— Ты что ж, против знамён? — строго спросил командир. — Нет знамени — нет и армии!
Когда Мика сделал надпись на одном флажке и взялся за второй, Трясогузка неохотно добавил:
— Сегодня одного хватит, а потом посмотрим…
НОЧНОЙ КОНЦЕРТ
Эшелон отправлялся на фронт. По этому случаю солдатам выдали по стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то невесело. В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия готовится к большому наступлению. Потому и подтягивались к фронту новые белогвардейские части. И никакой хмель не мог вытеснить из головы мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у пакгауза часового: он оставался в городе.
Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего делать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в дверях вагонов, лениво перебрасывались словами.
И вдруг задорно и весело затренькала гитара. Рядом с пакгаузом стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, перебрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал щипать за струны. Гитара пела не умолкая.
Закончив короткий номер, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание, Цыган театрально раскланялся.
— Убирайся отсюда! — сказал часовой, карауливший заложников.
— А тебе что, жалко? — закричал солдат из вагона. — Пусть поиграет!
— Не положено! — ответил часовой. — Здесь заключённые.
— Какой законник! — зло усмехнулся солдат.
Его поддержали многие. Часовому кричали:
— Заткнись, тыловая крыса!
— Он сменится и дрыхать пойдёт, а мы — в окопы!..
— Играй, хлопец!
— Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!
Часовой махнул рукой. Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлённые солдаты могли расправиться с ним. Что им терять? Дальше фронта их не отправят.
Цыган снова ударил по струнам. На этот раз он то подскакивал, разбросив ноги в стороны, то присаживался и на пятках ходил по кругу, то начинал кружиться волчком.
Солдаты столпились вокруг паренька. Часовой подошёл поближе.
В это время Мика и Трясогузка подкрались к задней стенке пакгауза. Мика забрался командиру на плечи, привстал на цыпочки, дотянулся до оконной решётки и шепнул:
— Достал.
Трясогузка вытащил из мешка кусок сахару, подал его Мике. Кусок исчез в темноте за прутьями решётки. Мика услышал негромкий удар — сахар упал на пол. В пакгаузе завозились. Послышались приглушённые голоса.
Трясогузка подал связку баранок. Мика и её просунул за решётку. А когда он пропихивал между прутьев твёрдую копчёную колбасу, его пальцы встретились с чужими пальцами. Заложник и Мика не видели друг друга и не произнесли ни слова, но работа пошла быстрей. Теперь можно было передавать и бутылки с водой, и оружие. Мужские руки за решёткой проворно подхватывали все, что просовывал Мика.
А Цыган все плясал. Пот заливал ему глаза. Гитара стала тяжёлой. Но он не мог позволить себе передышку. Так он ещё не плясал никогда. Ему не хватало воздуха. В глазах рябило. Лица солдат слились в плотную колышущуюся массу. Ноги подкосились, и очередного колена не получилось: Цыган шлёпнулся на землю.
Вокруг захохотали.
— Выдохся все-таки! — произнёс кто-то.
— Двужильный парень! — сказал часовой. — Я думал, ему и конца не будет!
Солдаты стали расходиться. Этого и боялся Цыган. Он попытался встать, но ноги не слушались. Тогда он запел старую таборную песню. Отчаянье придало его голосу волнующую искренность. Солдаты снова столпились вокруг сидящего на земле беспризорника.
Голос у Цыгана был звонкий. Трясогузка и Мика слышали его.
— Здорово старается! — шепнул снизу командир.
Мика не ответил. Цинковая коробка с патронами никак не хотела пролезать между прутьев решётки. Мика напрягся, как мог, и почувствовал, что оттоптанные его ногами плечи Трясогузки задрожали. Но командир крепился.
— Жми — не бойся! — подбодрил он начальника штаба.
Изнутри пакгауза коробку тоже тянули изо всех сил. Царапая цинковые бока, она, наконец, со скрежетом пролезла.
Винтовка и револьвер были уже в пакгаузе. Осталось передать флажок. Мика сунул в окно скомканный кусок батиста, пожал пальцы невидимого заложника и спрыгнул на землю.
— Фу-у-у! — с облегчением выдохнул командир. — Маленький, а тяжелый!.. Побежали, а то Цыган охрипнет совсем!
Заканчивая песню, Цыган потихоньку двигал ногами — пробовал, сможет ли снова плясать. «И что они там возятся?» — думал он о друзьях. А они уже подходили к задним рядам солдат.
Их заметили.
— Новые артисты прибыли! — шутливо крикнул кто-то.
Толпа расступилась. Цыган увидел командира и радостно вскочил на ноги.
— Кончай музыку! — приказал Трясогузка. — Зрителей просим раскошелиться!
Цыган сдёрнул с головы шапку и, приплясывая, пошёл по кругу. Гудок приближающегося паровоза прервал эту сцену.
— По ваго-онам! — раздалась команда.
— За мной! — в свою очередь, скомандовал Трясогузка.
ПЛАН КОМАНДИРА
На следующий день вся армия отдыхала и готовилась к ночной операции, которую командир держал в секрете. Мальчишки не знали, зачем он заставил их увязывать порох в небольшие узелки. Мика разрывал батист на квадратные куски. Цыган насыпал порох и крест-накрест завязывал углы. А сам командир ушёл в город.
Трясогузка направился прямо к пакгаузу. Он ожидал увидеть приятнейшую картину: двери пакгауза распахнуты настежь, вокруг валяются десятки убитых колчаковцев, а заложников и след простыл. Но ему пришлось огорчиться. Часовой по-прежнему шагал по площадке перед пакгаузом. Железная дверь была плотно закрыта. Большой замок висел на старом месте.
Мальчишка присел в сторонке и обиженно нахмурился. Что помешало заложникам освободиться?
Винтовка и револьвер — такая сила! Можно сделать чудеса! А тут прошла целая ночь — и ничего! «Трусы!» — выругался Трясогузка, но вскоре понял, что заложники не виноваты: чтобы достать патроны, надо разрезать цинковую коробку. А чем это сделать? Заложников, конечно, обыскали, и никаких ножей у них не осталось. Значит, винтовка бесполезна. Но зато в револьвере есть патроны, а над дверью в пакгаузе имеется окошко — такое же, как и в задней стене. Можно встать на плечи друг другу и выстрелить в часового. А что дальше? Дверь изнутри не открыть, кирпичные стены голыми руками не проломишь. На
