Приподнялся и я, Белый свет стервеня, И гляжу — кумовья Поджидают меня. Пнули труп: 'Сдох, скотина, Нету проку с него. За поимку — полтина, А за смерть — ничего '. И мы прошли гуськом перед бригадой, Потом — за вахту, отряхнувши снег. Они — обратно в зону, за наградой, А я — за новым сроком за побег. Я сначала грубил, А потом перестал. Целый взвод меня бил — Аж два раза устал. Зря пугают тем светом — Тут — с дубьём, там с кнутом. Врежут там — я на этом. Врежут здесь — я на том А в промежутках — тишина и снеги, Токуют глухари, да бродит лось И снова вижу я себя в побеге, Да только вижу, будто удалось. Надо б нам вдоль реки, — Он был тоже не слаб. Чтоб людям не с руки, А собакам — не с лап. Вот и сказке конец, Зверь бежал на ловца Снёс, как срезал, Беглецу пол-лица. Я гордость под исподнее упрятал, Видал, как пятки лижут гордецы. Пошёл лизать я раны в изолятор — Не зализал, и вот они, рубцы. Все взято в трубы, перекрыты краны, Ночами только воют и скулят. Но надо, надо сыпать соль на раны. Чтоб лучше помнить. Пусть они болят. Мы в Париже, это семьдесят восьмой год. Я смотрю по телевизору передачу об охоте на волков с вертолёта. В фильме, снятом в Сибири, показано, как уничтожают стаю волков.
Обезумевшие животные стараются зарыться в снег, поднимают искажённые отчаянием морды к ревущим машинам, откуда дождём льётся смерть. Вскоре снег покрывается длинными кровавыми дорожками. Почти никто не уцелел в этой бойне.
По телефону я пересказываю тебе фильм. Ночью ты пишешь песню «Охота с вертолёта» — продолжение и в каком-то смысле заключение «Охоты на волков».
Словно бритва, рассвет полоснул по глазам, Отворились курки, как волшебный Сезам, Появились стрелки, на помине легки, — И взлетели стрекозы с протухшей реки, И потеха пошла в две руки, в две руки. Мы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап, Тот, кого даже пуля догнать не могла б, — Тоже в страхе взопрел — и прилёг, и ослаб. Чтобы жизнь улыбалась волкам — не слыхал. Зря мы любим её, однолюбы. А у смерти — красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы. Улыбнёмся же волчьей ухмылкой врагу — Псам ещё не намылены холки. Но — на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивлённые морды задрав:
