заказчик. Высшим шиком среди аристократов считалось иметь собственную дактилиотеку — коллекцию резных камней.
С падением последней эллинистической державы, царства Птолемеев, многие греческие умельцы эмигрировали в Рим, новую столицу мира. Римляне, считавшие себя законными преемниками эллинов, особенно преуспели в части собирания гемм. Великолепные дактилиотеки были у Юлия Цезаря. «Он постоянно, с большим увлечением скупал резные камни», — писал о нем Светоний. Надо отдать должное диктатору — шесть из своих собраний он посвятил храму Венеры.
Личного резчика, по примеру великого Александра, имел Божественный Август (через полторы тысячи лет его время назовут «золотым веком античной глиптики»): греку Диоскуриду была оказана великая честь сделать портрет первого римского императора. Резцу этого же мастера принадлежит и гемма с изображением дочери Клеопатры. Кстати, триумвир Марк Антоний, любовник, а затем и супруг египетской царицы, был просто помешан на геммах. Когда сенатор Нонния отказался продать ему одну роскошную камею, тот занес его в списки осужденных и изгнал из Рима (но камеи так и не получил). Помпеи, наголову разбив понтийского царя Митридата Евпатора, завладел и его дактилиотекой — одна только ее опись заняла тридцать дней! Правда, позже полководец пожертвовал эту коллекцию главному святилищу Рима — храму Юпитера Капитолийского.
Но самым фанатичным «собирателем» был, пожалуй, Гай Веррес, римский наместник в Сицилии. Его «любовь» к резным камням была столь велика, что им заинтересовались в Сенате. Проконсулу ставилось в вину присвоение гемм, принадлежавших храмам и частным лицам, — его награбленная коллекция оказалась самой богатой в империи. Обвинителем выступал Цицерон, посвятивший этому процессу аж семь судебных речей. Последняя из них завершалась словами: «О, времена! О, нравы!» Веррес был приговорен к ссылке и возмещению ущерба в размере сорока миллионов сестерциев... Он еще дешево отделался. «Среди гемм имеются такие, которые слывут бесценными и не имеют соответствующей стоимости в человеческих богатствах, — писал век спустя Плиний Старший. — Хотя многим людям для высшего и абсолютного созерцания природы достаточно всего одной геммы».
Шли годы, проходили столетия... В руины обращались античные храмы, полотна древних художников рассыпались в прах. И лишь каменные картины сохраняли свою первоначальную прелесть — будто только что вышли из-под резца.
В средние века начинается вторая жизнь античных камей — они находят приют за стенами монастырей и соборов. При этом их «языческое» содержание обретает новый, христианский смысл. Так, Юпитер с орлом у ног становится евангелистом Иоанном, богиня победы Ника — ангелом, Орфей — Давидом, Беллерофонт верхом на Пегасе — святым Георгием. Камея, изображающая спор Афины с Посейдоном, слегка подправленная и снабженная цитатой из писания, превращается в «Грехопадение Адама и Евы». Гемма с портретами Друза и Антонии долгое время почиталась в Провансе как фрагмент обручального кольца Иосифа и Марии. Рака с останками голов волхвов, хранившаяся в Кельнском соборе, была украшена камеями с портретами Птолемея и Арсинои, Нерона и Агриппины (где солнечный диск играл роль вифлеемской звезды). В аббатстве Сен-Дени хранилась камея с портретом дочери Августа Юлии, прославившейся своим распутством, — на гемме была выгравирована монограмма девы Марии!.. Оклады священных книг, реликварии с мощами, иконы, церковная утварь — все отныне украшается античными камеями. Печатью Карла Великого была римская гемма с портретом императора Коммода и надписью: «Христос, защити Карла, короля франков!»
Собственно, с этих камей и началось знакомство гуманистов Возрождения с классической культурой. Античными геммами восхищались Петрарка и Рафаэль, Боттичелли и Леонардо да Винчи, Бенвенуто Челлини и Микеланджело. Но не всякий почитатель античности мог позволить себе приобрести подобную роскошь. Страстный антиквар папа Павел II, например, обещал аббатству Сен-Сернен в Тулузе построить мост через Гаронну в обмен на «камею Августа», но капитул аббатства посчитал, что цена недостаточно высока, и сделка не состоялась... Когда из Кельнского собора была похищена камея с «головами волхвов», советник ратуши велел на двенадцать дней запереть городские ворота и объявил награду тому, кто укажет местонахождение реликвии, — равноценную двух тоннам золота!
...А были ли в Европе свои собственные резчики? О да! Родоначальниками новейшей глиптики стали итальянцы Витторио Пизано и Донателло — они возвели искусство камнереза на один уровень с ваянием и зодчеством. И это не громкие слова: технология резьбы по камню оставалась той же, что и во времена Пирготеля, на изготовление одной камеи уходили месяцы, иногда годы. Выдающийся итальянский резчик Якопо да Треццо признавался, что «для создания больших камей из агата, превосходящего своей твердостью сталь, необходимо столько же времени, сколько для возведения готического собора».
Мода на резные камни не угасала на протяжении веков (если не считать несколько странного равнодушия к ним в XVII веке), но настоящий их триумф — XVIII век. Тогда-то камея и появляется впервые в России — Петр I приобрел в Голландии небольшую коллекцию гемм для Кунсткамеры. Екатерина II пошла значительно дальше, создав в Петербурге гигантский кабинет антиков (как в то время называли всякие резные камни). Размах своих приобретений императрица в шутку окрестила «обжорством», «камейной болезнью», а свое огромное собрание гемм — «бездной».
«Болезнь» началась в 1799 году: когда в Риме умирает живописец А.Р. Менге, Екатерина приобретает не только его полотна и картоны, но и камею «Персей и Андромеда», привезенную художником из Испании и показавшуюся тогда слишком дорогой для испанского короля. Императрица извещает своего художественного агента Гримма: «Камея с изображением Персея и Андромеды торжественно помещена в музее в нижнем этаже покоев... Она, в самом деле, близка к совершенству». В 1782 году кабинет в Петербурге пополняется коллекцией гемм художника Д. Байрса — она обошлась ее величеству в 6 тысяч секвинов. Княгиня Дашкова не без гордости отмечает в своих «Записках»: «Екатерина вследствие моей рекомендации купила ее целиком».
Но самой яркой звездой в этой «бездне» стала коллекция герцога Луи-Филиппа Орлеанского — она была приобретена в Париже за 40 тысяч рублей и насчитывала полторы тысячи отборнейших антиков. «Моя маленькая коллекция резных камней такова, что вчера четыре человека с трудом несли две корзины с ящичками, в которых заключалась едва ли половина собрания, — сообщает императрица Гримму. — Это были те корзины, в которых у нас зимой носят дрова».
Великая Французская революция также обогатила Эрмитаж: к русскому двору доставляются роскошные камеи принца Конти, Сен-Мориса, Дазенкура, мадам Водевиль... Чуть позже в Северную Пальмиру отправляется коллекция директора дрезденской Академии художеств Ж.- Б.Казановы, брата знаменитого жизнелюба. При этом Екатерина записывает в своем дневнике: «Все собрания Европы, по сравнению с нашим, представляют собой лишь детские затеи».
Однако императрица понимает: России нужны свои мастера... И вот уже «Ея Высочайшим Указом» на Урал снаряжается экспедиция — отныне в Петербург регулярно поставляются самоцветы, из коих придворные резчики изготовляют геммы, по красоте не уступающие европейским. Вскорости уральским умельцам предписывается «не токмо точить камень, но и резать на нем искусно», — екатеринбургский завод становится центром нового промысла.
Почти все камеи, изготовленные на Урале, посылались в столицу — в подарок царской семье, обыкновенно на Пасху. Эта уникальная уральская коллекция, равно как и «европейские приобретения» Екатерины, хранится теперь в Эрмитаже.
Ну а что сегодня? В наш век прагматизма искусство резьбы по камню, казалось бы, должно кануть в Лету. Глиптика консервативна: пейзаж, портрет, а, если сюжет, то, как правило, по мотивам античной мифологии — вот, собственно, и вся тематика. Стоит ли копировать то, что до тебя создавали на протяжении тысячелетий?..
Тем не менее древнее искусство живо, хотя сегодня в России работает не более 15 мастеров- резчиков. В прошлом — это художники и дизайнеры, скульпторы и архитекторы, книжники и прикладники, есть даже один инженер. Технику глиптики каждый освоил самостоятельно — ни одно художественное училище этому не обучает.
Так, один из лучших в стране «камеистов» Ольга Бондаренко — окончила Московский технологический институт легкой промышленности, а ныне ее работы украшают музеи и частные коллекции.
— Глиптика — искусство уникальное, — считает она. — По сути, это сотворчество человека и
