мага своей кровью. Если демон — Хранитель Браслета признает ее и по ней удостоверится, что ты — действительно потомок Геррига, то он не только отдаст тебе волшебную вещь, но и объяснит, как ею пользоваться.
— Благодарю тебя, старец, — Крокки склонил голову. — Теперь я знаю, что мне надлежит делать.
— Прощай, Крокки, и да хранят тебя души твоих предков…
Глава VIII. Бой вслепую
Ползком, пятясь, Крокки выбрался из обители Шауша. За ним вышли Шеллеа и сопровождавшие его дворяне Рода Червей. Шеллеа хмурился и сокрушенно покачивал головой.
— Я могу проводить тебя до галереи, которая ведет в Зал Танцующих Изваяний, — сказал он, — подальше тебе придется идти одному.
— Я готов, — отозвался Крокки.
Шеллеа сделал знак приближенным и они построились в колонну. Шествие снова тронулось в путь по темным туннелям, но теперь, как заметил Крокки, они все время спускались вниз. И еще он обратил внимание на то, что колонна маленьких человечков постепенно таяла; к концу пути с владыкой и Крокки осталось не более двух десятков самых смелых представителей земляного народца, да и те дрожали от страха.
Крокки тоже испытывал его, и это была не вспышка, не внезапная оторопь, а ровное, постепенно усиливающееся чувство. Не раз ему приходилось подавлять в себе сильное желание повернуться и броситься назад — вверх по этим бесконечным туннелям и лестницам, к свету, к людям… Плечи его сводила дрожь, ноги двигались как деревянные. Вскоре уже трясся сам Шеллеа, а его приближение, сбившиеся в тесную толпу, даже завывали от ужаса. Безумием и смертью веяло из туннелей, в которые они спускались — с каждой минутой все медленнее, словно им приходилось проталкиваться сквозь невидимую вату. Но это не воздух сгущался, а первобытный, дикий страх, разлитый в атмосфере подземелий.
Крокки дышал тяжело и громко, как рыба, выброшенная из воды. Глаза застилал туман. Он шел пошатываясь, и когда человечки внезапно остановились, он едва не наскочил на них. Видимо, дальше идти они были просто не в состоянии.
— Отсюда, Крокки, тебе придется идти одному, — дрожащим голосом произнес Шеллеа. — Коридор будет дважды раздваиваться. Сначала ты выберешь правое ответвление, затем левое. Ты дойдешь до лестницы и, спустившись по ней, окажешься в просторной сводчатой галерее. Там ты наденешь на глаза повязку…
— Но здесь и без того царит кромешный мрак…
— Ты слишком хорошо видишь в нем, и это может тебя погубить. Вспомни способность гломов парализовывать тех, кто на них посмотрит?
— Хорошо, владыка, — согласился Крокки. — В галерее я надену повязку.
— Тебе придется положиться на свои органы слуха и обоняния, — продолжал Червь. — Они у тебя развиты неплохо, может быть даже лучше, чем у глома… Ты узнаешь о его приближении по мерзкому запаху, который исходит от него. Помнишь, что сказал Шауш? — 'Того, кто его не видит, глом тоже не замечает*… В повязке ты станешь невидимым для него. Но он может догадаться о твоем присутствии по звуку твоих шагов… Ты должен быть предельно осторожен. Попытайся распороть его живот и выпустить наружу кишки: поверье утверждает, что для глома такая рана смертельна. Опасайся попасть к нему в объятия… И возьми еще на всякий случай этот нож…
Тут Крокки заметил, что два рослых Червя несли отточенный кинжал с витой рукояткой. Он тотчас схватил его. Это был добрый нож, настоящее боевое оружие с широким лезвием длиной в тридцать сантиметров, заканчивающееся тонким, как бритва, острием. Крокки улыбнулся. Он почувствовал себя увереннее, когда его рука ощутила тяжесть оружия. Меч он держал в правой руке, а нож — в левой; мощные мускулы его напряглись, готовые нанести удэры сразу с обеих рук.
Однако держать одновременно меч и нож было несподручно, а на голом теле Крокки, кроме рубинового ожерелья, не было даже пояса, за который он мог бы заткнуть подарок Шеллеа. Видимо, понимая это, владыка Червей приказал подать ему кожаный ремень с ножнами для кинжала и повязку, которую Крокки должен будет надеть перед встречей с гломом.
— Благодарю тебя, владыка, — поклонившись, молвил молодой король. — Ты сполна и многократно отплатил за мою ничтожную услугу. Если мне удастся вернуть трон, я не забуду о тебе.
И, простившись с Шеллеа, он углубился в туннель. Пройдя два поворота и спустившись по лестнице, которая оказалась нистолько длинной, что сверху не видно было ее конца, он очутился в просторной и прямой галерее со стенами и полированного черного гранита. Потолок был высокий, полукруглый и выложен из какого-то более светлого омня. Галерея уводила в даль, которая терялась в туманной мгле.
Ноздри Крови уловили едва ощутимое зловоние, показавшееся ему знакомым. Он остановился, надел на лицо повязку, завязал сзади тугой узел и некоторое время стоял, прислушиваясь. Затем, держась рукой за стену, бесшумно двинулся вперед.
Чем дальше шел, тем настойчивее леденящий, сковывающий страх стучался в душу. Грудь и лоб Крокки покрылись бисиринами пота. Он ловил каждое движение вокруг себя, но ни единого звука не доносилось. Лишь удары учащенно бьющегося сердца отдавались в ушах, заполняя собой, казалось, все его сознание. Несколько раз он останавливался, чтобы отдышаться, унять эти оглушительные удары. С каждой минутой все больше сил уходило на борьбу с леденящим воздействием ужаса, который порывами накатывал на грудь и лицо. Не раз Крокки ловил себя на мысли сорвать повязку и броситься очертя голову назад, к лестнице. Но он упрямо встряхивал головой и сильнее сжимал рукоять меча. Только сконцентрировав волю и заставив себя отрешиться от мысли о смерти, он мог продвигаться вперед. Он чувствовал, что если он отдастся волнам страха, то неописуемый, сверхчеловеческий ужас убьет его.
Мерзкое зловоние усиливалось. Неожиданно впереди послышался едва уловимый шорох — как будто что-то тяжелое, грузное перевалилось с одного бока на другой… Крокки продолжал идти, все время плечом чувствуя стену. Меч дрожал в его напрягшейся руке.
Сопение глома становилось все отчетливее. Тварь пока не замечала Крокки. Зато все первобытные, животные инстинкты пробудились в душе молодого короля и заклинали его бежать от надвигающейся опасности, ужас сжимал его горло ледяными пальцами, мутилось в голове. Глом зевнул с ужасающим ревом, потом поднялся и, встряхиваясь, завертел головой.
Холод смерти объял граэррца. Он вдруг ясно осознал, что в нескольких десятках метрах от него находится зло, настолько ужасное, что человеческий разум не в состоянии осмыслить его. Это зло вышло из самых глубин ада, и его зловонное дыхание было ни чем иным, как смердящим запахом преисподней.
В высоту бесформенное создание более чем в полтора раза превосходило человека, а габаритами напомииаяо слона. Его большая голова с жутким человекоподобным лицом нависала над выпуклым, волочащимся по полу животом; длинный уродливый нос торчал крючком; глаза казались стеклянными и невидящими, как у покойника; из полуоткрытого рта, усеянного ужасающей величины зубами, стекала желтоватая, липкая и зловонная слюна, которая сочилась на живот и отвратительным следом тянулась за гломом по полу. Все еще не видя Крокки, но очевидно, каким-то телепатическим чутьем уловив его присутствие, чудовище беспокойно двинулось по галерее, то идя по направлению к человеку, то возвращаясь назад.
Крокки, пробираясь вдоль стены, понемногу поднимал меч, держа его острием вперед; при этом он поводил им из стороны в сторону, как бы желая удостовериться, что пространство перед ним свободно. Неожиданно меч задел стену, издав звенящий звук, который наполнил своды галереи пронзительным эхом. Почти тотчас в ответ взревел глом. Он повернулся и, грузно шлепая нижними конечностями, направился прямо на короля.
Крокки понял, что тварь почувствовала его присутствие. Не видя его, она тем не менее знала, где он находится. Он слышал шлепки ее тяжелых ног, приближающееся сопение, а мерзкое зловоние обдавало
