— Я не осужден ни за какое преступление. Суда не было.
— В самом деле? — офицер поднял бровь. — Жалоба принята к сведению.
— Я хочу говорить с… с… — Тредэйн не мог вспомнить нужный термин. — С тем, кто здесь главный.
— С комендантом?
— Да.
— Просьба принята к сведению.
— Когда я смогу увидеть его?
— Вас уведомят.
— Сегодня?
— Маловероятно.
— Завтра?
— Невозможно.
— Долго придется ждать?
— Что такое «долго» по сравнению с вечностью!
— Тогда я хочу отправить письмо.
— Ваше право.
— Мне понадобятся перо, чернило и бумага.
— Разумеется.
— Ну так, можно мне?..
Тредэйн взглянул на стол, заваленный папками, документами и письменными принадлежностями.
— Просьба принята к сведению.
— Но вы можете хотя бы сказать…
— Вас уведомят.
— Но…
— Хватит. — Офицеру, как видно, наскучила забава, и он снова погрузился в уныние. Черкнув короткую запись в лежащей перед ним открытой книге, он коротко взглянул на пленника и уныло поинтересовался:
— Сколько лет?
— Тринадцать. Я…
— Тринадцать. Прекрасно. Это и будет твой номер. Как удачно, что номер тринадцать как раз свободен. Я люблю совпадения. Ты теперь Тринадцатый.
— Не понимаю, о чем вы говорите. Я — Тредэйн ЛиМарчборг, сын благородного ландграфа Равнара ЛиМарчборга. Я…
— Ты еще научишься мириться с тем, чего нельзя изменить, тринадцатый. Самые разумные из наших постояльцев именно так и делают. Я буду рассматривать такой подход как признак зрелости.
— Послушайте, это не шутка и не игра. Это… — Тредэйн вспомнил слова отца. — Насилие над справедливостью.
— Справедливость — весьма расплывчатое понятие, Тринадцатый. Ты еще поймешь это, если проживешь достаточно долго. — Откинувшись на спинку стула, офицер небрежно приказал: — Этого к полам.
— К полам? — Для Тредэйна это слово ничего не значило, но конвоирам все было ясно. Его вывели из комнаты и провели по гранитному лабиринту в дальнюю галерею. Там мальчика освободили от наручников и передали низкорослому надзирателю с лицом хорька, который провел Треда в пустую камеру, втолкнул внутрь, запер дверь и удалился.
Тредэйн осмотрелся, не испытывая при этом особого любопытства. Помещение, хоть и тесное, было вдвое больше его камеры в Сердце Света. Здесь имелись: соломенный тюфяк, ведро, криво сколоченный маленький стол, трехногая табуретка, кувшин для воды и чашка. В крошечное незарешеченное окно был виден унылый, пустой в это время дня двор. Ни очага, ни жаровни. Ни лампы, ни свечи. Вместо двери — стальная решетка, сквозь которую из коридора можно в любое время наблюдать за происходящим в камере. Здесь на него могут смотреть, когда он ест, спит, облегчается… днем и ночью никуда не деться от посторонних взглядов.
Должен быть выход.
Из крепости Нул не бывает побегов.
Значит, это будет первый.
Надо было сосредоточиться на этой мысли и, по возможности, отогнать все остальные.
В Сердце Света заключенные проводили дни в одиночестве в крошечных камерах. В крепости Нул были другие порядки.
Через пару часов в коридоре появился похожий на хорька надзиратель, отпер дверь и объявил:
— До конца второй смены еще три часа. Нечего даром терять время. Поднимайся, Тринадцатый.
Тредэйн, растянувшись на тюфяке, молча смотрел в потолок.
— Подъем. За работу, парень. Сегодня моя команда перевыполнит норму.
Тредэйн внимательно изучал беленый камень.
— Я сказал, моя команда перевыполнит норму. В этом месяце я заработаю рекомендации и свидетельство, точно говорю. Ты хоть представляешь, что это значит?
Тредэйн не имел ни малейшего представления ни о каких свидетельствах. Он молчал.
— Это значит — признание, мой мальчик. Это значит — продвижение по службе, это значит — я еще на шаг продвинусь к своей цели. К какой цели, спросишь ты меня?
Тред не знал, но и спрашивать не собирался.
— Начальник блока, — поведал ему Хорек. — Я к этому готов, я это заслужил, и теперь мой черед. Начальство меня заметило, назначение, можно сказать, уже у меня в кармане, если только все пройдет как надо. Все должно быть безупречно, понял?
Тредэйн начинал понимать.
— Я рассчитываю, что мои полы приложат все возможные усилия.
— Не забывай, есть и другие блоки. Тебе повезло попасть сюда, но это легко изменить.
— Учти, ты идешь на Костяной Двор!
— Ну, поднимайся!
Тредэйн не шевельнулся, и раздосадованный надзиратель шагнул к нему, чтобы силой стащить с тюфяка.
Тред позволил выволочь себя из камеры, протащить по пустому коридору и вытолкнуть на окруженный стенами двор, где под надзором стражников трудились заключенные. Вооруженная до зубов охрана казалась нелепой и ненужной на фоне унылой покорности узников, но Трейн не обратил на это внимания. Пораженный взгляд мальчика был прикован к стоявшему посреди двора большому железному котлу. На мгновение время обратилось вспять, и он снова смотрел с высоты на площадь Сияния, где пылал
