из шести растяжек, которыми крепилась палатка, три были начисто перегрызены у самых колышков, вбитых в землю. Это показалось мне странным, но поскольку искать злоумышленника было некогда, я принялся восстанавливать свое жилище. Пока я возился с палаткой, стало совсем светло. Наконец на улицу выбрался и мой «бдительный» Туман, который во время всей этой кутерьмы продолжал как ни в чем не бывало спать. «Тоже мне, сторож», – укоризненно сказал я ему. Пес отвернулся, всем своим видом давая понять, что не разделяет моего возмущения. Я тщательно осмотрел все вокруг, но никаких следов на твердой сухой почве не нашел. Кем бы ни был ночной гость, действовал он вполне профессионально – зашел изпод ветра, так что собака его не почуяла. Это странное происшествие, наверное, так и осталось бы для меня загадкой, если бы не последовавшие вслед за этим события, которые едва не стоили моему Туману жизни.
Вечером того же дня с гор приволокло огромную черную тучу. Невероятной силы ливень, в одночасье хлынувший с небес, заставил меня поспешно ретироваться в палатку, куда вслед за мной, конечно, юркнул и Туман. Воздух заметно посвежел, ливень вскоре превратился в мелкий моросящий дождичек, под шум которого я отлично выспался.
Утром, выбравшись из палатки, я остолбенел. Влажная после дождя земля была испещрена многочисленными следами. Но самое удивительное было не в этом. На подсыхавшей глине отчетливо проступали отпечатки детских ног! Словно два ребенка лет 4—5, шедшие рядом друг с другом, истоптали все вокруг моей палатки. Только наклонившись поближе к земле и внимательно рассмотрев следовую дорожку, я понял, что передо мной отпечатки лап какого-то животного, относящегося, как и человек, к стопоходящим. Это обстоятельство первоначально и ввело меня в заблуждение. Вскоре обнаружились и другие последствия ночного визита. Рукоятка топора, который я, спасаясь от ливня, оставил на улице, оказалась обглодана начисто, досталось и моим кедам, также позабытым мною в спешке. Туман, все это время вертевшийся у меня под ногами, нюхал следы и периодически грозно рычал. «Раньше надо было рычать, – сказал я собаке. – Пойдем-ка лучше посмотрим, кто это повадился наше имущество грызть».
Взяв собаку, я двинулся по следу. На глинистой почве отпечатки ног нашего таинственного гостя были заметны хорошо, но на камнях след терялся, и не будь со мной Тумана, я бы, наверное, оставил эту затею. Нам пришлось пройти не меньше километра, прежде чем я нашел то, что все объяснило. На следовой дорожке, там, где наш ночной гость проходил между двух валунов, лежала длинная пестрая дикобразья игла.
Я не раз слышал, что этот зверь необычайно падок до соли. Пытаясь восполнить недостаток минеральных веществ, которых в природе найти не так-то просто, дикобраз нередко навещает людей, обгрызая седла, весла, топорища, словом, все, на чем осаждается выходящая с потом соль. Говорят, в Америке зимой на автомобильных дорогах, обильно посыпанных солью, эти зверьки нередко гибнут под колесами машин.
Взяв собаку на поводок и продолжая путь, я размышлял о своем незваном госте. Дикобразы, распространенные практически по всей Азии, Южной Европе и Африке, считаются довольно крупными грызунами. В зависимости от вида эти оригинальные животные достигают порой почти метровой длины и веса до 30 кг. Будучи исключительно вегетарианцем, дикобраз предпочитает в своем меню корешки различных трав, плоды и побеги деревьев и кустарников. Кроме того, этот зверь – большой любитель навещать сады, огороды, бахчи, где он с удовольствием лакомится и овощами, и фруктами. С виду неуклюжий, дикобраз в поисках пищи способен уходить от своего убежища более чем на 10 км. Вспомнив об этом, я прибавил шагу, и вскоре след привел меня к расщелине в скалах, где и обитал мой ночной гость. Дикобразы обычно живут в довольно внушительных норах, длина которых иногда может превышать 18 м, а глубина 3 м, но порой не брезгуют и готовыми убежищами в виде небольших пещер и каменистых лазов.
Стоя у дикобразьего жилища, я разглядывал найденную иголку. Колючий наряд составляет главное оружие любого дикобраза, правда, у разных видов животных иглы весьма существенно отличаются своей длиной. Твердые, хрупкие иголки дикобраза, покрывающие всю спину, бока и хвост, – это видоизмененные волосы. Они полые изнутри и очень мало весят. Даже новорожденный дикобраз располагает несколькими тысячами игл, однако поначалу они мягкие и лишь спустя некоторое время твердеют, превращаясь в надежную защиту от хищников. В минуту опасности, если нет возможности убежать, дикобраз сворачивается клубком, расправляет свои иглы и подставляет их врагу. При этом он делается чуть ли не вдвое больше, скрежещет зубами, трещит иголками. Если на хищника эта демонстрация не производит должного впечатления, то дикобраз совершает короткие резкие рывки всем телом, подпрыгивает и бьет хвостом в надежде на то, что кинувшийся в погоню враг наткнется на его колючую броню и покинет поле битвы, утыканный иглами. А поскольку иголки очень слабо держатся в коже дикобраза, неудачливый хищник рискует нарваться на крупные неприятности. Ломкие иглы глубоко входят в тело, причиняя жгучую боль, вытаскивать их очень трудно, а потому для неопытного волка, лисицы или рыси охота на дикобраза порой заканчивается трагически.
Осмотрев еще раз вход в убежище дикобраза, я решил вернуться сюда вечером – мне хотелось понаблюдать за этим скрытным, ведущим уединенный ночной образ жизни зверем. Когда солнце стало клониться к закату, я собрался в путь. На мое счастье, этой ночью наступало полнолуние. Собаку я решил не брать – зная охотничий азарт Тумана, не приходилось сомневаться в том, что пес непременно распугает все зверье в округе. Усадив Тумана перед палаткой и строго приказав: «Сидеть, сторожить!», я отвернулся и зашагал прочь, не обращая внимания на заискивающие взгляды и жалобный скулеж.
Добравшись до логова дикобраза, я занял позицию за кустом тамариска, сразу оценив все ее преимущества. Выход из норы был прямо передо мной как на ладони, взошедшая луна обеспечивала прекрасное освещение, а легкий ветерок относил мой запах в сторону. Оставалось только ждать.
Прошло не более часа, как вдруг какая-то серая тень метнулась ко мне из-за камней и принялась лизать мне лицо. «Туман, бессовестная собака, – страшным шепотом принялся отчитывать я пса. – Тебе кто позволил уйти от палатки?» Я был настолько возмущен, что заметил вышедшего из норы дикобраза только тогда, когда он уже успел отойти от своего убежища метров на пять. Дальнейшие события развивались столь стремительно, что я даже не успел ничего предпринять. Туман стремглав рванулся к колючему грызуну, тот же, мгновенно прижав голову к груди, выставил ему навстречу свои страшные иглы. Яростный собачий лай тотчас сменился отчаянным воем – Туман со всего маху напоролся на иглы дикобраза, который еще успел ударить его своим жутким хвостом. Визжа от боли, Туман катался по земле, тщетно пытаясь избавиться от ненавистных иголок. Когда я выскочил из своего убежища, дикобраз, свернувшись клубком, продолжал колотить колючим хвостом по земле. На Тумана страшно было смотреть – морда собаки оказалась сплошь утыкана иглами и стала похожа на подушку для булавок.
…Спустя двое суток Туман все так же, почти не двигаясь, лежал возле палатки, как и в ту ночь, когда я принес его к нашей стоянке и с трудом вытащил десятка три игл, застрявших в пасти, губах и носу. Он ничего не ел, только изредка, не вставая, жадно лакал воду. Наконец, мне показалось, что опухоль стала спадать… В потемневшем небе появились звезды. Надо было хоть немного поспать, и я отправился в палатку. Уже посреди ночи я проснулся оттого, что поперек моих ног улегся ничуть не полегчавший от двухдневной диеты пес…
Планетарий: Орбитальные пилигримы
Слово «спутник» в значении летательного аппарата появилось в нашем языке благодаря Федору Михайловичу Достоевскому, который рассуждал о том, «что станет в пространстве с топором?.. Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника…». Что подвигло писателя на подобные рассуждения, сегодня сказать затруднительно, но спустя столетие – в начале октября 1957 года – вокруг нашей планеты принялся летать совсем даже не топор, а сложнейший по тем временам аппарат, ставший первым искусственным спутником, посланным в космос с совершенно определенными целями. А за ним последовали и другие…
Сегодня к спутникам – нарушителям спокойной картины ночного неба – все давно привыкли.
