенные буквы и символы, указывающие на их происхождение. Без принудительного и рабского труда миллионных масс иностранных рабочих национал-социалисты не могли бы поддерживать военную экономику и относительно высокий уровень жизни немецкого населения. Сколь бы частыми ни были напоминания об этом факте, они никогда не будут излишними; утверждение, приписывающее Гитлеру по крайней мере заслугу устранения безработицы и преодоления экономического кризиса, принадлежит к тем «легендам о Гитлере», которые никак невозможно искоренить[27].
В действительности восхваляемые национал-социалистской пропагандой успехи в экономической и социальной политике были всего лишь видимостью. Они по существу опирались на непродуктивные меры по распределению рабочей силы и на строгий переход к автаркии и военизированному производству. Высшей целью национал-социалистской экономической политики была подготовка агрессивных войн со странами, затем подлежавшими ограблению, чтобы покрыть вложенные в вооружение капиталы – большей частью взятые взаймы. Эта экономическая программа была очень проста и прозрачна и на первых порах успешна. Она не только принесла видимость хозяйственного процветания, но и весьма содействовала интеграции широких слоев населения, слишком легко склонявшихся забывать при виде этих успехов другую, террористическую сторону «третьего рейха».
Это относится и к значительной части рабочих. На многих рабочих произвели впечатление социально-политические мероприятия «третьего рейха», хотя социальные результаты национал- социалистских кампаний, таких, как «Народная помощь» (Volkswohlfahrt), «Зимняя благотворительность» (Winterhilfswerkes) и «Сила в радости» (Kraft durch Freude), были далеко не столь значительны, как это утверждала национал-социалистская пропаганда. Конечно, в национал-социалистских мнимых профсоюзах под названием «Германский рабочий фронт» многие рабочие не могли видеть замену утерянных профсоюзных организаций. Но, с другой стороны, они должны были признать, что национал-социалистам удалось преодолеть безработицу – мерами по распределению рабочей силы и развертыванием военного производства. В целом это привело к ощутимому улучшению материального положения рабочих. Хотя минимальный уровень заработков был заморожен уже со времени экономического кризиса, в то время как цены на ряд потребительских товаров росли, в некоторых областях промышленности реальная заработная плата все же возросла, снова достигнув в 1938/1939 году уровня 1928 года. Это произошло вследствие недостатка рабочей силы, проявившегося с 1938/1939 года в некоторых отраслях, особенно в производстве вооружений; в результате многие рабочие, переменив место работы или угрожая уйти с работы, могли добиться оплаты, превышающей установленный по закону минимум.
Значительная часть мелкой буржуазии тоже прямо или косвенно выиграла от национал- социалистской экономической политики, хотя национал-социалисты и не выполнили обещаний 1933 года, а, напротив, стимулировали концентрацию и модернизацию экономики. И все же улучшилось положение не только служащих и чиновников, но также мелких ремесленников и крестьян. Это объясняется и общим оживлением конъюнктуры, и другими мероприятиями режима. Сюда относится, например, устранение евреев из профессиональной жизни и ограбление их имущества, что также прямо или косвенно привело к повышению доходов многих нееврейских врачей, адвокатов и ремесленников. Что касается крестьян, то они не только превозносились национал-социалистской пропагандой, но также получили по «государственному закону о наследственном крестьянском дворе» от 29 сентября 1933 года весомые материальные преимущества. Согласно этому закону, крестьянские дворы величиной не менее 7,5 гектара не могли быть проданы или принудительно отчуждены за долги. Впрочем, это не означало общего снятия долгов.
Наконец, и не в последнюю очередь, национал-социалистская экономическая политика была полезна предпринимателям; они не должны были больше сражаться с притязаниями и требованиями чуждых им профсоюзов, и доходы их, вследствие конъюнктуры вооружения, чрезвычайно быстро росли. Далее, они в значительной степени выигрывали от грабительских и агрессивных войн, от ограбления немецкими войсками побежденных и оккупированных стран, а также от беспощадной эксплуатации «иностранных рабочих» и лагерных рабов. Однако это не значит, что они были ответственны за начало и ход войны, которая перешла в тотальную хищническую и расовую войну и неизбежно должна была завершиться полным поражением.
За исключением отдельных вмешательств, обусловленных автаркией и войной, национал- социалистское государство отказалось от далеко идущих изменений капиталистической собственности; но все же в этом национал-социалистском государстве – не совсем, но в значительной степени тотальном – предприниматели были, как правило, не в состоянии превратить оставшуюся у них экономическую власть в политическую. Предприниматели могли еще участвовать в планировании и проведении хищнических национал-социалистских войн, но им не было дозволено сколько-нибудь существенно влиять на расовую войну, увенчавшуюся холокостом. Освенцим невозможно объяснить и не следует объяснять вульгарно- марксистским тезисом об экономической выгодности. Так же обстояло дело и с тотальным способом ведения войны, примененным национал-социалистами и приведшим к полному поражению, к потере и разрушению также и большой части (24%) частных производственных мощностей[28].
Уже в 1933 году многие антифашисты в Германии и за рубежом заявляли: «Гитлер идет к войне!» Но государственные деятели Западной и Восточной Европы повторили в области внешней политики ошибку тех консервативных политиков Германии, которые полагали, будто можно сдержать развитие национал- социализма политикой умиротворения и упорядочения. Они не только более или менее пассивно наблюдали за разрушением демократии в Германии и преследованием политических противников и евреев, но также терпели и принимали такие акты Гитлера, как вступление в демилитаризированную Рейнскую область и так называемый аншлюс Австрии, шаг за шагом уничтожавшие постановления Версальского договора. Высшей, но еще не конечной точкой этой политики «appeasement» [Умиротворение (англ.).– Прим. перев.] была аннексия Судетской области, явно одобренная Англией и Францией на Мюнхенской конференции 29 сентября 1938 года. Лишь после того, как Гитлер разгромил также «остаточную Чехию» в марте 1939 года и оккупировал принадлежавшую Литве Мемельскую область, британское и французское правительства нашли в себе силу гарантировать 31 марта 1939 года независимость Польши, которая была очевидным ближайшим объектом национал-социалистской агрессивной политики.
Тем самым завершился период западной политики умиротворения. На смену ей пришла политика «appeasement», проводимая Советским Союзом, который заключил 23 августа 1939 года пакт о ненападении с Германией и создал таким образом важную предпосылку для немецкого нападения на Польшу. И в самом деле, 1 сентября 1939 года немецкие войска вторглись без объявления войны в Польшу, продвинувшись только до линии, предусмотренной секретным дополнительным протоколом к пакту Гитлера – Сталина. Советские войска оккупировали, кроме восточной части Польши, также часть Румынии и суверенные балтийские государства Эстонию, Латвию и Литву.
Несмотря на этот странный союз между фашистской Германией и коммунистической Россией, длившийся до нападения на Советский Союз 22 июня 1941 года, Вторая мировая война была также с самого начала войной мировоззрений: она была вызвана прежде всего идеологическими представлениями Гитлера, а затем уже – политическим и экономическим расчетом. Это не значит, что отдельные фазы и стадии войны протекали по «расписанию», изложенному Гитлером в книге «Моя борьба» и в других его программных высказываниях. Так, например, временный союз с Советским Союзом был, конечно, столь же мало предусмотрен им, как и война с Англией, которой Гитлер «на самом деле» хотел бы избежать. Нападение на Данию и Норвегию не объяснялось ни расистской, ни антикоммунистической идеологией, а только военно-стратегическими и экономическими требованиями флота и промышленности. Так же обстояло дело с походами в Грецию, Югославию и Северную Африку, тоже не запланированными, а
