На новой ферме, в 12 километрах от биостанции, посадили целую рощу так называемых пустынных фиников. По мнению Ирины, это чрезвычайно перспективное для данного района дерево. Оно хорошо растет в пустыне, плоды питательны и помогают от диабета, из семян можно отжимать масло, листья – отменный корм для скота, а древесина пригодна для любых поделок. Когда мы приехали на ферму, рабочие переставляли забор: ферма расширяется. Она станет раза в два больше. Забор охраняет посадки от домашнего скота.
Вечером мы сидели на веранде биостанции. Вдруг Ирина как вскочит, как закричит:
– Пошли прочь!
Пока мы увлеченно беседовали, в открытые ворота бочком пролезли два осла и начали уплетать за обе щеки какие-то редкие растения. Услышав крик, ослы прижали уши и быстро ретировались с территории биостанции.
На новой ферме начали недавно выращивать кусты каркаде – «красного чая», широко известного в последнее время и у нас под именем «суданская роза». Из его цветов получается очень вкусный и полезный напиток. По словам Ахмеда, горячий каркаде растворяет холестерин и способствует очищению сосудов и снижению кровяного давления.
От новой фермы мы поехали вверх по Вади Алляки посмотреть один из самых больших в этих местах золотых приисков. Со времен фараонов эта долина была едва ли не основным районом добычи золота. Покойный ныне академик Борис Пиотровский, директор Эрмитажа, даже свою книгу об этих местах назвал «Вади Алляки – путь к золотым рудникам Нубии». Пиотровский возглавлял советскую археологическую экспедицию, работавшую в нижней части долины, подлежавшей затоплению, в начале 60 -х годов. По словам Ирины, на территории заповедника обнаружено семь крупных приисков и около трехсот мелких.
Прииск, известный как Умм Гарайят, находится примерно в 30 километрах от биостанции. Он был заброшен в начале 30-х годов. Старатели жили в простых домах в долине, а инженеры – на каменном холме, в домах поприличнее. Навечно застыла старая английская дробилка. В глубоченном колодце все еще есть вода. Склоны соседних гор изрыты шахтами. Чуть в стороне от поселка есть даже европейское кладбище, пять могил которого увенчаны каменными крестами. На одной из могил я прочитал: «Уолтер Роулэнд, скончался 8 июня 1905 года в возрасте 28 лет». Я вспомнил: англичане считают, что из десяти, отправившихся в колонии за богатством, богател один. Девять оставались в земле.
История золотодобычи в Египте любопытна. В древности золота добывалось очень много. Массивные золотые изделия времен фараонов находятся ныне в десятках музеев мира. Один золотой саркофаг Тутанхамона весит 133 килограмма, не говоря уже о маске и украшениях! А ведь скончавшийся в юности фараон ничем не успел отличиться при жизни. Слава к нему пришла лишь в наше время, после открытия его гробницы в 1922 году.
Самородное золото содержится в этих краях в кварцевых жилах. Технология его добычи в древности была такова. С помощью каменных инструментов, изготовленных из более твердых, чем кварц, пород, в жилах выдалбливали небольшие углубления. Затем туда забивали деревянные клинья. Их обильно поливали водой – до тех пор пока расширившееся дерево не разрывало породу.
Использовали и другой метод. Возле жил разводили костры, а затем поливали раскаленный кварц водой – и он лопался. Куски золотоносного кварца растирали в порошок ручными мельницами, потом просеивали. Золотой песок отправляли в долину Нила. Там его переплавляли, отделяя при этом примеси меди и серебра.
Технология добычи золота не менялась долгие века, и уже в начале нашей эры в Египте не осталось места, где можно было бы добывать драгоценный металл таким примитивным способом. Золотые прииски возродились лишь в конце прошлого века, с появлением новых технологий. Правда, ненадолго. Уже к 60-м годам добыча золота вновь была прекращена. Вскоре, однако, некоторые прииски, возможно, опять оживут. Технологии быстро развиваются, и то, что было невозможно или невыгодно каких-то полвека назад, возможно, станет выгодным сейчас.
На обратном пути Ирина остановила машину недалеко от биостанции. От одиноко стоящего меж двумя холмами жилища к нам бросилась старуха. Обняла Ирину и обратилась к Ахмеду:
– У дочери жар, нет ли каких таблеток?
На такие случаи супруги возят с собой целую аптеку. Ахмед достал таблетки, объяснил, как принимать. За все это мы получили приглашение выпить по чашечке кофе. Так мы оказались в гостях у семьи Гар ан-Наби из племени абабда. Кофе у них хватает: сырыми кофейными зернами расплачиваются караванщики с местными жителями за воду. Старуха раздула угли в очаге, насыпала зерна на глиняную сковороду и стала, не торопясь, помешивая, их обжаривать. Затем долго толкла в ступке. На заключительном этапе церемонии, этак через полчаса, она засыпала свежемолотый кофе в пузатый глиняный кувшин и поставила его на угли.
Пока старуха готовила кофе, мы сидели чуть поодаль на циновке, брошенной на песок. Я разглядывал убогое жилище. Напоминало оно шатер бедуинов: тот же четырехугольный деревянный каркас, скрепленный веревками. Но у бедуинов он покрыт шерстяными половиками, а тут крыша и стены состояли из всякой всячины: кусков фанеры неправильной формы, циновок, мешковины. Внутри жилища кто-то копошился. Когда кофе был готов и старуха уже шла к нам с алюминиевым подносом и маленькими чашками и кофейником, со стороны долины подошел хозяин. Кофе он разливал сам.
Мне доводилось пробовать на Арабском Востоке самый разный кофе: густой, крепкий – в Египте, с цитрамоном – в Сирии, светлый, из недожаренных зерен, – в Саудовской Аравии, сумасшедшей крепости кофейный чифирь – в Ливане, где наливали его в чашку всего на один глоток... Но такой кофе я еще не пил. Душистый и крепкий, он был приправлен какими-то травами. Я быстро и с удовольствием выпил чашку и попросил еще.
– Учтите, – предупредила Ирина, – здесь принято пить нечетное число чашек, иначе вы проявите неуважение к хозяину.
Отступать было некуда. Выпив вторую чашку, я понял, что погорячился: осилить третью оказалось выше моих сил. Хозяин выжидающе смотрел на меня, не выпуская из рук кувшин. Надо выпить нечетное число чашек. Я протянул ему чашку.
Третью порцию я пил медленно, маленькими глотками, давая кофе остыть и снижая тем самым его будоражащее действие.
Хозяин был доволен:
– Хочешь сфотографировать меня? – спросил он.
Я утвердительно кивнул и навел на него объектив. В это время невесть откуда взявшийся мальчишка лет восьми (видать, это он копошился в жилище) поставил чашки и кувшин на поднос и собрался отнести их старухе.
– И ты сфотографируйся! – повелительно сказал отец.
Но мальчишка испугался, взвыл, бросил поднос и повалился навзничь на циновку. Портрета не получилось.
Солнце клонилось к закату. Мы поблагодарили за кофе и отправились на биостанцию. Пока ужинали, стемнело. Вскоре из-за горы появилась огромная полная луна, покрыв все вокруг серебристым светом. В заливчике заквакали лягушки. Мы долго разговаривали на кухонной веранде и в конце концов решили спать тоже на веранде, но уже самой биостанции. Притащили раскладушки. Луну мне оттуда видно не было, зато лягушачья колыбельная быстро убаюкала.
Проснулся я от голосов. Солнце не взошло, но Ирина с Ахмедом были уже на ногах. Пока я пил кофе – обычный растворимый, а не такой, как вчера, – Ахмед давал указания сотрудникам. Ирина собиралась в путь. Договорились, что после утренней поездки по долине, сразу, не заезжая на биостанцию, отправимся в Асуан.
– Сейчас увидите газелей, – сказала Ирина, сворачивая в боковую долину Кулейб.
Когда-то этих грациозных животных было немало в Египте, и газель считалась главным трофеем королевской охоты. Но извели их, бедных, почти совсем. Говорят, газели еще встречаются иногда на Синае
