добраться от «Марихуанской» до гостиницы. Но Ворон настоял на своем, и Сэнсей велел одному из своих парней зайти в отель и проверить, не выехал ли господин Воинов. Парень, предъявив администраторше удостоверение сотрудника областного УВД (довольно похожее на настоящее) и фотографию клиента, спросил, не останавливался ли этот господин в гостинице. Администраторша сказала, что он приехал утром, предъявил паспорт на имя Лушина Валерия Михайловича, остановился в 235-м номере, оплатил за трое суток. Оставил вещи в номере, сдал ключ, ушел и до сих пор не приходил. Парнишка не поверил, что господин Лушин оставил вещи. Администраторша f сопроводила «сотрудника» на второй этаж, и они вместе с дежурной вошли в 235-й номер. Вещи Воинова-Лушина оказались на месте. Конечно, пареньку захотелось глянуть, что в сумке и «дипломате», чтобы понять, захочет ли Валерий Михайлович за ними вернуться, но «дипломат» был закрыт на кодовый замок, ломать который парню показалось стремным. Да и рыться в сумке поленился. Лжемилиционер только открыл «молнию», увидел там сверху спортивный костюм, тапочки и бритвенный прибор. Администраторша сказала, что она слышала — обыскивать можно только с санкции прокурора. Мильтон убедил ее, что они не проводят никакого обыска, а просто проверили, на месте ли вещи. Обе дамы, довольно внимательно присматривавшие за «представителем закона», успокоились только тогда, когда убедились, что он ничего не «изъял».
Парнишка вернулся и доложил хозяину, что вещи в номере. Из этого, конечно, не следовало, что Воинов-Лушин за ними придет. Особенно если он перед тем, как исчезнуть из кинотеатра, обнаружил за собой слежку, а не просто принял превентивные меры. Но надежда на его возвращение была. Наблюдатель в киоске просидел почти сутки. Наведались и на Пустырную, 12. Позвонили не в 67-ю, а в 66-ю квартиру. Спросили у бабульки, не заходил ли к ней Ростик Воинов. Послали по мужику и в аэропорт, на железнодорожный вокзал, на автовокзал, хотя нужно было это сделать раньше. Сэнсей считал, что дело безнадежное, Ростик скорее всего удалился из города на попутке или на электричке, так как там паспорт не спрашивают. Поскольку молодой человек, с детства известный бабульке под фамилией Воинов, отчего-то стал Лушиным да еще и Валерой, это наводило на подозрение, что он не самый добропорядочный гражданин. Да и все его поведение по приезде в город о том говорило. А раз так, то он вполне мог принять неудачливых «наружников» за настоящих ментов или чекистов и, оторвавшись от них, резко и быстро сделать ноги.
Но вот сегодня приехал Ворон и сообщил, что на улице Александра Матросова, дом 8, дворничиха нашла между гаражами «расчлененку», и менты по татуировке на предплечье опознали в убиенном Воинова Ростислава Алексеевича, 1966 года рождения, русского, ранее судимого по статьям 146 и 218 УК РСФСР. Они же обнаружили (уж не с подсказки ли Ворона?) его полное сходство с гражданином Лушиным Валерием Михайловичем, который не вернулся в гостиницу. А при досмотре вещей гражданина Лушина в «дипломате», который столь скромно постеснялся взломать паренек Сэнсея, оказалось ровно 50 пачек сотенных купюр USD. Доподлинных, нового образца.
В общем, выходило, что Воинов-Лушин не только занимался в облцентре какими-то таинственными делами, но и был при хороших деньгах. Сам он не производил впечатление подпольного миллионера, а тем более явного. Скорее всего привез кому-то чьи-то денежки, которые босс не мог перевести по легальным каналам. Очень возможно, что денежки эти предназначались в уплату за ту штуковину, которую Ростик «приобрел» на бульваре Декабристов. Правда, непонятно, почему ее ему отдали в руки, а денег не получили… А может, его и поканали за то, что денег не отдал в срок? Или за то, что купил вещицу «не у тех»?
Глупейшее положение, конечно. Типичная «Сказка про Федота-стрельца, удалого молодца» — поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.
Теперь-то Сэнсей мог придумывать что угодно. Но не больше, чем «три дня и три ночи», ибо именно столько ему отвел Ворон на поиски «вещицы». Знать бы еще, что искать…
Время пошло
Сэнсей успокоился, даже попробовал погрузиться в медитацию, набрать космической энергии, сконцентрироваться. Если сказать честно, то получалось это у него плохо, потому что с духовной точки зрения сэнсей он был липовый, но бить умел хорошо, быстро, сильно и жестоко. Этому он и учил своих бойцов. А насчет нравственного усовершенствования — извините. Это даже для спорта не надо, а у него не спортсмены, а бойцы. Люди, которые бьют и убивают чем угодно: пулей, ножом, кувалдой, веревкой, бутылочным горлышком, просто кулаком. Но для того, чтобы эти самые бойцы лучше слушались и почитали его знатоком, хранителем высших тайн карате-до, о которых не написано в популярных учебниках, Сэнсей напускал на себя сумеречное: состояние, садился в позу «лотоса», принимал асаны йоги, вещал» что-то непонятное, утверждая, будто говорит на старояпонском! диалекте времен Токугавы Иэясу. Он даже Фрола с его незаконченной военной академией в этом убедил, а уж что говорить о рядовых бойцах, которые набирались среди городской шпаны и сельских хулиганов, подавшихся в город! Законченное среднее было примерно у каждого пятого. Чуточку сообразительнее были четверо участников слежки за Ростиком.
Вот их-то Сэнсей и решил вызвать для серьезного разговора. Больше ему было не на кого опереться — откуда профессионалов взять?! А эти хоть и молодые, но показали рвение.
Самым толковым из четверки оказался Гребешок, во всяком случае, по личной оценке Сэнсея: отслужил срочную в разведбате, после дембеля поработал сержантом ППС пять лет, окончил юридический и уже аттестовался на лейтенанта, когда подкралось то, что подкрадывается незаметно. То есть служба «собственной безопасности», названная так, по мнению ментов, явно издевательски. То ли у ребят не хватало для плана одного лишнего милиционера-коррупционера, то ли просто рожа Михаила Гребешкова им показалась неприятной, но только подсекли они его на Воздвиженском базаре во время обхода коммерческих палаток и нежно взяли под белы ручки. Соответственно Гребешку посветили на выбор 173-я (получение взятки) и 148-я (вымогательство) старого УК РСФСР. Но ни ту, ни другую доказать не смогли. Потому что состав преступления по 173-й часть 1 формулировался как «выполнение или невыполнение в интересах дающего взятку какого-либо действия, которое должностное лицо должно было или могло совершить с использованием своего служебного положения». А Гребешок просто брал, ничего конкретно не обещая — ни действия, ни бездействия. Точно так же действия Миши не втискивались и в лоно статьи 148 — он ни от кого не требовал «передачи личного имущества граждан или права на имущество или совершения каких-либо действий имущественного характера», не угрожал насилием, не шантажировал и так далее.
В общем, посадка не состоялась, но Гребешка тихо уволили по собственному желанию. Тут его и подобрал Курбаши, от которого он по наследству перешел к Фролу, а потом к Сэнсею. В отличие от милиции персональная ответственность в конторе всегда держалась на высоком уровне, да и денежное содержание было существенно выше, а потому Гребешок не был замечен в рвачестве, чрезмерной работе на собственный карман и числился весьма надежным бойцом.
Не менее толковым, хотя и без высшего образования, был и Агафон. Этот в ментуре прослужил еще дольше, но, правда, выше старшины не поднялся. Спалился на неприятной истории с бомжем, которого нечаянно затоптал до смерти. Сел по статье 105 на два года, хотя там была 103-я или даже 102-я «г», ибо на бомже живого места не было. Само собой, только очень доверчивый прокурор мог поверить, что бомж, общий вес которого вместе с костями и тряпьем не составлял и шестидесяти кило, первым напал на девяностосемикилограммового старшину Агафонова, вынудив его защищаться. Но признать действия молодца совсем уж правомерными он все-таки не сумел, тем более что в «обезьяннике», рядом с которым происходило избиение, сидело много народа и у большинства было совсем иное впечатление о ходе этого процесса. Инициатором отдачи под суд старшины оказался один из офицеров, уже давно цеплявшийся к Агафону.
Отсидев, Агафон вернулся в родные места, попробовал было трудиться на машиностроительном заводе, но явно не ощущал удовлетворения от жизни. Курбаши прибрал и его. Поскольку хороших друзей по прежней службе у Агафона было хоть пруд пруди, информированность о делах ментовских с его приходом в команду сильно возросла. Агафон выглядел очень представительно, солидно и мог, если надо, изобразить подлинного служаку с большой долей убедительности. И в форме, и в штатском. Ни один из клиентов, с
