Косовский уполз к пулемету.
Через минуту длинная очередь подсекла кусты у самых корней. Полетели сбитые пулями ветви, брызнула мерзлая земля. И почти сразу же с той стороны ответил немец.
Станислав увидел вспышки ответной очереди, а потом и самого солдата, вернее его голову в каске. Ствол автомата закрывал большую часть его лица, и только часть щеки и плечо оставались незащищенными.
Станислав медленно поднял карабин, коснулся прицелом нижнего края стальной каски, задержал дыхание и нажал спуск.
Очередь оборвалась. Немец последним смертным рывком поднялся на колени, прижал ладони к лицу и опрокинулся навзничь.
Медленно, с опаской подошли партизаны к фурам. Казалось, снова брызнет из кустов или из-под колес раскаленная очередь. Но кругом было тихо.
— Кто-нибудь двое соберите оружие. Стефан, Радек и ты, Стась, поймайте лошадей. Януш и Марек, подберите Ткача, — распорядился Ян.
В обозе оказались рождественские подарки: сыр, колбаса, мясные консервы, несколько копченых окороков, коробки с настоящим кофе, коробки с конфетами, банки с джемом и домашними маринадами, и почти в каждой посылке — теплые вещи: вязанные из добротной толстой шерсти трехпалые перчатки для стрельбы на морозе, носки с двойными пятками, байковые и фланелевые портянки, шарфы, егерское белье, свитера.
Попадались открытки с изображением сусальных елок и краснощеких дедов-морозов, присыпанные по клею разноцветной слюдой. На открытках готикой были написаны стандартные пожелания скорейшей победы и возвращения домой.
В одной фуре лежало несколько коробок с медикаментами. Большие пакеты ваты, бинты, комплекты первой помощи, дезинфицирующие присыпки, средства от простуды, от обморожений, обезболивающие, жаропонижающие, антисептические.
Четыре фуры, нагруженные доверху, пять автоматов, шесть карабинов, больше тысячи патронов к ним и двадцать гранат — хорошие трофеи. Однако радости не было. В этом коротком бою погиб Ондрей Ткач, веселый молодой парень из Хелмека. Его похоронили здесь же в лесу, неподалеку от лагеря, насыпав неприметный могильный холмик.
— Вот что, друзья, — сказал Ленька, когда вечером обсуждали итоги боя. — Так больше воевать нельзя. То, что мы делаем сейчас, это не война. Это игра в войну. Нам просто везло. А везение не может продолжаться вечно. Помните шоссе на Сандомир? Наша разведка напоролась там на отряд армейского боевого охранения, от которого еле унесла ноги. Раньше мы натыкались только на отряды полицаев или карателей СД. Что это значит? Это значит, что немцы принялись серьезно укреплять тыл. Скоро они начнут действовать против нас не отдельными карательными акциями, а пустят по нашим следам армейские соединения. И тогда нам конец.
— Так что, забиться в леса и подыхать с голоду? — не выдержал кто-то из бойцов.
— Нет. Я думаю, нам прежде всего нужно наладить связь с другими отрядами, а также с надежными людьми в деревнях и на хуторах. Эти люди могли бы сообщать нам о всех передвижениях немцев, помогали бы доставать продукты и укрывали бы наших раненых.
— Как мы можем связаться с другими отрядами, если даже не знаем, где они? — спросил Големба.
— Через местных жителей, — сказал Ленька. — Есть у нас кто-нибудь в отряде из этих мест?
Выяснилось, что большинство бойцов из западных воеводств. С начала войны они отступали вместе с частями регулярной польской армии, надеясь, что где-нибудь на Висле или на Сане армия задержит врага. Но надежды рухнули, когда остатки армии были разгромлены в Свентокшиских горах.
— В ближайшие дни нужно завязать контакты с местными жителями и поддерживать с ними постоянную связь, — сказал Ленька.
Теплые вещи из рождественского обоза пришлись ко времени. Через неделю Борковицкие леса утонули в снегу. Ударил мороз.
БЕЛЫЕ У КРАСНЫХ СКАЛ
Они сидели в нукевап, слушали свист ночного ветра в лесу и наслаждались теплом костра после ужина.
— Вот так же свистит Кей-вей-кеен — северо-западный ветер — в наших чащах, — произнес Станислав. — Хорошее время. Осенью все в селении сыты, у каждого новая одежда и новые песни. Старики рассказывают о далеких временах и о славных битвах. У женщин в глазах радость.
— Ты скучаешь по своим?
— Да, Ян. Я хотел бы возвратиться к братьям по крови.
— Тебе не понравилось в Польше? Не сейчас, конечно, а в Польше, которая была до войны?
— Я не понимаю вашей жизни, Ян. Почему у вас у одних людей есть все — большие красивые дома, автомобили, много еды и много одежды, а у других очень мало? У нас община дает человеку то, что ну» га для жизни, если даже он не может работать. Ведь он работал раньше и тоже давал общине то, что ей нужно. Моя мать и ее друзья хотели, чтобы в вашей земле у каждого человека было то, что ему необходимо для жизни, но полиция схватила ее, объявила преступницей и посадила в тюрьму. Разве это справедливо? Ваши законы писали очень хитрые люди, а не те, кто хотел хорошей жизни для всего племени. Почему вы должны подчиняться несправедливым законам? Почему вы не можете сменить своих вождей, если они вам не нравятся?
— Знаешь, Стась, я сам многого не понимаю.
— А у нас понимают все. На Больших Советах говорят все. И вождь, и старейшины всех родов. Потом решают.
— Стась, ведь у вас маленькое племя, легче выслушать всех и решить все вопросы. А у нас…
— Русским было труднее. У них очень большое племя. Ленька мне рассказывал, что однажды люди его племени собрали на Большой Совет людей других племен, живущих в соседних землях, и на этом Совете решили сбросить великого вождя, которого называли Сарь. И они сделали это. Они убили своего Сарь, и с тех пор всеми их племенами управляет Большой Совет, который все делит по справедливости. Почему вы не могли сделать так?
— Я никогда не шел против правительства, Стась. Я не хотел попасть в тюрьму. Да и вообще я не думал о политике.
— У нас каждый воин думает обо всем племени. Если он начинает думать только о себе, он теряет лицо, понимаешь? И вожди тоже так. Если бы мой отец, Высокий Орел, ошибся или потерял уважение племени, собрался бы Совет старейшин всех родов и выбрали нового вождя.
— Значит, у вас политикой занимаются все, а у нас есть для этого специальные люди. Меня политика не интересовала. По мне, если человек одет, сыт, если у него есть свой дом, если он может прокормить и одеть свою жену и детей — значит, в стране все хорошо. Все в порядке. Л какое при этом правительство — наплевать.
— Неправильно, Ян. Очень многое зависит от вождя. Если вождь поведет племя в места хорошей охоты, у людей будут и одежда, и мясо. Если вождь не захочет войны, будет долгий мир и юноши будут петь песни радости. Если вождь справедлив, справедливость и покой поселятся в каждой типи.
— Может быть, ты и прав. Мне просто не приходилось думать об этом. Я работал на заводе металлистом. Знаешь, что такое металлист? Восемь часов за станком. Времени не то что читать — разговаривать-то с товарищами не было. Только разве по воскресеньям. Пойдешь в кавярню, закажешь чашечку-другую кофе, потолкуешь с соседями. О чем мы толковали? О ценах, о хозяевах, которые стараются выжать из тебя побольше, а заплатить поменьше. Ну, о девушках, конечно, какая кому нравится и почему. Просмотришь газету, в основном — заднюю страничку: спрос и предложение труда. Вот и все. Потом доплетешься до постели и — до утра как убитый. Иногда выпьешь немного, это когда получишь жалованье
