— Свинцов, — сказал капитан, — а в самом деле, где его документы?
— Не знаю, — сказал Свинцов, — не смотрел.
— Посмотри.
Свинцов нагнулся над потерпевшим, обшарил и положил на стол капитана старый засаленный паспорт. Капитан брезгливо раскрыл паспорт, посмотрел и глазам своим не поверил.
Может быть, первый раз в жизни улыбка сползла с лица капитана. Ему показалось, что в кабинете темно, он включил настольную лампу. Буквы, четко выведенные канцелярской тушью, прыгали перед глазами Миляги, он никак не мог их сложить. Слатин, Сатлин, Салтин… Нет, все-таки Сталин. Сталин Моисей Соломонович. Неужели родственник? Капитана знобило. Он уже видел себя приставленным к стенке. Бог ты мой, что же это такое! Ведь отец Сталина, кажется, был сапожник!
— Свинцов! — сказал капитан, не слыша собственного голоса. — Выйди из кабинета!
Свинцов вышел. Но это не облегчило положения капитана. На какое-то время он просто сошел с ума и производил совершенно бессмысленную работу: то придвигал к себе какие-то бумажки, то отодвигал их. Потом схватил пресс-папье, придавил им паспорт, подул на паспорт и двумя руками осторожно подвинул его к краю стола.
А задержанный, между прочим, все еще лежал на полу.
Он лежал в прежней позе, скорчившись и держа голову руками, словно боялся, что иначе она вовсе отвалится.
Капитан отодвинул стул и, приняв стойку «смирно», произнес во весь голос, словно командовал:
— Здравствуйте, товарищ Сталин!
Сталин отнял от лица одну руку и недоверчиво покосился на капитана.
— Здгаствуйте, здгаствуйте, — осторожно сказал он. — Мы уже виделись.
Надо было б помочь ему встать, но капитан не решался. У него дрожали колени и во рту появился керосиновый привкус.
— Вы… — сказал он и сглотнул слюну. — Вы — папа товарища Сталина?
— Ой, как у меня все болит! — Сталин пополз на четвереньках по полу, подобрал сперва один кусок челюсти, потом другой. — Мои зубы! — простонал он, глядя на эти обломки. — Боже мой, что я теперь без них буду делать?
Он с трудом поднялся и сел перед капитаном. Посмотрел ему в глаза.
— Что, испугался, бандит? — спросил он злорадно. — Садись, сволочь, сто бочек на твою голову. Где я возьму теперь такие зубы?
— Мы вам вставим новые, — поспешил заверить капитан.
— Новые, — передразнил старик. — Где вы возьмете такие новые, хотел бы я знать? Эти зубы вставлял мне мой сын. Разве в этом городе кто-нибудь умеет делать такие зубы?
— Эти зубы делал лично товарищ Сталин? — умилился капитан и протянул руку. — Можно потрогать?
— Дурак, — сказал Сталин, отодвигая обломки. — У тебя руки в крови, а ты ими все хочешь трогать.
И тут в мозгу капитана забрезжило спасительное воспоминание. Если это отец Сталина, то, значит, сам Сталин должен называться Иосиф Моисеевич. Но его ведь зовут… его ведь зовут… Миляга никак не мог вспомнить отчество любмого вождя.о — Я извиняюсь, — начал он нерешительно, — но ведь, кажется, у папы Сталина другая фамилия. И имя не такое. — Постепенно капитан приходил в себя. — Почему же, Псобственно говоря, вы себя выдаете за папу товарища Сталина?
— Потому что я и есть папа товарища Сталина. Мой сын, товарищ Зиновий Сталин, самый известный в Гомеле зубной техник.
— Вот оно что! — К капитану вернулось игривое настроение. — Ну что ж, у нас зубные техники тоже работают очень неплохо.
Он нажал кнопку звонка. В дверях появилась Капа.
— Свинцова! — приказал капитан.
— Сейчас. — Капа вышла.
— Вы хотите опять позвать сюда этого идиота? — забеспокоился Сталин. — Вы знаете, я вам не советую этого делать. Вы еще молодой человек, у вас все впереди. Зачем вам портить свою карьеру? Послушайте совета старого человека.
— Я вас уже слушал, — улыбнулся капитан.
— Послушайте еще. Я с вас денег за совет не возьму. Я вам только хочу сказать, вчто если кто- нибудь узнает, что вы арестовали и били Сталина, пусть даже не того Сталина и даже не его папу, а просто какого-нибудь Сталина, боже мой, вы даже не представляете себе, что с вами будет!
Капитан задумался. Пожалуй, старик прав. Положение действительно щекотливое.
Вошел Свинцов.
— Звали, товарищ капитан?
— Выйди, — сказал Миляга.
Свинцов вышел.
— Послушайте, — сказал капитан, — Моисей… э…
— Соломонович, — не без достоинства подсказал Сталин.
— Моисей Соломонович, зачем вам носить эту фамилию? Вы же знаете, кому она принадлежит.
— Во-первых, она принадлежит мне, — сказал Моисей Соломонович. — Потому что мой отец был Сталин и мой дедушка тоже Сталин. Нам эту фамилию дали еще за царя. Дедушка имел небольшой заводик, где он варил сталь. И поэтому его прозвали Сталин.
— Но все-таки неудобно такое совпадение…
— Это вам неудобно, а мне даже очень удобно. Потому что если у меня будет фамилия Шпульман или, например, Иванов, так-таки этот ваш идиот сможет вставлять мне зубы, сколько захочет. Между прочим, в Гомеле начальник много раз предлагал мне менять мою фамилию, но я сказал ему одно слово — нет. Между прочим, он был на вас очень похож. Это был не ваш брат?
— У меня нет братьев, — грустно сказал капитан. — Я был единственный ребенок в семье.
— Мне-таки вас очень жаль, — посочувствовал Сталин. — Один ребенок в семье — это всегда плохо. Потому что он может вырасти эгоист.
На это замечание капитан ничего не ответил. Изорвав протокол допроса, он бросил его в корзину. Затем он встал объявил гостю, что был очень рад познакомиться, и протянул руку. Но гость уходить не спешил. Прежде чем покинуть Учреждение, он попросил вернуть ему голенища и выписать направление в областную поликлинику для ремонта зубных протезов.
— Это мы устроим. — Капитан вызвал Капу и приказал ей немедленно составить соответствующий текст.
Капа была потрясена приказанием, не зная, чем оно продиктовано. Учреждение всегда проявляло заботу о людях, но не до такой же степени!
— Может быть, вы отправите его на курорт? — спросила она насмешливо.
Старик оживился и просил на курорт его покуда не отправлять.
— Я очень люблю курорт и особенно Крым, — сказал он. — Крым — это жемчужина жемчужина юга, это цимес. Но я боюсь, что туда скоро войдут эти немцы.
— Да, уж немцы бы вас полечили, — сказала Капа многозначительно.
Ей тут же пришлось пожалеть о своем неосмотрительном замечании. Старик выразил явное недовольство.
— Эта девушка, мне кажется, немножко антисемитка, — сказал он с явной тревогой за ее будущее. — А ведь она молодая и выросла, я думаю, не при старом режиме. А, наверное, она партийная или комсомолка.
Глядя на Капу как на несчастную калеку, он вздыхал, охал, качал головой и сказал ей с горечью, что, если она не изменит своих убеждений, ей придется тоже целовать его «в заднее место». Однако, прежде чем приступить к этой церемонии, ей придется вытереть губы.
