Белый трибунал

Голос смолк, но образы ожили, и Тред увидел природу силы, которую люди называли волшебством, убедился в ее могуществе и впервые начал понимать, каким образом частицы энергии, привлеченной из других измерений, могут преобразовывать этот мир, производя тончайшие изменения, направляя мысли и желания людей. Настоящий колдун мог управлять своими ближними, как кукольник — марионетками, если только ему не мешала докучливая совесть.

Но сила колдуна была далеко не бесконечна. И она иссякала тем быстрее, чем активнее он ее тратил. Каждое чудо покупалось за свою цену, пока наконец сила не кончалась. А это происходило неизбежно, если только колдун не отказывался прибегать к ней, потому что единственным чудом, которое было совершенно невозможно, являлось обновление запаса колдовского могущества.

А когда сила иссякнет? Когда расточительство приведет к растрате волшебного богатства?

Тогда ты — мой.

Голос, гулкий, как старый колокол, прозвучал в голове Треда, пробравшись в самые заповедные уголки сознания, и тот содрогнулся, но сумел задать вертящийся на языке вопрос:

— А если я так и не использую всю силу?

Срок существования живущих в этом мире краток. Когда он истечет, ты — мой.

— И что тогда?

Нет ответа.

— Что тогда? — повторил Тред. — Что ждет тех, кто отдал себя Тебе?

Ему показалось, что Ксилиил каким-то образом не пустил этот вопрос в область своего сознания.

— Ты что, питаешься жизненной силой людей? Молчание.

— Говорят, ты живешь, поглощая наши жизни. Ксилиил безмолвствовал.

— Все знают, что ты — величайший враг рода человеческого, — настаивал на своем Тред. — Считается, что ты стремишься погубить всех нас. Чем мы навлекли на себя твою ненависть?

На этот вопрос он, к своему удивлению, получил ответ. Ответ, выраженный не в словах, не в образах, а в едва уловимом настроении, в котором не улавливалось ни ненависти, ни даже неприязни. Очевидно, Злотворный Ксилиил был почти равнодушен к человечеству. Если смертные и вызывали у него какие-то чувства, то ближе всего они были к жалости, какую питают к убогим калекам. Однако в его отношениях с людьми чувствовалась определенная цель.

— Не понимаю. Какая цель? — спросил Тред, но этот вопрос опять остался незамеченным.

Прошла минута, после чего в его голове снова возникли слова:

Предложи мне себя, по собственной воле, без принуждения.

Тред замешкался. Он считал, что вполне готов встретиться со Злотворным, думал, что отчаяние броней защитит его от страха и упреков совести. А сейчас его одолевали именно эти чувства. Играть с волшебным колечком было здорово, хотя и незаконно, однако сделка, предложенная Ксилиилом, была совсем другого порядка. Нельзя в одночасье забыть все, чему учили с младенчества. Не удается избавиться от сомнений, дурных предчувствий, заглушить голос совести. Оказывается, у него еще осталась совесть!

…находятся среди нас неблагодарные… злобные и не желающие видеть истинный Свет… За мимолетное и иллюзорное могущество, которое люди называют колдовством, они продают жизненную силу… Они презрели долг рода человеческого, они отсекли себя от нас, от нашего мира и от всего сущего… мы также отрекаемся от связи с ними. Мы отвергаем их, изгоняем из рода людей…

Странно, что его совесть говорит голосом верховного судьи Гнаса ЛиГарвола.

Совесть или попросту суеверный страх? Какой уж там «суеверный»! Вот он, Злотворный Ксилиил, прямо перед ним.

Голос Злотворного прервал его внутреннюю борьбу.

Я дам тебе силу восстановить справедливость.

— Разве ты можешь изменить прошлое? Можешь вернуть мне потерянные годы?

Прошлое не существует в реальности, и потому его нельзя изменить. Я дам тебе силу изменить свои воспоминания.

— Это под силу любому сумасшедшему, мечтателю или пьянице, и помощь им не требуется. Можешь ты вернуть к жизни отца и братьев?

В том смысле, как ты о них думаешь, твой отец и братья более не существуют, и вернуть их невозможно. Я дам тебе силу создать их совершенные копии.

— Мне не нужны заводные куклы!

Я дам тебе силу наказать виновных, врагов твоей семьи.

— Виновных? Врагов? Не понимаю.

Загляни в прошлое.

Тред машинально открыл глаза. На сей раз видение возникло не в голове, а соткалось перед ним из воздуха. Две маленькие фигурки, точь-в-точь как живые — заводные куклы? — ясно видимые на темном фоне, наводящем на мысль о затененной, скудно обставленной комнате. По длинному носу и узкому подбородку Тред мгновенно узнал крошечного двойника верховного судьи Гнаса ЛиГарвола. Перед судьей стояла женщина. Угловатая худощавая фигура, лицо с тонкими поджатыми губами, веснушки на высоких скулах. Мачеха, несносная леди Эстина. Он не вспоминал о ней все эти годы.

Двойники беседовали, и голоса их, преодолевавшие пространство и время, звучали негромко, со странным звоном, но каждое слово доносилось до Тредэйна как нельзя ясно.

Он явно слышал разговор с середины:

— Будьте благоразумны, миледи… ваш муж, несомненно, виновен во всех приписываемых ему преступлениях, — с беспощадной настойчивостью утверждал ЛиГарвол.

Тред застыл. Прошедшие годы растаяли без следа. Он снова был в Сердце Света, и слышал тот же голос, те же слова…

— Муж мой виновен во многом, верховный судья… во многом, — отвечала Эстина, — но этой вины я за ним не признаю.

— В глубине души вы знаете, что все здесь изложенное — правда. Ну же, поразмыслите. Вы все утро перечисляли едва ли не бесконечные прегрешения благородного ландграфа…

— О, я и десятой доли не упомянула! Вы не представляете, как он жесток ко мне, сколько ран он мне нанес! Этого никто не знает, он слишком хитер, он умудряется сохранять внешние приличия. В глазах всего мира он так благороден, так чист и великодушен, он безупречен! В глазах всего мира Равнар ЛиМарчборг кажется безупречным! Он притворщик, лжец, он кого угодно заставит ему поверить! Но позвольте мне рассказать вам, как этот благородный ЛиМарчборг…

— Вы уже рассказывали, миледи, и довольно долго. Теперь давайте выделим главное, то, что, в