юбках. Из-под плоских черных соломенных шляп свисали сзади черные вышитые шелком ленты. Женщины быстро шли куда-то и негромко разговаривали.
Я устремился за ними. Тут же появились несколько мужчин в белых чулках, в кожаных штанах и куртках без воротников. На некоторых куртках блестели значки и медали. Под мышками они несли музыкальные инструменты.
Улица вела к площади, где прямо у подножия горы высился костел. Мужчины сбились в одну кучку, женщины в другую. Прозвучала команда: тамбурмажор с окованным медью жезлом построил мужчин. Женщины уже строились в колонну по две напротив.
Впереди стала дама с хоругвью в руках. С хоругви свисала завязанная бантом черная лента. Тамбурмажор взмахнул жезлом и, лихо им поигрывая, двинулся вниз к главной улице. Запели медные трубы, ухнул барабан. Музыканты шли в ногу, сильно топая. Дамы маршировали в двух шагах от них, но топали не так звучно.
Они дошли до какого-то углового дома, и пути их разошлись в разные стороны. Минута молчания, пока подравняли ряды. Вновь заиграл — слева от дома — оркестр. Склонилась — справа от дома — хоругвь. И вдруг все кончилось. Строй распался. Каждый пошел по своим делам.
Я выждал, пока один пожилой мужчина поравнялся со мной, и, приподняв кепку, обратился к нему, отчаянно коверкая немецкий язык:
— Энтшульдиген зи, битте, майн герр, простите, пожалуйста, сударь, я — иностранец и понять, что происходит, никак не могу. Что случилось? Почему люди с музыкою маршируют, а женщины все в черном — почему?
Он тоже любезно приподнял шляпу и словоохотливо отвечал:
— Ничего необычного, майн герр, дер иностранец. Умерла одна фрау, и община воздает ей последнюю честь у ее дома. Прекрасная школа горнолыжного спорта в нем, и ей много сил отдала незабвенная усопшая... о смерти ее скорбят сограждане, дети, внуки и правнуки Гензль и Гретли... таким же был и давно ушедший от нас ее муж... и община избрала его своим пруутли... так давно, однако, это было... вы в первый раз в нашем прекрасном краю... и он вам понравится, но сегодня в общине траур.., — он коснулся пальцами полей шляпы и пошел своим путем.
Его рассказ меня растрогал, хотя понял я его смутно. И даже не зная, что значит «пруутли», я понял, что на такой пост назначают только уважаемого человека.
Не знала этого слова и наша переводчица: она жила в Вене. Здешние люди, сказала она, чтут свои диалекты не меньше, чем национальный костюм и родные песни. Владелец ресторана, где мы ужинали, слово знал, но не ведал, как это будет на литературном немецком.
— Вы где ночуете? В Капруне? Ну, там не спрашивайте, они этого слова не знают. По-ихнему, это вроде бы «шпракль». Знаете, если договориться кто-то не может, обращаются к пруутли: его решение окончательное. У нас мирок в долине тесный, надо уметь договариваться.
Мы вышли на улицу. Горы погасли, но подсвеченные уличными фонарями дома с нахлобученными крышами смотрелись величественно и экзотично. И я вспомнил, где видел подобное. На фотографиях непальской столицы Катманду. А впрочем, и тут горы, и там горы, дожди и опасность лавин.
Лев Минц
Загадки, гипотезы, открытия: Вулканы в пустыне
Северное Приаралье. Так называют огромную территорию в Казахстане, прилегающую к Аральскому морю. Здесь на первозданной, не тронутой плугом земле обитают самые разные животные. Проработав зоологом более двух десятков лет, я изъездил Приаралье вдоль и поперек. Мне казалось, что знаю эту территорию, как свои пять пальцев.
Если бы меня спросили: «Есть ли там вулканы?», я бы, не задумываясь, ответил — нет. Однако позднее мне пришлось убедиться, что это не так. Вулканы в Приаралье встречаются. Но они совсем не похожи на те огнедышащие горы с конусовидными вершинами, изрыгающие с грохотом лаву и пепел... Коренное население — казахи — называют их миями, а ученые — гидровулканами. Мое знакомство с ними произошло так.
Наша экспедиция располагалась лагерем у солончака Тентяксор неподалеку от железнодорожной станции Тогуз. В тот погожий день каждый был занят своим делом. Я приводил в порядок полевые записи, ловцы ставили в поле капканы на грызунов, а свободный от работы шофер Иван Кузьмич Слюсарев отправился на охоту в заросли по берегу солончака.
Едва он отдалился от лагеря, как тут же наткнулся на звериной тропе на свежий помет и следы копыт кабана. Держа ружье на изготовку, охотник осторожно пошел по следу. Тропа привела его к куртине густого, залитого водой тростника. Он остановился и прислушался.
Из зарослей доносились шорохи и чавканье. Охотник решил выбрать такую позицию, с которой тропа могла бы просматриваться с обеих сторон. Неподалеку на ровном сухом месте возвышался бугорок, опоясанный узкой полоской зеленого тростника. «Удобное место для засады», — подумал он, направляясь к бугорку.
Но как только переступил границу тростника и оказался на краю бугра, земля под его ногами разверзлась и охотник, не успев сообразить, что произошло, рухнул в податливую жидкую грязь. К счастью, он успел ухватиться за стебли растения. Вцепившись в них одной рукой, опираясь другой на упавшее на землю ружье, он с трудом выкарабкался из чуть не засосавшей его трясины.
Из укрытия выскочил испуганный зверь и скрылся где-то в зарослях. Охотнику было не до преследования. Опасливо поглядывая на черное пятно грязи на месте провала, боясь хотя бы на шаг свернуть в сторону от своих следов, он поспешил в лагерь.
Перепуганного, в одежде, покрытой слоем еще не успевшей подсохнуть грязи, — таким я увидел Кузьмича, когда тот вернулся в лагерь.
— Что случилось? — спросил я.
Когда он рассказал, меня охватила тревога. Ребята-ловцы работают в поле, не дай Бог кто-нибудь из них попадет в такую яму.
Вооружившись для страховки длинными деревянными кольями от палатки, мы отправились осматривать злосчастное место.
Осторожно прощупывая почву под ногами, я подобрался к бугру и сунул в грязь кол. Щуп почти целиком погрузился на всю свою двухметровую длину. Мы привязали к нему еще один кол, но и удлиненный щуп, опустившись на три метра, так и не достиг дна.
Холодок прошел по спине при мысли о том, что, попав в такую пучину, человек может исчезнуть бесследно. Неподалеку, на сухой ровной поверхности возвышался другой, более крупный бугор. Шириной у основания более десяти шагов, высотой в рост человека, он был такой идеальной формы, что, казалось, создан не природой, а руками человека.
Бурый, лишенный растительности, покрытый сухим слоем растрескавшейся на солнце глины, он напоминал купол башни с черепичным покрытием.
Я подошел к бугру и, словно китобой, вонзил в него щуп-гарпун. В довершение сходства с живым существом, бугор шевельнулся. Под коркой сухого твердого покрытия оказалась жидкая сметанообразная грязевая масса.
Увлеченные своим занятием, мы не сразу заметили подскакавшего всадника. Это был чабан, пасший неподалеку отару овец. Осадив коня, он тут же забросал нас вопросами:
— Что вы здесь делаете? Что случилось? Чем помочь?
— Спасибо, все в порядке, — ответил я. Лицо чабана выражало явное недоумение.
— Тогда почему вы здесь? Сюда так просто не ходят...
Я рассказал о случившемся. Он сочувственно покачал головой;
