Париже. Бедных родственников никто не ждал. Мать плакала, как утраченное счастье вспоминая ее «милу Моску». Наташа в поисках работы с утра до вечера носилась по театрикам, варьете, ресторанчикам, умоляя позволить ей показать танцевальное умение. Шел 1904 год. Ей – девятнадцать.
Пройдет совсем немного времени, и Наташа будет даже не на пути к восхождению – она окажется на самой вершине. Громадная квартира с высоченными окнами и потолками будет полна первоклассной мебели, бронзы, фарфора, живописи. Здесь найдут себе пристанище редкая библиотека и уникальная коллекция вееров, страстно собираемых хозяйкой. А сама Наташа получит в Париже прозвище – «бриллиантовая Труханова».
В короткий срок актрисулька-неудачница превратилась в кумира избалованной парижской публики, в большого мастера танца, безусловно внесшего свой вклад в историю хореографии.
Уже прославившись, Наташа брала уроки у знаменитой мадам Марикиты, грозной, въедливой, злоязычной грозы всех примадонн. На последнем уроке Наташа получила от нее фотографию с надписью: «Самой странной из моих учениц».
– Почему же я странная? – спросила Труханова.
– Да при вашей внешности вы могли бы ничего не делать. А вы беспримерная работяга. Разве не странно?
Труханова быстро переместилась с второразрядных подмостков на самые прославленные и серьезные: «Скала», «Фоли-Берже», «Эльдорадо», «Мулен-Руж», «Олимпия». Эти названия, так много говорящие сердцу французов, и не только их, чередуются с «классическими» Гранд-опера, Шатле, Комической оперой. Следуют триумфальные гастроли в Испании, Англии, Германии, Румынии, Австрии.
В самой же Франции – и это надо отметить особо – в связи с громадным интересом к гастролям Русского балета Дягилева, обставленным с колоссальной пышностью, популярность Трухановой- танцовщицы могла бы, казалось, пойти на убыль. Но этого не случилось – в залах по-прежнему был аншлаг. И не в последнюю очередь потому, что Труханова была одержима страстью совершенствоваться, искать новые формы танцевального искусства.
Самые знаменитые люди в этой области становятся ее друзьями, коллегами, единомышленниками: Морис Равель, Макс Рейнгардт, Сен-Санс, на музыку которого «Пляска смерти» Труханова создала хореографическую миниатюру, буквально потрясшую композитора. В одном из писем на родину Л.В. Собинов не скрывал своего удивления от ослепительного взлета Наташи: «Труханова вся полна мыслями о своих танцах. Я даже не ожидал, что это у нее такое серьезное занятие… На столе у нее фотография Массне с самой лестной надписью. В будущем сезоне она танцует здесь новый балет его». С фотографией Жюля Массне, упоминаемой Собиновым, Труханова не расставалась всю жизнь. «С почтительным восхищением», – написано на ней.
Все, кажется, достигнуто. И в то же время всего еще с избытком: красоты, молодости, славы, богатства. Но как странно устроен человек! С каким восторгом вспоминала экс-примадонна парижской сцены тот момент, когда ей удалось уговорить ювелира тотчас выдать деньги за ее последнее бриллиантовое кольцо и купить на них билеты до «красной» Москвы – для себя и для того человека, который стал для нее всем.
«Дворяне – все родня друг другу», – писал Пушкин. Игнатьевы – тому подтверждение. Многовековая история этого рода накрепко связала их с самыми громкими российскими фамилиями. Татищевы, Бутурлины, Карамзины, Апраксины, Голицыны, Мещерские – список можно продолжить. Все это игнатьевская родня большей или меньшей близости. Но если чем и гордился один из сыновей командира кавалергардского полка графа Алексея Павловича Игнатьева – тоже Алексей, так это тем, что они всегда были военными и что их фамилия значилась на самых славных и драматических страницах русской истории. Наполеоновская эпопея, взятие Парижа, Сенатская площадь, Балканы, Русско-японская война – нигде не обошлось без Игнатьевых. По традиции они служили в кавалергардском полку. Первая рота кавалергардов была сформирована Петром Великим в канун коронации его супруги, государыни Екатерины Алексеевны.
И, словно осененные могучей дланью Петра, кавалергарды всегда были на особом счету, принимая в свои ряды отпрысков столбовой русской аристократии, душой и телом безраздельно преданной царю и Отечеству. Все государи, государыни, их чада и домочадцы знали своих кавалергардов едва ли не поименно.
При Павле кавалергардские эскадроны были преобразованы в полк, боевым крещением которого – уже при Александре I – стал Аустерлиц. Тот подвиг кавалергардов в бурной российской истории уже позабыт, но именно они буквально своими телами прикрыли отход русской армии, спасая ее от разгрома. Да и ход Бородинского сражения во многом был предрешен героическим поведением Кавалергардского полка. И странное дело – эти от рождения баловни судьбы, выросшие во дворцах, казалось бы, вдрызг избалованные и изнеженные, по первому звуку полковой трубы могли сутками не слезать с лошадей, неделями не раздеваться и не спать, питаться у солдатских котлов, терпеть стужу и проливные дожди, выволакивать пушки, тонувшие в дорожной грязи, и идти в бой наравне с солдатами. Идти на славу или на гибель, заказав себе путь к отступлению. Те же, кому выпало жить, потом снова появлялись в столицах, кружа головы дамам, соря золотом и шаля напропалую. Они могли, как стая сладкоголосых птиц, рассесться на ветвях деревьев под окнами жены императора Александра I и спеть ей серенаду. Правда, шутили не всегда безобидно. Два кавалергарда – будущие декабристы Лунин и Волконский – научили собаку по команде «Наполеон!» прыгать на прохожего и срывать с него шапку...
И, разумеется, этот ореол романтики, помноженный на неизменное чувство чести и долга, без которого кавалергард был немыслим, не мог не завладеть и сердцем юного Алексея. Хотя он, родившийся в 1877 году, едва ли не единственный никак не подходил к воинской службе: слабого, болезненного ребенка (про таких говорят «не жилец») старательно отпаивали парным молоком и подольше держали на свежем деревенском воздухе. А потом, чуть выправившегося, усиленно учили иностранным языкам, литературе, музыке и рисованию, готовя к сугубо мирной жизни. Но игнатьевская порода, где все мужчины как на подбор были крупные и сильные, взяла свое. И с 1891 года он уже учился в Киевском кадетском корпусе, а с 1894-го – в специальных классах Пажеского корпуса, который Игнатьев окончил первым по всем дисциплинам, став камер-пажом императрицы. Затем Алексей служил в Кавалергардском полку, а в 22 года поступил в академию Генштаба, блестяще окончив ее в 1902-м. «Всюду первый!» – вот его девиз. И не только в учебных классах, на академической кафедре, на службе, но и на бальном паркете. Об Игнатьеве- танцоре ходили легенды.
Как лучшего выпускника академии, его послали в заграничную командировку. По возвращении же он окончил офицерскую кавалерийскую школу – снова первым, снова с отличием.
С началом Русско-японской войны Игнатьев отправился туда добровольцем. Впечатления были ужасающими: от некомпетентности и равнодушия высшего начальства, абсолютной нехватки в армии всего – от оружия, продовольствия и биноклей до обыкновенных бинтов. Впервые он видел, как гибнут его соотечественники из-за головотяпства генералов. Возможно, этот позор России, безволие властей предержащих, погубившее армию, и стало толчком к его, по выражению Игнатьева, «собственной революции».
А пока необыкновенную эрудированность молодого офицера, острый ум и неоспоримое обаяние решено было использовать. И через три года работы в штабах Петербургского военного округа Алексей был послан во Францию в качестве военного агента. Так, с 1908 года, по существу, началась заграничная эпопея Игнатьева. Четыре года он занимал пост военного атташе в Скандинавских странах, а с 1912-го опять работа во Франции. Следующие 35 лет он бывал в России только краткосрочными наездами. Для кого-то подобный срок означал бы ослабление того, что называется чувством Родины. Но, видно, оно, как цвет глаз, дается от рождения. Это невероятно кровное чувство ко всему, что так или иначе касается России, являлось характернейшей чертой Игнатьева. Едва ли он сам был властен над этим чувством. На горе или на радость, но именно оно предопределит его судьбу.
…А пока бравому полковнику, успешно делающему в Париже дипломатическую карьеру, и не снится
