— «Троди-2», «Троди-2», ответь «Папе»!
Я нажал на резиновый колпачок, прикрывавший кнопку передачи, и отозвался: — Я — «Троди-2», слышу тебя, «Папа». Прием. Как ни странно, я отдавал себе отчет в том, что «Черный камень» может оседлать и этот канал. Но все-таки ответил, так как захотел поверить в то, что на связь действительно вышел Чудо-юдо.
— Дима, — произнес он, — будь внимателен и осторожен. Старайся не смотреть в сторону обломков вертолета. Не снимай очков. Не слушай ничего по РНС. Не убирай со спины лыжи. Не выполняй никаких команд на остановку. Иди вперед и ничего не бойся. Все, что будет появляться в поле зрения, — игнорируй. Иди вперед! Я наверху, на обрыве, мы тебя видим. Рацию оставь на приеме. Жди сигнала. Вперед!
В принципе, все то же мог бы сказать и «Черный камень». «Иди вперед!», правда, противоречило действиям «Камня», который меня притормозил своим уплотненным воздухом. Но я ж не знал, зачем он меня притормаживал. Может, у него в тот момент еще аппетита не было, а теперь он уже морально подготовился, чтоб меня схавать?! «Не слушай ничего по РНС». Гм! Легко сказать, не слушай, когда РНС, как правило, действовала мгновенным импульсом, который тут же заставлял исполнять приказания, причем во многих случаях мышцы тела работали как бы независимо от центральной нервной системы. А почему нельзя убирать со спины лыжи? Они, между прочим, тяжеленькие, не один килограмм весят. Я ими уже по горло сыт. А шансов отыскать здесь Лусию нет никаких. Если б она была тут, я ее уже приметил бы. Может, она лежит в какой-нибудь воронке, вроде той, из которой я вылез? Но если это и так, то Чудо-юдо ее уже заметил бы с обрыва.
Тем не менее я еще раз решил поверить своим ушам и сделал шаг к вертолетным обломкам, стараясь смотреть под ноги. Воздух вновь уплотнился, напыжился, но я опять проломился через него, подумав, что мне все это только кажется. И после этого смог беспрепятственно пройти пять шагов на лыжах.
— Вперед! Вперед! Не останавливайся! — подбадривал Чудо-юдо из эфира. — Ни шагу назад! И быстрее, быстрее иди!
И тут меня остро ужалила РНС. Она не просто скомандовала: «Стой!», но еще и добавила: «Ложись!» И это было не просто так сказано. К этому приказу добавилось подтверждение по первой сигнальной системе. Той самой, когда человеку ничего не говорят, но он сам все понимает.
От вертолета, из воронок, даже, по-моему, с обрывов затарахтели автоматы и пулеметы. Я услышал именно те звуки, которые должен был услышать в этом окруженном со всех сторон скалами «каменном мешке», — сплошной грохот, помноженный на эхо, катившееся от скалы к скале, накладывавшееся одно на другое… И вокруг — справа, спереди, сзади, со всех сторон — противно засвистели пули. Трассеры от них сверкали вокруг меня — иные в двадцати-тридцати сантиметрах от морды.
Мне никакой РНС не надо было, чтоб сразу исполнить команду «ложись». Рядом вдруг оказалась очень удобная воронка, где можно было укрыться от пуль. В эту воронку я поспешил плюхнуться, но чертовы лыжи, висевшие поперек спины, уперлись в края воронки, и, как я ни ворочался, голова и плечи не могли опуститься ниже. На ногах у меня тоже были лыжи, и в воронке я «укрылся» с большой долей условности. Торчал, а не прятался. Между тем чертовы пули сверкали трассерами совсем близко, чиркали по снегу в пятнадцати, в десяти сантиметра от меня. Только почему-то не попадали, хотя любой ребенок, сдавший нормы на значок «Юный стрелок», давным-давно впаял бы мне пулю промеж глаз.
«Имитация!» — догадка возникла сама собой, тоже будто бы через РНС. Вот и думай, чему верить: тому, что тебе подсказывают с разных сторон (причем кто-то один — или оба сразу? — врет), или собственным органам чувств, которые уже столько раз подводили за эти сутки.
Тем не менее вставать под пули мне очень не хотелось, а вот отвязать лыжи, а заодно и мешок с тряпьем Лусии — захотелось ужас как. Я уже заворочался, пытаясь что-то такое сделать, но тут хрипло зашипела рация.
— Что ты лег? — сквозь завывание помех прорвался голос Чуда-юда. — Отвечай, Дима! Что ты видишь?
— Да стреляют же! — отозвался я раздосадованным, почти плаксивым голосом.
— Никто в тебя не стреляет! — рявкнул Чудо-юдо. — Я сказал: игнорируй все, что будешь видеть! Запомни, этот «Камень» только морочит голову! Он не убьет тебя, если ты сам себя не убьешь! Вставай! Иди! Верь только рации!
Надо сказать, от этих криков стрельба заметно усилилась. Бац! Я отчетливо ощутил удар пули по шлему. Голову дернуло, в позвонках чего-то хрупнуло. На секунду даже почудилось, будто начинаю терять сознание.
— Димка-а! — взревел Чудо-юдо. — Вставай! Сдохнешь! Почему-то последнее слово сработало. Я стал выпрастываться из воронки. Вот смех! Оказывается, никакой воронки не было! Я лежал на ровном месте — и вскочил на ноги. Все еще тарахтели невидимые стрелки, но трассеры теперь пролетали гораздо дальше, хотя пристрелявшиеся «супостаты» должны были сделать из меня решето сразу же, едва только я поднялся.
Мозг ясно все определил, грозно утвердив: «Лажа!» И мои ноги сделали, хоть и не очень уверенно, первый шаг вперед. Потом другой, третий… И стрельба разом стихла.
— Молодец! Нормально! — радостно заорал Чудо-юдо из рации. — Топай! И не останавливайся! Что бы тебе ни мерещилось!
И-и-у-у! Бух! — «Черный камень» решил имитировать артиллерийский огонь. Но быстро бросил эту затею, поскольку три близких разрыва подряд хоть и тряхнули землю, выкинув вверх столбы огня и дыма, но… не оставили на снегу ни воронок, ни даже следов копоти.
— Он теряет энергию! — азартно, словно тренер, бегающий вокруг футбольного поля, орал Чудо- юдо. — Дожимай его! Ты уже рядом, совсем рядом!
Действительно, я оказался рядом с грудой мятого дюраля, в которой очень трудно было узнать «Ми-26». Где там прячется «Черный камень», фиг поймешь. Само собой, разгребать эти обломки было лучше всего бульдозером или подъемным краном, а не голыми руками, чего я, кстати, и не собирался делать.
— Обойди вокруг обломков, — распорядился Чудо-юдо, — посмотри, не торчит ли он откуда- то.
Я, ожидая новых подлянок, неторопливо обошел вокруг вертолета. Замыкая колечко, подивился тому, что ничего особенного не приключилось. Конечно, закопченный, местами оплавленный металл, весь в лохматой коросте из потрескавшегося от жара лакокрасочного покрытия, не вызывал светлых ассоциаций. Обломанные и скрученные лопасти смотрелись как щупальца чудовищного осьминога. Их, кстати, было именно восемь. Особенно неприятно было глядеть на некоторые фрагменты, явно принадлежавшие людям. Например, на обгоревший унт, из которого торчал обломок кости или полурасплавленный пилотский шлем с чем-то черным внутри, видный через выбитые окна кабины. Ну и относительно целый, хотя и дочерна обжаренный труп, лежавший метрах в пяти от носовой части вертолета, тоже наводил на размышления о бренности всего живого.
— Нигде он не просматривается, — доложил я Чуду-юду, — надо весь этот завал растаскивать, а уж тогда глядеть.
— Ты тросы видел где-нибудь? — спросил Чудо-юдо.
— Видел, кажется, где-то со стороны брюха.
— Иди туда. Где тросы, там и камень. Его несли на внешней подвеске.
Я пошел обратно, поглядеть, что там за тросы, потому что на первом круге не обратил на них внимания.
Действительно, тросы были. Правда, спутанные, местами расплавленные и полопавшиеся. Разобраться, какой конец к чему был прицеплен и осталось ли это прицепленное на подвеске к моменту падения вертолета, а не оторвалось намного раньше, было сложно. Поскольку снега вокруг вертолета фактически не осталось, а был только ледок, намерзший на месте того, что потаяло во время взрыва и пожара, то провалиться в сугроб «Черный камень» не мог. Во всяком случае, поблизости от обломков ему было негде спрятаться. Конечно, если он оторвался от подвески еще загодя, до падения, то мог лежать
