покровом темноты сломил сопротивление испанцев. Немногим дольше сопротивлялся и форт Бокерон – после усиленной бомбардировки Картахена пала.
Победитель потребовал с города колоссальный выкуп – 500 тысяч золотых дукатов. Встречное предложение ограничивалось 25 тысячами. Дрейк и испанские власти никак не могли найти общий язык. Помимо этого, сэра Фрэнсиса крайне оскорбило обращение «пират», увиденное им в посланиях испанского короля. За те 5 лет, как королева произвела его в рыцари, он отвык от подобных эпитетов! Словом, сэру Фрэнсису пришлось задержаться в Картахене… Чтобы ускорить переговоры, он время от времени то поджигал части города, то «случайным выстрелом из пушки» разрушал арки строящегося собора. Картахенцы не вызывали у него сочувствия, к тому же он понимал, что они явно ждут помощи от испанского флота. Решив не испытывать судьбу, Дрейк покинул Картахену, увезя 107 тысяч дукатов.
История с Фрэнсисом Дрейком заставила городские власти и правительство в Испании начать активное строительство оборонительных сооружений – облик Картахены словно выковывался под ударами пиратского молота.
Самая славная страница в историю ее обороны была вписана в 1741 году. За 2 года до этого между Испанией и Англией разразилась война, одним из вдохновителей которой явился независимый член британского парламента
сэр Эдвард Вернон. Однажды он заявил, что ему достаточно шести кораблей, чтобы захватить Портобело – испанский порт в Карибском море. Эта идея настолько понравилась в Адмиралтействе, что сэр Эдвард был тут же пойман на слове. Он, впрочем, и не думал от него отказываться и вскоре, оставив политику ради военной фортуны, как и обещал, взял Портобелло с теми самыми шестью кораблями. Подобный успех, обеспечивший сэру Эдварду полную поддержку правительства, вдохновил его на новые «подвиги». Он собрал огромный по тем временам флот: 180 кораблей, оснащенных 2 000 пушек и укомплектованных 28 000 солдат и моряков. Для сравнения – «Великая армада», с помощью которой испанцы рассчитывали захватить всю Англию, состояла всего из 126 кораблей. Еще 2 700 человек, коими руководил сводный брат Джорджа Вашингтона, Лоуренс, были набраны в северо-американских колониях. Нетрудно догадаться, что вся эта мощь должна была обрушиться на Картахену, населенную 20 000 человек, включая женщин и детей, и обороняемую 7 кораблями. Начав 13 марта 1741 года бомбардировку города и фортов на подходе к нему, Вернон ни на минуту не сомневался в успехе.
Но картахенцы сдаваться были не намерены. Наученные горьким опытом захвата французскими корсарами 40-летней давности и заранее предупрежденные о приближении столь внушительного войска, они прорыли под городом многочисленные тоннели и хорошо укрепили форты. Но помимо этого, у них было еще главное секретное «оружие» – выдающийся полководец Блас де Лесо. Этот удивительный человек, 39 лет прослуживший во флоте и принявший участие в 23 кампаниях, к моменту встречи с армией Вернона потерял в сражениях ногу, руку и глаз. Имея всего 4 месяца на подготовку, он вдохнул в своих солдат невероятную уверенность в победе. Защищаясь и отступая к городу, Блас де Лесо, чтобы перекрыть англичанам вход во внутреннюю гавань, затопил все свои корабли. К несчастью, изменившееся течение оставило противникам небольшую лазейку, через которую их корабли смогли прорваться в бухту. Одновременно с этим американцам, ведомым Вашингтоном, удалось захватить господствующую над городом высоту. Вернон ликовал. Особенно грели его душу заранее отчеканенные по его приказу памятные медали, на которых коленопреклоненный де Лесо вручал победителю свою шпагу…
Реальность же была такова. Дальнейшие попытки англичан захватить главную крепость Картахены закончились сокрушительным провалом и огромными потерями. В итоге Блас де Лесо с горсткой оставшихся в живых защитников перешел в контратаку. Ему немало помогли тропические болезни, косившие солдат противника больше, чем пули и штыки.
Спустя полтора месяца после начала осады, 28 апреля 1741 года, англичане начали отступление. Захват испанских владений не состоялся. Блас де Лесо, раненный в боях в свою единственную ногу, умер в том же году, еще при жизни став национальным героем страны. И хотя место его захоронения неизвестно, картахенцы поставили своему защитнику памятник, на постаменте которого красуются медали, предусмотрительно заказанные сэром Эдвардом Верноном. Кстати, покинувший этот бренный мир Вернон был похоронен с почестями в Вестминстерском аббатстве. О его тогдашнем поражении запрещено было даже упоминать…
Самые страшные несчастья пришли в город в годы национально-освободительных войн. Поскольку Картахена была первым городом Новой Гранады (так испанцы именовали Колумбию), провозгласившим в 1811 году независимость от испанской короны, летом 1815 года к ее стенам подошла 5-тысячная карательная армия испанца Морильо и 3,5-тысячное войско льянерос (пастухов), ведомое славившимся редкой жестокостью Моралесом. На тот момент оборонительные силы Картахены составляли 1 600 солдат, и даже объявленная всеобщая мобилизация смогла увеличить гарнизон всего до 2 300 человек. Зная это, Морильо выдвинул крайне лаконичный ультиматум: смерть и разрушение – в случае неповиновения, помилование – в случае капитуляции. Картахенцы сдаваться отказались. Морильо было известно, что запасы провианта в городе весьма ограниченны, а потому решил не спешить и сосредоточиться на продолжительной осаде. Уже через 19 дней запасы продуктов в городе начали подходить к концу. Лишь редкие и отчаянные смельчаки, прорывая блокаду, доставляли осажденным еду. В довершение ко всему в городе вспыхнуло восстание против местной аристократии и к власти пришли наиболее радикально настроенные силы. Все оставшиеся запасы продовольствия были реквизированы революционерами, решившими продолжать оборону Картахены до конца. Тропические болезни косили и осаждавших, и оборонявшихся. После 3 месяцев осады испанцы бросились на штурм. Однако еле живые от голода и болезней картахенцы смогли отбить все атаки. Раздосадованный было Морильо вновь воспрял духом – разведчики донесли ему, что в городе закончились все съестные припасы и что даже кожа с мебели была съедена. Половина гарнизона вымерла, но умерших некому было хоронить, и они валялись на улицах. Обороняющиеся, открыв ворота, выпустили около 2 000 еле живых стариков и женщин в надежде сохранить им жизнь, но до испанских позиций – чтобы сдаться – дойти смогли немногие.
5 декабря оставшиеся 2 000 защитников и жителей крепости погрузились на корабли и начали прорыв. Но им не суждено было спастись… Начался штиль, и испанцы, отводя душу, несколько часов методично расстреливали беспомощную флотилию. Большинство людей погибло – доплыть до близкого берега из-за упадка сил смогли единицы. Разразившийся ночью шторм разметал и оставшиеся корабли. До Ямайки доплыли лишь 600 человек, из которых 200 вскоре умерли.
Войдя в Картахену, испанцы увидели на ее улицах горы трупов. Их было так много, что они принялись бросать их в море, понимая, что всех похоронить все равно не удастся. По самым скромным подсчетам, в те страшные месяцы погибли 6 000 человек – треть населения города.
Испанский король Фердинанд VII оценил заслуги Морильо, наградив его титулом графа Картахенского…
У Габриэля Гарсиа Маркеса в Картахене есть дом. Но «в связи с преклонным возрастом и ухудшившимся здоровьем» (как сказано в его биографии) бывает он в нем редко – большей частью писатель живет в Мексике или проходит курсы лечения в других странах. Но если честно, то для меня было куда интереснее не столько поговорить с ним «живьем», сколько представить себе нашу возможную встречу. Тем более что это очень в его духе – воображаемое интервью. Выглядело бы оно приблизительно так: «Добрый день, господин Маркес. Как ваши дела? То есть, извините, я знаю, как ваши дела… Над чем Вы сейчас работаете? Ой, простите, я знаю, над чем… Как Ваше здоровье? Тысяча извинений за такую бестактность… Можно с Вами сфотографироваться на память? И последний вопрос – что Вы думаете о России? Да, благодарю Вас, прочитаю… Еще раз извините…»
В Картахене нам довелось сделать открытие, хотя и не без помощи наших местных друзей. Слушая наши восторги по поводу творчества Маркеса, они с готовностью кивали головами, радостно улыбались, но – ровно до того момента, когда восторги наши коснулись буйной фантазии великого писатели. Тут они, удивленно пожав плечами, заметили: «Но он ничего не придумывал!» – «Как не придумывал? А чудеса и
