Ощущаете ли голод? Тревогу? Усталость?
Не дожидаясь ответа, он принялся расхаживать по поляне, срывая то здесь, , то там лист или цветок. Габорн дивился тому, как ухитрялся травник находить нужные травы в такой темноте: не иначе, как он просто помнил, где что растет. Биннесман растер ступни лимонным тимьяном, а потом чем-то более острым и пряным, Затем он сорвал три цветка бурачника, голубые лепестки которых мягко светились во тьме, растер их так, что к лепесткам прилипли черные тычинки, и велел Габорну все это съесть. Разжевав медвяные цветы, принц ощутил полное спокойствие, поразительное в столь непростых обстоятельствах. Все страхи ушли.
Заодно травник скормил несколько цветков бурачника служанке, дав ей заодно и розмарина, чтобы помочь преодолеть усталость. Потом Биннесман подошел к травянистому склону, наклонился и отломил веточку какого-то куста. На месте отлома выступил маслянистый, ароматный сок. Травник провел линию над бровями Габорна и две других — на щеках под глазами.
— Это очанка, — прошептал он.
Неожиданно ночные тени перестали казаться такими уж глубокими. Принц изумился: обладая дарами зрения, он неплохо видел в темноте, но такого не мог себе даже представить. Создавалось впечатление, будто Биннесман в один миг добавил ему полдюжины даров. Ощущение было своеобразным: принцу вовсе не казалось, что вокруг стало светлее, но если еще недавно он мог различить очертания отдаленных растений лишь напряженно всматриваясь в темноту, сейчас это удавалось ему без малейших усилий.
Устремив взгляд в гущу деревьев, он увидел там темную массу — скрывавшегося за ветвями человека. Рослого, могучего человека в полном вооружении, который мог остаться незамеченным, когда бы не действие очанки.
— Интересно, что это за малый, — подумал Габорн, но тут же почувствовал, что, кажется, знает ответ.
Закончив пользовать травами служанку, Биннесман сунул ей какой-то стебель и тихонько сказал:
— Держи его в кармане. Возможно, еще до рассвета тебе придется разломать его и воспользоваться свежим соком.
Теперь принц понимал, что травник неспроста спрашивал его и девушку об их самочувствии. Скорее всего, волшебник никогда не трепал языком попусту. Он готовил обоих к ночному побегу. Притирания должны были изменить запах беглецов и сбить со следу погоню. Другие травы укрепляли тело и дух.
— Как теперь, усталость прошла? — спросил Биннесман служанку. — Не вызвал ли бурачник сердцебиение? Я б тебе и веслянки дал, да не хочу, чтобы ты перевозбудилась.
Быстро повернувшись к Габорну, он добавил:
— А вы держите в кармане маковое семя. Если вас ранят, пожуйте его, и боль отступит.
Затем волшебник отвел обоих к прогалине, над которой смыкались кривые ветви трех замшелых, похожих на многоруких чудовищ, деревьев. Неожиданно Габорн ощутил гнетущую тяжесть. Он чувствовал: кто-то или что-то присматривается к нему, оценивает его. А еще он чувствовал землю, причем не только под ногами, но и в нависших над ним деревьях.
Биннесман остановился у невысоких кустов, росших на холмике близко к центру прогалины.
— А вот и рута, — промолвил он. — Собранная на рассвете, она обладает многими полезными свойствами — и на приправы годится, и на целебные снадобья. Но к вечеру, особенно после жаркого дня, она становится ядовитой. Лорд Габорн, ежели преследователи подойдут к вам с подветренной стороны, бросьте им пригоршню в глаза. А еще лучше — в огонь. Дым от такого костра кого угодно отгонит.
Принц не решался прикоснуться к опасному растению, от едкого запаха которого у него даже сейчас слезились глаза. Но Биннесман склонился над невысоким кустом с увядшими цветами, и спокойно нарвал листьев.
— Не бойтесь, вам это не повредит, — буркнул травник, оглянувшись на Габорна.
Однако принц предпочитал держаться подальше. Так же, как и служанка. Она хоть ничего и не чувствовала, но вела себя осторожно.
Наклонившись к ногам принца, Биннесман поднял пригоршню жирной, глинистой почвы и вложил Габорну в ладонь.
— Вот. Я хочу, чтобы вы приняли на себя обязательство, — промолвил он таким тоном, что Габорн мгновенно понял — от его ответа зависит многое. Волшебник говорил торжественно и серьезно, чуть ли не нараспев.
Все это зачаровывало и, в то же время, пугало. Как только Габорн принял влажную горсть, земля под его ногами слегка дрогнула. Почва в ладони казалась невероятно тяжелой, словно на ладони лежала каменная глыба.
Волшебник прав, — подумал принц. — Это не обычная почва.
— Повторяйте за мной, — велел Биннесман . — Я, Габорн Вал Ордин, клянусь что вовеки не причиню вреда земле, а когда грядут времена мрака, посвящу себя спасению человеческого рода.
Биннесман вперил взгляд в глаза Габорна и, затаив дыхание, ждал ответа.
Державший пригоршню почвы принц ощутил внутреннюю дрожь и… чье-то присутствие в своем сознании. Могучее присутствие. Чувство было сродни тому, что испытал он в Баннисфере, когда, повинуясь неясному побуждению, предложил Боринсону жениться на прекрасной Мирриме.
Но сейчас все воспринималось куда острее: словно тяжкое движение скал и дыхание деревьев. Необычная сила пульсировала, вздымаясь под его босыми ногами, — сила самой земли.
Теперь Габорн понимал, что попал сюда не случайно. Отец послал его в Гередон, чтобы он полюбил эту землю. Землю! Неужто король произнес эти слова, повинуясь магическому внушению?
Та же сила коснулась принца и в Баннисферской гостинице, когда он отведал Дурманного вина. Лучшего вина, какое ему доводилось пробовать в жизни. Вина, из бутыли с литерой Б на восковой печати. Вина — сейчас это было ясно и без вопросов, — посланного Биннесманом. Как же еще могло оно оказаться столь чарующее воздействие? Все вело его в этот сад — и вот он здесь.
Но Габорн побаивался принести обет служения земле. Чего она потребует? Возможно, чтобы он стал Хранителем Земли, как Биннесман . Но принц уже связал себя иным обетом, обетом, который считал священным. А, как справедливо говорила Миррима, он не из тех, кто легко раздает обещания.
Вместе с тем он страшился и отказаться, ибо знал, что уже сейчас люди Радж Ахтена выискивают его след. Габорн нуждался в помощи Биннесмана.
— Клянусь! — произнес принц. Биннесман хмыкнул.
— Не так, глупец. Клясться нужно не мне, а земле. Тому, что в ладони и тому, что под ногами. И клятву следует произнести полностью.
Габорн нерешительно открыл рот. Он чувствовал на себе неотступное внимание травника и понимал, что требуемый обет более значим, чем можно себе представить. Сможет ли он сдержать обе клятвы: и данную земле, и ту, что уже связала его с Иом.
— Я… — начал было говорить Габорн, но земля под его ногами затрепетала. Только под ногами — вокруг него, в лесах, в полях и в саду почва оставалась спокойной. Но высившиеся вокруг деревья, казалось, сделались выше, гуще и сомкнулись над ним, образовав темную пещеру. На миг Габорну почудилось, что он оказался под землей.
В наступившей гробовой тишине стороннее присутствие стало еще более ощутимым. Могучая воля устремлялась к нему.
Биннесман отпрянул от куста руты, изумленно озираясь по сторонам. Почва у его ног вспучилась, трава расступилась, словно нечто вспороло самую ткань земли.
И тут из теней выступила черная фигура. Та самая, которую Габорн увидел, когда на него подействовала очанка. Но лишь сейчас он понял, что перед ним не смертный. Не человек.
То существо, слепленное из мельчайших комочков плодородной земли. Существо, принявшее обличье человека, причем человека, которого Габорн не мог не узнать. Из лесного мрака выступил закованный в латы воин с надменным лицом. Над его высоким шлемом распростерлись черные, как оникс, совиные крылья. Радж Ахтен. Точнее, некое подобие Радж Ахтена.
