Пола ВОЛСКИ
БЕЛЫЙ ТРИБУНАЛ
1
В старом здании, несомненно, обитали призраки. Оскорбленный дух убитого хозяина все еще охранял свои владения. Юрун Бледный, колдун и еретик, безусловно, заслуживал гибели, постигшей его от рук разъяренной толпы. По справедливости, удар топора, отделивший голову от тела, должен был отправить его грязную душу прямиком в ад. Но справедливость, по обыкновению, проявила свой капризный нрав, и дух Юруна остался сторожить дом со всеми его тайнами от непочтительных потомков. Так, во всяком случае, говорилось в предании.
А может, это просто сказки? Тредэйн ЛиМарчборг твердо решил выяснить правду.
На этот раз он не струсит и не сбежит. Хватит. Сколько раз за последние годы он подбирался к заброшенному дому и отступал, напуганный дрожащими тенями и шорохами… или просто тишиной и пустотой? Сколько раз он позорно поворачивал назад с комком в горле и бешено колотящимся сердцем? Но на этот раз он не сбежит. Ему уже тринадцать, он давно перерос детские страхи. Сегодня он проберется внутрь.
Он лежал, затаившись в зарослях высокой сухой травы на гребне холма, нависающего над домом. Прятаться, в сущности, было не от кого — здесь всегда было пустынно. Разумные люди старались держаться подальше от жилища Юруна как при жизни колдуна, так и после его смерти. Однако Тредэйн кожей чувствовал на себе взгляд невидимых глаз, и все в нем кричало об опасности. Руки покрылись гусиной кожей, тонкая мальчишеская фигурка напряженно застыла. Тредэйн невольно оглянулся через плечо.
Ясное дело — никого. Прижавшись к земле, мальчик затаил дыхание и прислушался. Ни голосов, ни звука шагов. Ничего, кроме шороха ветра в жухлой траве. Ничто не говорит об опасности. Откуда же тогда эта дрожь во всем теле?
Тредэйн перевел дыхание и поднял голову, глядя поверх мертвой осоки. Внизу виднелась громада старинного особняка, знакомого, и в то же время невыразимо чуждого, таинственного и зловещего даже под ярким осенним солнцем. Покрытые копотью ветхие стены пока еще целы; скрипящие ставни по- прежнему закрывают оконные проемы. Здание устояло перед натиском времени. Четыре причудливые витые башенки по углам дома будто бы отражают извращенную натуру хозяина-архитектора. Вокруг особняка раскинулся старинный сад, ветви столетних деревьев, темные и изогнутые, как прутья кованой решетки, аркой сходятся над нелепыми башенками. Ветви голы, если не считать нескольких жалких листков, обрывками желтой бумаги дрожащих на ветру, но на берлоге мертвого колдуна лежит тень. Свету здесь не место.
За домом, за железными деревьями, ртутью поблескивают воды озера Забвения — безымянной могилы, принявшей тела бесчисленных жертв Колдовских Войн прошлого столетия. Посередине озера вздымается над водой огромная скала. Древний замок на вершине скрывается в тумане, и хорошо, что так. Крепость Нул, тюрьма, из которой, как из ада, нет дороги назад. Лучше не видеть ее, лучше не думать о ней. И хорошо бы забыть также о мириадах беспокойных теней погибших, которые, по слухам, скользят над гладью озера и бродят по его берегам. Эти призраки ждут, затаив холодные мечты о мести, и касаются ледяными пальцами сердец дерзких, осмелившихся вторгнуться в их владения…
Тредэйна передернуло. Его рука сама потянулась к висевшему на шее медальону — серебряному диску с чеканным изображением Защитника — бессмертного Автонна.
Но сейчас талисман показался Тредэйну бессильным, и его холодная тяжесть не прибавляла мальчику храбрости. Он выпустил медальон из пальцев, и его взгляд вновь обратился к особняку Юруна.
Закрытые ставни — невидящие глаза на лице дома. Лицо самого мальчика было куда выразительнее — живое лицо искателя приключений с немного резкими чертами и острым взглядом ярких голубых глаз из-под густых ресниц. Таким ресницам позавидовала бы любая девочка. Лицо, еще по-детски неопределившееся, спасали от девичьей миловидности только прямые черные брови, выдающиеся скулы да копна непослушных волос цвета воронова крыла.
Прижимаясь к земле, мальчишка прополз немного вниз по склону и остановился. Глупо так осторожничать. Если призраки или кто другой в самом деле стерегут дом, от них все равно не скроешься. С тем же успехом можно подняться на ноги и, не таясь, шагать вперед. Встав, он на миг застыл в ужасе, словно ожидая удара молнии. Но ничего не случилось. Тусклый свет солнца, шепот ветерка… ничего.
Мальчик двинулся вперед. С каждым шагом ужас в нем нарастал, но он не останавливался. За его спиной оставался пустынный, поросший травой склон. Конечно же, ему просто чудится, никто враждебный не наблюдает за ним, никто не следует по пятам за искателем приключений.
Он спустился к подножию холма, где росли железные деревья, прошел по шуршащему морю палой листвы, и перед ним вырос дом Юруна. Он видел его не раз, но никогда не подбирался так близко, и никогда еще от дома не веяло такой угрозой. Загребая ногами листья, Тредэйн подошел к подножию черной базальтовой лестницы. Юрун презирал столь обыденные материалы, как мрамор и известняк. Быстрый взгляд по сторонам — ни признака жизни — и вверх по ступеням к огромным дверям, разбитым в щепки бушевавшей здесь толпой. Остатки дубовых створок висели на покореженных петлях. Вход был открыт и казался неохраняемым, но ощущение бдительного взгляда из пустоты заставило мальчика в нерешительности застыть на пороге. Лишь на мгновение. Он не собирался отказываться от задуманного из-за разгулявшегося воображения. Глубоко вздохнув, Тредэйн шагнул в темноту.
Тусклого света, проникавшего сквозь щели ставен, было достаточно, чтобы заметить царящее повсюду запустение. Более того, было совершенно ясно, что в доме сломано и сожжено все, что можно было сломать и сжечь. Имущество Юруна — простая тяжелая мебель, скупые украшения, канделябры и светильники — были разбиты или исковерканы огнем. Ковры сорваны со стен, свалены в кучу и подожжены. Они горели неохотно: гора обуглившегося тряпья так и осталась лежать под закопченным потолком. На каменных плитах пола валялись осколки изящных подсвечников. Кое-где в чашах еще оставались оплывшие свечные огарки. По-видимому, дом не был разграблен. Все ровным слоем покрывала пыль. Никто не потревожил ее за прошедшее столетие. Бунтовщики в безрассудном отчаянии набрались отваги восстать на Юруна Бледного, страшнейшего из черных колдунов, и уничтожили его, но не посмели мародерствовать в его доме.
Тредэйн беззвучно прокрался через разгромленную прихожую, не обнаружив ничего стоящего: ни удивительного, ни угрожающего. Оказавшись в лишенном окон коридоре, темным тоннелем уходившем в сердце дома, мальчик остановился, чтобы достать из кармана свечу и огниво. Он зажег свечу, и желтые отблески задрожали на почерневшем камне, осветив пыль, паутину и красные глазки затаившихся крыс. Порыв сквозняка пролетел по коридору. Огонек вздрогнул, свет мигнул, вдалеке прозвучали тихие шаги. Взгляд Тредэйна метнулся по сторонам. Дом пуст и обитаем, спит и бодрствует. Кто знает, что ждет искателя приключений. Он непременно должен был узнать что. Пока нет ничего интересного, но тайны Юруна ожидают разоблачения.
Он тихо прошел по коридору и оказался в камере, свет в которую проникал из единственного отверстия в потолке четырьмя этажами выше. Здесь, по преданию, Юрун встретил свою смерть. Здесь отцы бесчисленных убитых и искалеченных детей изрубили на куски своего страшного господина.
Может, на полу остались пятна крови колдуна. Не заметно. Ноздреватый камень пола казался чистым. Мальчик не стал надолго оставаться в этом, несомненно, знаковом месте, потому что за обрывками ковровой занавеси, которая при жизни Юруна, должно быть, полностью закрывала стену, теперь виднелись очертания двери. Подбежав к ней, Тредэйн откинул в сторону полуистлевшую ткань и открыл дверь, за которой уходила в темноту винтовая лестница.
Он поставил ногу на первую ступень. Дом, казалось, заглядывает ему через плечо и беззвучно дышит в ухо.
Беззвучно?
